Вивьен проводила утро в покоях королевы, где обычно располагалась свита, если королева не приказывала никуда идти. За окном, в обрамлении резного проёма, стояла кастильская зима, больше похожаяя на позднюю осень, бесснежная, облачная, приглушённо-осенних тонов. Воздух был прохладен, но солнце щедро заливало комнату, отчего всё внутри сияло, ещё более усиливая великолепие убранства.
В амбразуре окна говорили приглушёнными голосами женщина, чьё недовольное лицо казалось высеченным из жёлтого мрамора, и мужчина, с пустыми, но амбициозными глазами. Их позы — резкий жест мужчины и сжатые в комок пальцы женщины — выдавали напряжённый, важный разговор. Вивьен, время от времени наблюдая за ними, мысленно примеряла на себя их роли, пытаясь угадать, что могло так взволновать эту пару.
Внезапно её отвлёк лёгкий шорох— это одна из дворцовых служанок неслышной походкой приблизилась и что-то шепнула, указывая взглядом на дверь. Вивьен, сохраняя бесстрастное выражение лица, вышла в другой зал.
Перед ней стоял слуга в ливрее канцлера, лицо было бесстрастно. Он поклонился, отвечая на её удивлённый взгляд. «Донна Костиньи, — произнёс он чётко. — Его светлость канцлер Клермон ожидает вас в своём кабинете».
Меня?..
Сердце так и ухнуло в груди.
Если посланный хотел припугнуть, ему это удалось: на минуту Вивьен испугалась. Голова тут же начала работать. Дон Антуан - один из самых влиятельных людей в королевстве, сумел сохранить свой пост после смерти короля Фердинанда. О нём разное говорили, но слухи следует делить минимум надвое.

Испуг скоро сменился трезвой оценкой: один её дядя - граф Лагард, другой, двоюродный дядя, - герцог Медина. Ясно же, что если её хочет видеть дон Клермон, то как члена знатной семьи, связанного родственными узами с хорошо известными ему персонами. Она сдержала рвавшийся с губ вопрос - зачем, - потому что очевидно, что слуга не станет давать никакой подсказки или предупреждать о том, что ждёт её; он и сам, вероятно, не в курсе.
- Хорошо, я иду с вами. Один момент.
Вивьен обернулась к служанке, ждавшей в отдалении, и велела ей сообщить старшей придворной даме, что за ней прислали от дона канцлера - на тот случай, если Её Величество спросит или потребует к себе, надо, чтобы знали, где она находится. Будь у неё время... но его нет, нельзя заставлять себя ждать, вызывая тем недовольство, оно не поможет в предстоящей беседе. Итак, девушка, кивнув посланнику, показала, что готова следовать за ним.

Она шла легко, спокойными шагами, придерживая одной рукой подол длинного платья спереди, и по пути размышляла, как себя вести. Необходимо понять причину и действовать, исходя из неё. В её мире обычные люди сосуществовали с магами, а потому, обучаясь истории, она знала, что существуют разные виды магии, что маги вступают в союзы с людьми; и теперь не могла не думать: есть ли у дона де Клермона свои маги? Следовало быть осторожной вдвойне. Она напоминала себе, что должна сделать всё, дабы не подвести свою семью. Ей так часто это внушали, но лишь теперь, оказавшись при королевском дворе, девушка поняла, что́ на самом деле значат эти слова.

К тому времени, как они остановились у кабинета канцлера, Вивьен была вполне спокойна и уверена. Она подождала, когда перед ней откроют дверь, прошла внутрь и остановилась, быстрым взглядом из-под ресниц окинув помещение кругом себя. Увидев дона канцлера, она приветствовала его как положено, сделав книксен, и теперь ждала, когда он заговорит с ней.

Канцлер заговорил с ней, не отрываясь от своего дела. Она наблюдала за его движениями, за тем, как тяжёлое резное пресс-папье прокатывается по бумагам. Кроткой она была лишь с виду, и то - скорее сдержанной, поскольку этого требовали обстоятельства.

Вивьен вся обратилась в слух при упоминании дела и особенно - когда прозвучало имя дяди. "Друг, как же", - с иронией подумала она. В этих словах слышалась явственная угроза.
"Вы меня шантажируете", - промелькнувшая мысль не содержала удивления или вопроса, лишь констатацию. Взгляд девушки продолжал неотрывно следить за мужчиной; она не произносила ни слова, ожидая продолжения.
При его движении она невольно напряглась, пальцы правой руки непроизвольно сжали ткань платья; но уже в следующий миг девушка вздохнула, распрямила спину и подняла голову, встречая пристальный взгляд канцлера. В нём было нечто общее с хищником, а ведь известно: стоит показать страх, и ты мёртв. Она понимала, что дон Клермон всё точно рассчитал, продумал и выстроил, - тем сильней крепло в ней желание не поддаться волнению, сохранять если не хладнокровие, то хотя бы спокойствие, не показывать подлинных эмоций. "Это самое главное, - говорила ей бабушка. - Пусть никто не знает, что у тебя на уме".

Хозяин кабинета выглядел недовольным, каким-то беспокойным: ходил взад-вперёд, заложив руки за спину; странное дело, но слушать его таким образом было легче, нежели когда его взгляд устремлён прямо на неё, будто бы пытаясь проникнуть внутрь, прочитать помыслы.

Всё сказанное Вивьен уже слышала от бабушки-графини, дяди - графа Лагарда. "Ты не должна нас подвести", "будь осторожна". Однако те же самые слова, исходившие от этого человека с манерами хищника, приобретали какой-то угрожающий оттенок, звучали как предупреждение. Да, именно так - предупреждение.

- Разумеется, господин канцлер, я понимаю, какая мне оказана честь, - интонация была ровной, слова выстраивались легко, но подобное вступление заставляло переживать: где совершила ошибку?

Вивьен попыталась вспомнить, когда последний раз приглашали художника... Отец, сообщив о предстоящем замужестве, пригласил художника - изобразить портрет невесты. Получилось в самом деле очень похоже; она была в том солнечно-желтом платье, сшитом к весеннему празднику, которое так сочетается с цветом её волос. Теперь кажется, что это было так давно...

Свет отражался в хрустале графина, бликом отражался на тонких стенках бокала. Она качнула головой, понимая, что ответ не требуется, что пригласивший её человек хорошо знает, сколько времени она при дворе. Скорее, эти слова следовало понимать как "вы здесь недавно, но уже..."

Портрет?
Мой портрет?
В глазах блеснуло удивление. Такого поворота Вивьен не ожидала.

Девушка на несколько секунд застыла, ноги словно приросли к полу. Она терялась в догадках, пытаясь представить, каким образом её портрет оказался ставкой в игре, откуда и кем был получен.

- Благодарю вас, - промолвила Костиньи, подошла к камину, но к вину не притронулась. - Какое же имя носит тот "счастливый случай", благодаря которому мой портрет оказался у вас?

Вивьен сознавала: чужие судьбы для этого человека  - лишь ставка в игре. Сейчас её репутация целиком в его власти, но даже пешка, дойдя до конца доски, может стать дамкой. Сегодня он хозяин положения, и ей отчётливо дали понять последствия неповиновения. Осталось узнать условие...

"Оберегает, как же", - насмешливо подумала про себя Вивьен. Канцлер намеренно сделал вид, что не заметил её иронии, будто случай в самом деле был счастливым. Разумеется, её портрет мог оказаться у кого угодно другого, однако отчего-то Вивьен сомневалась, что это было бы хуже, чем сейчас, когда ей приходилось беседовать с одним из первых лиц государства.
Дон канцлер желал продолжать беседу в других комнатах, и Вивьен, недоумевая, последовала за ним. Куда он ведёт её? Ей доводилось слышать, какой иной раз платы требуют от девушек при дворе, но ведь не за этим же он её позвал? Или за этим? Упаси Господи... Девушка мысленно перекрестилась.
Все эти мысли промелькнули в мгновение ока, пока, войдя вслед за мужчиной во внутренние покои, девушка, к своему облегчению, увидела, что это гостиная. Она мельком огляделась, бросив взгляд кругом себя, чтоб не выглядеть, как человек, который, впервые оказавшись в месте, ранее не виданном, таращится вокруг с любопытством. Она нарочито равнодушно скользнула взглядом по отделке комнаты и, повинуясь приглашению, прошла вглубь гостиной, остановившись перед широким столом. То, что стояло на нём, накрытое чёрной тканью, напоминало по форме прямоугольную картину либо нечто подобное, достаточно большое и плоское. Её портрет? Она его увидит?
Костиньи вспомнила, что прежде не ответила на вопрос о том, хочет ли посмотреть, что изображено там, желая показать своё равнодушие и уверенность в невиновности, - но, похоже, она должна была увидеть сей портрет. В голове роились домыслы и предположения: каким образом портрет может повлиять на её репутацию? Она не позировала никакому художнику, кроме приглашённого отцом. Неужели он?.. Что сделал? Выполнил другой заказ, имея наброски? Продал их кому-то?

- Альтамира - город людей, ищущих... - голос канцлера, спокойный, равнодушный, заставлял тело Вивьен покрываться мурашками. Она слушала, не теряя внимания, сознавая, что за вступлением последует та самая информация, ради которой она здесь. Грудь вздымалась под платьем от тихих, чуть участившихся вздохов, выдававших волнение.
Целей? Каких целей? Откуда враги у неё, прибывшей в столицу пару недель назад и ещё мало с кем знакомой? Или канцлер имеет в виду свои цели? Чьи-то ещё, кто намерен повредить её семье - не зря ж упоминал несколько раз о карьере дяди? Это она отлично понимала ещё до приезда в столицу - у её семьи долгая история, бывали взлёты и падения, союзники и противники, всё это следует принять как данность, не терять осмотрительности и знать, кому можно доверять (лучше - никому), а с кем держаться настороже.

Рука девушки смяла манжет, выглядывающий из-под узкого рукава; Костиньи стояла, стараясь не переминаться, выдерживать осанку и не упускать ни единого слова. Имя художника ей показалось знакомым, но сразу в памяти не всплыло. Лишь при упоминании о соборе она поняла, о ком речь, и кивнула. Нельзя не знать создателя великолепных росписей главного собора столицы. Вот только в скандальную историю её не посвящали. Одно дело - архитектура, другое - запрещённое искусство.
Несмотря на своё прохладное отношение к религии, Вивьен, воспитанная бабушкой в строгих правилах, ужаснулась. Можно не исповедоваться каждый месяц, это грех исправимый. Но для того, чтоб нарисовать лики апостолов с отбросов общества, а лик Богоматери - с натурщицы из... тех женщин, что торгуют собой, надо вовсе не иметь ничего святого! Это хуже, чем дерзость - это кощунство! У девушки вырвалось испуганное "ох", и она, вообразив, что началось, когда раскрылось, с каких натурщиков писал художник, прикрыла рот ладонью.

Она уже начинала понимать, к чему клонит дон Клермон. Автор её портрета - тот самый Рибальта, со скандальной репутацией. Да, здесь достаточно одного лишь факта, чей Кими принадлежит произведение, дабы бросить тень на репутацию.
- А потому он исполняет такие заказы, за которые приличный художник не взялся бы. Для коллекций, которые приличный дон никому не покажет. Если вы понимаете, о чем я.

Откуда девушке, выросшей под строгим надзором бабушки и воспитательниц, чьим самым большим проступком до сих пор было то, что она научилась ездить верхом тайком от родных, - откуда было знать, какие существуют коллекции? Картины, что видела она до сих пор, не относились к числу запрещённых; хоть в античности (а теперь была мода на всё античное) существовал культ красоты тела, всё ж художники, чьи картины продавались, соблюдали приличия, следуя закону, прикрывали наготу хитонами, изображая мифологические сюжеты порой на грани, однако не переступая принятых правил и укрывая то, что должно быть укрыто от чужих...
Догадка пронзила Вивьен молнией; от взгляда графа Лаваньи, внимательного и будто видевшего насквозь, холодок пробежал по спине. В тот же самый миг канцлер сорвал ткань, закрывавшую картину... Девушка, невзирая на всю свою сдержанность, привитую бабушкой, отшатнулась, споткнувшись, на шаг. На холсте была она - и не она! Никогда... Никогда не позировала... Этому художнику... И в таком виде! Но сходство поражало. Любой узнал бы новую фрейлину королевы в этой расслабленной даме, возлежавшей в томной неге, что так явственно читалась в чертах её лица... Лица самой Вивьен! Несмотря на то, что изображённая девушка была одета, её платье больше подчёркивало, нежели скрывало изгибы тела.

Она не сумела промолвить ни слова, только раскрыла и закрыла рот, как рыба. Обернулась, ища, на что опереться, ибо ей требовалась опора, но не нашла и лишь сжала в руке бархат подола. Выражение лица дона Клермона оставалось невозмутимым, голос звучал столь же ровно, как и прежде, и девушка вдруг ощутила вскипающую злость, неожиданно придавшую ей сил. Это он, наверное, заказал портрет, иначе откуда известны такие детали! Одновременно хотелось плакать и крушить всё вокруг, наброситься на этого человека, говорившего - как ей представлялось - с насмешкой, знавшего, что она невиновна и теперь уже открыто угрожавшего ей! Ох, как заколотилось сердце в груди! Она сделала шаг вперёд, намереваясь ответить, но канцлер (видно, решив, что рассмотрела достаточно) перевернул картину...

Вивьен застыла. Ноги приросли к полу. Рука, сжавшая платье, разжалась и обмякла.

Та же картина. То же - её! - лицо. Но в совершенной наготе и в такой призывной позе, что щёки девушки запунцовели, кровь прихлынула к лицу, и она, не зная, куда деваться от стыда, готова была провалиться сквозь землю или хотя бы сквозь доски пола, которыми был вымощен пол в гостиной. Корсет, казалось, сжимал талию так сильно, что не вздохнуть, хоть затянут был не сильней, чем обычно.
- Это не я, - прошептали губы, и Костиньи в тот же миг поняла, как неубедительно и жалко звучат её слова. Она вздохнула, набирая воздуха в грудь, переводя дыхание и ощущая дрожь, пробежавшую по спине.
Ей никто не поверит. Если портрет не уничтожить, не сжечь... Она бросила взгляд по сторонам - впрочем, ничего не ожидая, скорее инстинктивно, - и перевела его на канцлера. Который безжалостно продолжал: тело, мол, списано с трактирной служанки, но вот лицо-то ваше... Следовательно, вся судьба ваша - в моих руках.

Как ненавидела Вивьен его в эту минуту!.. Всей душой, всем существом.
У неё не было врагов до сего дня.
Теперь - был.

"Дыши глубже".

Не прибегнуть ли к испытанному приёму классической трагедии? Он бы позволил выиграть время на обдумывание ответа, унять бившееся сердце.
Злость решила за неё: нет. Она не доставит удовольствия видеть её в крайней слабости, обессиленную; к тому же откуда знать, не воспользуется ли её противник положением и не отправит ли в какие застенки? Такой человек способен на всё - она запомнит на будущее.

После "любезного приглашения" прошло около полуминуты, прежде чем донна Костиньи медленно, не сводя взгляда с дона Клермона, села на предложенное ей место, привычно оправляя юбки и держась прямо из последних сил.
Сначала ей хотелось бросить: "Откуда мне знать не отправлено ли вино?" - не потому, что так действительно думала (она нужна была живой, иначе зачем весь этот шантаж), а потому что кипела злость. Но Вивьен закусила губу и протянула руку к кубку, пользуясь паузой, чтобы справиться с собой. Когда она поднесла кубок к губам, на долю секунды возникло неимоверно сильное желание плеснуть это вино в лицо человеку напротив неё - и удержало лишь осознание, что такой поступок совершенно точно навредит и ей, и дяде, не принесёт никакой пользы, даже злость не утолит, ибо она только разгорится, если дать ей ход. Девушка сделала глоток, чувствуя, как силы понемногу возвращаются к ней, затем ещё один. Ножка кубка коснулась поверхности стола с едва слышимым стуком. Она явственно ощущала на себе холодный пронизывающий взгляд.
- Чем же может вам помочь столь юная девушка, как я, раз вы выбрали подобные аргументы, дон канцлер? У вас, должно быть, очень веские причины.

Канцлер внезапно оказался к ней так близко, что девушка ощутила, как его дыхание коснулось её уха; испуганно затрепетавшее сердце пропустило удар. Легко было представить, что не дон канцлер говорит с Вивьен, а сам дьявол-искуситель - интересно, вдруг подумалось ей, оскорбился бы он таким сравнением или принял за комплимент?

Уши и щёки загорелись румянцем ещё ярче. Вивьен ещё не успела расстаться со стыдливостью и некоторой долей наивности, но вскоре - при таком-то начале пути - научится играть в принятые в столице и при королевском дворе игры.

Аромат духов, исходивший от наклонившегося к ней мужчины, щекотал ноздри, этот запах, пряный и прохладный, казалось, заполнил собой всё небольшое пространство между ними. Рука, лежащая на столе, непроизвольно сжалась, хотелось впечататься в сиденье стула, обрести способность передвигать предметы силой мысли, отдалиться. Её покоробило не то, что́ было сказано, а каким образом было это сделано. Отступать некуда. Она ощущала себя загнанной в ловушку ланью.
"Как он смеет?" - задохнулась от возмущения девушка, поражённая тем, как цинично прозвучали слова канцлера - будто он, обладая портретом, обладает ею самой, её телом! Гнев вспыхнул с новой силой, блеснув искорками в карих глазах. Непросто было подавить в себе порыв оттолкнуть нависшего мужчину - удержало лишь то, что волнение лишило её части сил, противник был сильней её, и это намерение было обречено на провал. А он продолжал - Вивьен закусила губу, чтобы не сболтнуть ничего лишнего вроде: "А раньше вы никогда не видели женщин?" Или (хоть это звучало бы совсем уж бесстыдно и скорее рассмешило б его): "И что? Я вам так понравилась?" Разумеется, это было бы ужасной дерзостью, но Вивьен и в детстве сдержанностью не отличалась. Первому ммнистру, видно, вздумалось играть с ней, как кошке с мышкой. Он говорил, что мог обойтись без сложностей, то есть взять её силой - ужасно унизительно! В ответ она сквозь зубы, резко бросила, когда он отодвинулся от неё:
- Я вам не игрушка.

Только освободившись от его запаха, не чувствуя больше чужого дыхания, поняла Вивьен, как была напряжена, подспудно ожидая... сама не зная чего. Однако ничего не последовало, и она перевела дыхание. Он не собирался звать слуг, заключать её в подземелья или причинять боль - по крайней мере, физическую. Это отчасти успокаивало.

Вивьен знала, что может доверять по крайней мере членам своей семьи, но канцлер был прав - всецело положиться можно лишь на себя. А насчёт замужества... Она уже была кое-чему научена, но, пожалуй, всё зависело от того, за кого её решат выдать замуж: в конце концов, это не конец жизни и может принести пользу. Помимо этого, существовало множество способов избежать нежелательного брака - от "сбежать у алтаря" до несчастного случая с будущим супругом: лошадь понести может, дороги небезопасны, в пироге ягода с косточкой попалась...

На минуту воцарилось молчание. Она ждала продолжения, вслушиваясь в тишину. Сделала ещё два глотка из кубка, обдумывая ответ, догадавшись, что́ хочет сказать дон Клермон: раз у них есть или будет некая общая цель, следовательно, лучше действовать совместно, отставив на время злость. В конечном счёте, столь сильный противник, как первый министр, заслуживает особого подхода, здесь нужен план и союзники: было бы слишком самонадеянно полагать, что она единственная, кто имеет счёты с графом Лаваньи. А потому эти мысли она отложит до иных времён, когда её уже не будут считать новичком при дворе, когда сумеет обрести положение. Тогда-то и вернётся к ним.

"Благо-дар-ность? За угрозу моей семье и репутации?! Благодарность вы б заслужили, когда, выиграв сей портрет у заказчика, вернули б его мне или уничтожили, но подобное благородство в действительности не существует, разве что в рыцарских легендах - я не так наивна, как вы думаете", - промелькнули мысли в светловолосой головке донны Костиньи.

Последовавшие далее слова удивили Вивьен. Не предлагаю? От неё не требуется шпионить за королевой? Сей вариант представлялся самым очевидным, но, само собой, у канцлера и без неё агентов хватает. Не намерены скрывать беседу от дяди? Значит, и ему о портрете расскажете? Используете меня, чтобы "спасти карьеру дяди", а его - ради спасения моей репутации? Вы продумали всё до мелочей, не так ли, благородный дон?
Что ты сделал, дядя, в чём провинился? Что есть у дона канцлера на тебя?

- Я вовсе не хочу! - воскликнула девушка, отвечая злым взглядом на его изучающий взгляд.
Быть может, угрозы, шантаж и запугивания жертв приводят его в нужное расположение?! Или он нарочно злит своих любовниц, чтоб ярче разгоралась страсть? Но для неё теперь древесно-пряный запах будет вызывать неприятие, напоминая о пережитом стыде, страхе и унижении.

Вивьен ещё до приезда в столицу была наслышана от провинциальных сплетников, что у всех придворных, дам и кавалеров, есть любовники, что в цене не верность, а изворотливость, умение скрывать грехи, и уже приняла для себя решение. Но уж точно не этот человек станет её первым любовником - у неё имелись иные планы на сей счёт.

Слова юной фрейлины мужчине смешны - наверняка слышал их не раз прежде, - отчего издевательская улыбка канцлера злит ещё сильнее. Но нельзя показывать, как её это задевает, надо вспомнить уроки бабушки и взять себя в руки - представить, будто на ней невидимая броня, о которую разбиваются стрелы.

- Что от меня требуется? - спросила девушка, вздохнув с облегчением, когда наготу изображённой девушки вновь укрыл пунцовый бархат, подобно густому румянцу, вспыхнувшему на её щеках. Близость канцлера теперь не пугала и не злила, она глядела выжидающе, полагая, что после всего сказанного вряд ли чему-нибудь удивится.

Граф Лаваньи избегал произносить имя заказчика; предосторожность не лишняя - говорят, что во дворце и у стен есть уши. Однако в столице найдётся весьма ограниченное количество людей такого происхождения и с таким влиянием. Кто-нибудь уровня герцога Медины - о нет, не его подозревала Вивьен, но человек, о котором шла речь, должен быть как минимум того же положения либо много выше.
И всё ж всегда есть способ не сказать, так иначе намекнуть - хотелось бы знать, с кем придётся иметь дело, прежде встречи с ним. Подготовиться, так сказать.

Только сейчас Вивьен полностью осознала смысл сказанного: "Если ты думаешь, что хоть у одной женщины в этих стенах есть честное имя и алмазная репутация, то ты весьма ошибаешься". Чтобы спасти свою репутацию, она должна соблазнить человека, о котором шла речь. Вот что значили слова о приглашении в постель, но "не в мою". Хитро, очень хитро! И она попалась в расставленную ловушку, как птичка в силки опытного охотника.

Следовательно, необходимо оказаться в доме этого человека и отыскать способ посмотреть его галерею. Вивьен имела некоторое преимущество - знала, что нравится заказчику портрета, - однако не стоило слишком полагаться на подобное обстоятельство.
Множество вопросов родилось в голове. Зачем ему картины, почему, если столь влиятелен, не завоюет женщину, вызвавшую в нём страсть? У него увечье? Он некрасив? Часто сталкивался с отказом?

- И вы предлагаете мне виновного, - кивнула Вивьен. - Вы хотите, чтобы я стала вашим агентом и заодно отомстила за себя тому, кто заказал мой портрет. - Рука, лежавшая на столе, поднялась к лицу, поправляя прядь волос - не потому, что причёска в этом нуждалась, но потому, что Вивьен знала, что у неё красивые руки.
- Я готова выполнить ваше поручение, однако позволено ли мне узнать, о ком идёт речь? И я надеюсь, что светлейший дон простит меня, если я попрошу какое-нибудь свидетельство того, что вы сдержите обещания - и карьере моего дяди, а также моей репутации ничто не будет угрожать. - С таким человеком, как дон Клермон, условия следовало обсуждать заранее.

Отредактировано Vivienne Costigny (2025-11-29 23:56:41)