АНТУАН АНРИ КЛЕРМОН
граф Лаваньи

Peter Capaldi

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ: 05.08.1504, 58 лет
РАСА: человек
РОД ЗАНЯТИЙ: канцлер
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Аттиньи, Кастилия

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Родители: Арман Гийом Клермон, граф Лаваньи, и Анна-Мария Шеверни
Младшие братья: Франсуа Эмери Клермон (чиновник при дворе), Винсент Жак Клермон (член Святой инквизиции), Ришар Ансельм Клермон (вольный художник)

Первая жена: Сюзанна Эрмелина де Ре; брак распался ещё в юности
Вторая жена: Изабель Беатрис де Сен-Пьер

Дети: Мария - дочь от первого брака; Теофания и Жан - дети от второго. Все трое успешно устроены в собственных достойных браках и имеют наследников

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА:
Его колыбелью были родовые земли на севере Кастилии - земли знатной, но со временем обнищавшей фамилии, ныне державшейся на добром слове и обширной генеалогии. Старший из четырёх детей, Антуан стал графом Лаваньи слишком рано; с каменным лицом утешал мать на похоронах собственного отца, а затем закатал рукава, опустил глаза в книги, и с тех пор не останавливался. 

Он изучал право в университете Альтамиры на остатки денег рода, в надежде быстро подняться по карьерной лестнице и вывести семью из нищеты: на нём были и мать, и трое братьев, и ответственность давила на плечи. Пренебрегая прелестями студенческой жизни и не рискуя смертью на дуэлях, он проводил дни за учёбой, и с продуманной жёсткостью хватался за все предоставляемые возможности - даже если для этого приходилось идти по головам, за что не обрёл друзей, но легко нажил недругов. По окончанию учёбы отработал пару лет на юридическом поприще, а затем подался на государственную службу. После пары коротких и бесславных кампаний был тяжело ранен в бою, порешил, что кровь и грязь военных потугов - не для него, и вернулся к учёбе, совмещая её с исполнением судейских обязанностей, чтобы в итоге со степенью доктора права начать искать новые возможности примкнуть ко двору.

Комбинации новых заведённых связей и старых знакомых семьи, помнящих отца и деда Лаваньи, хватило, чтобы выбить себе место сначала в счётной палате, а затем и в канцелярии иностранных дел, где Антуан получил репутацию человека честного, дружелюбного, и неутомимо деятельного. Он быстро разобрался в работе и в хитром переплетении натянутых отношений между государствами; мало говорил, много улыбался, и ещё больше записывал. Когда поползли слухи о шпионах промеж своих же, Антуан какое-то время равно собирал и писал доносы - а когда дописал, представил дело министру иностранных дел, в чьей спине вот-вот должен был оказаться кинжал, не позабыв и о том, чтобы указать самому министру на долгий и тщательно задокументированный список его же прегрешений. 

Около года спустя Антуан занял пост государственного секретаря по иностранным и военным делам - и теперь за ниточки шпионской сети начал дёргать уже он. Стал активно появляться при дворе и участвовать в политических интригах; пара добрых слов была замолвлена перед королём Фердинандом II, обратившем на него свой августейший взор. Заговор против действующего канцлера Антуан начал уже сам, устав за несколько лет от его бездействия и пустых реформ. Его постепенно разрастающаяся паутина дознавателей и доносчиков держалась в основном на шантаже и вымогательстве, и Антуан с нетерпением дожидался момента, когда он сможет держать в своей руке не только кнут, но и хоть сколько бы то ни было значимый пряник в виде обещаний продвижения по службе и земельных наделов тем, кто верно служил короне в целом, и ему в частности. Фердинанд II благоволил ему, а канцлер доверял - настолько, насколько это было возможно в змеином клубке государственных измен, - а потому, когда появилась удачная возможность встать на сторону монарха в конфликте, обещавшим вылиться в долгожданную отставку канцлера, Антуан не замедлил это сделать, - а также немедленно подсказать Фердинанду II отличную кандидатуру на канцлерскую замену.

За пятнадцать лет на посту канцлера Антуан Клермон добился многого, равно для себя, и для Кастилии. Графство Лаваньи перестало быть забытой точкой на карте, его дети заключили достойные своего положения браки, и имя “Клермон” снова было вписано в анналы истории. Когда стало ясно, что за магией - будущее, Антуан стал открыто благоволить магам, лично проспонсировав десяток многообещающих талантов, и поддерживая кампании, брошенные на решение мертвецкой проблемы, не побрезговав даже явиться в первых рядах на пару плечом к плечу с герцогом де ла Серда. Был, впрочем, первым, кто подкинул Риарио светлую идею выступить против регентства выскочки-герцога, и был крайне разочарован гибелью Хосе Сандавала, на которого возлагал пусть и осторожные, но всё же надежды. Кастильский двор становился слишком тесен для интриг - и канцлер обратился к эльфам, имея виды сделать из Соланы больше, чем пешку, и заручиться более надёжной поддержкой Леса, если - когда - некромантия станет настоящей проблемой. Хотя, будь нужда, и он и с некромантами бы договорился - всё во благо короны.

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

+

— Клянусь всем Пантеоном, господин Вальверде, — с подавленным вздохом произнёс
Кардона, разглядывая начертанное на пергаменте застывшим статуей юношей, — я
потратил столько времени на обучение вас каллиграфии, и что в итоге?
Инквизитор неодобрительно приподнял пергамент над столом и потряс им в воздухе.
— Как курица лапой. Невообразимо.

Прочим представителям «Мечей Веры» в этом богами забытом кабаке на перекрестье
провинциальных дорог, неизбежно ведущим в Рампосту, всем трём, демонстрация
раздражимости инквизитора была не нова. На помощь молодому Вальверде не пришёл
никто, потому что подобные придирки, разной степени суровости, в своё время
проходили все. Кардона рутинно строил всех новичков, кто имел несчастье
встретиться с ним взглядом, но после нескольких месяцев пыток обычно
утихомиривался. Несчастный Тиаго Вальверде имел неосторожность быть в нескольких
дисциплинах, ценимых инквизитором, лучше своих соратников, и оттого бывал
подвержен муштре чаще и жёстче прочих. Вальверде — молча — краснел, бледнел, но
не сдавался; «Мечи» делали ставки; Кардона делал вид, что не видел.

Это был ещё один отчёт из поля по завершению приказа «поймать и передать в руки
Магистериуму»; путешествовавший с ними чародей из отряда карателей Мондрагоне
откланялся прошлым вечером, оставляя пятерых инквизиторов наедине с душной
полупустой таверной в середине лета, и бумажной волокитой, которую Кардона
делегировал юному Вальверде; сам он скептически наблюдал за нервно
подпрыгивающим пером с чашей дешёвого вина. На заднем плане пресвятая троица
убивала время за игрой в карты.

— Два медяка, что он заставит его переписывать, — негромко пробормотал высокий
худой мужчина с длинным лицом, положив карту на стол.
— Четыре, что оставит, как есть, — отозвался его смуглый соратник вида слегка более
залихватско-трубадурского, чем полагалось церковнику. — Вино его задабривает
обычно.
— Вино тут дерьмовое, так что серебряный эстрид на то, что он сдастся, и следующую страницу напишет сам, — последний из трёх, темноволосый человек с короткой
бородкой, и со шпагой на поясе, подбросил к монетам на столе ещё одну,
сверкнувшую в воздухе.
— Господин де Роса, — сухой голос Кардона поставил точку азартным играм; трубадур
изобразил несчастное лицо, пользуясь тем, что он сидел спиной к инквизитору. — Не
могли бы вы помочь юноше? У вас, как я помню, самая изящная рука. Не иначе как все
ваши любовные послания многочисленным дамам, написанные в рабочее время,
сказались.

Если бы у Джованни де Роса ещё оставались зачатки совести, он бы присоединился к
смущённому Вальверде; вместо этого де Роса залихватски перекинул ногу через
скамью, подошёл к столу Кардона, и нарочито изящно собрал все бумаги в аккуратную
стопку. Двое других — картинно-правильный церковник Фелипе Аранда, и знакомый
со сталью ближе чем со священными текстами Альдо Сориано — проводили его
ухмылками и короткими взглядами, прежде чем вернуться к игре, повышая ставки.

Кабак был, по большей части, пуст. Трактирщик, виеролиец за полтинник, время от
времени косился в сторону занимаемых инквизицией двух столов, но исправно
подносил выпивку и старательно делал вид, что не знает истинной отрасли работы
пятерых вооруженных мужчин, одетых слишком пристойно, чтобы быть дорожными
головорезами. После недели в дороге, их униформа была покрыта в равной мере
кровью и шальванской пылью, потому Кардона распорядился всем перед
возвращением в столицу переодеться в гражданское и не позорить имя инквизиции
непристойным внешним видом. «Мечи» благородного происхождения подчинились
беспрекословно, понимая необходимость хороших манер; бывший наёмник Сориано,
отказавшийся от мирской жизни только потому что платили больше, пытался
сопротивляться, но был убежден коллективом.

— Купите вина на выигранные деньги, господа, — не глядя в сторону оставшихся двух
инквизиторов, продолжил Кардона. — И, Сориано, прекратите мухлевать. Не пристало.

Трактирщик, опережая ветер, предстал перед инквизиторским столом, и выгрузил на
него бутылку виеролийского вина не слишком значительного года выдержки, которое
торопливо разлил по кубкам. Он суетился вокруг стола, поворачиваясь то так, то эдак;
плеснув вина мимо одного из кубков, рассыпался в извинениях, и засуетился больше,
вытирая грязной тряпкой липкий стол. Кардона не обращал на него внимания; указав
на ошибку теперь уже де Роса, он рассеянно и не глядя подхватил свой кубок.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Есть ли вам 18 лет? | да
Если да, то нужен ли вам доступ в раздел NC18+? | да, нужно же за герцогом следить