Утро завязи сезона снегов в Альтамире было обманчиво. Сквозь высокое стрельчатое окно покоев пробивался слабый, серебристый свет, обещавший ясный день, но холод камня пробирал до костей. Потухший ночью камин давно перестал греть, оставив после себя только едва теплый пепел. Армандо лежал, укрывшись одеялом до самого подбородка, и притворялся, что не слышит деликатного стука в дверь.

— Дон Армандо? — голос Иларио, неизменно приходящего по утрам пажа, был тихим, но настойчивым. — Светлейший дон, пора вставать. Герцог и его семья скоро будут готовы.

Армандо сжал зубы. Герцог и его семья. И он, их вечный спутник, их почетный пленник.
— Еще пять минут, Иларио, — пробормотал в подушку Армандо в бесплотной надежде, хотя и знал, что это бессмысленно. В такие дни всё подчинялось расписанию, особенно в день Святого Мауриция.
Стук повторился.

— Дон Армандо, герцог не любит ждать. Сегодня большой праздник.

Вот именно. Большой праздник. А значит, и большое представление. Армандо сбросил одеяло и сел на кровати, поежившись от холода, идущего от каменного пола. Иларио, войдя без дальнейших церемоний, уже раскладывал на кресле одежду - камзол из красного и чёрного бархата, расшитый золотой нитью, тончайшая батистовая рубашка с кружевными манжетами, узкие кюлоты в цвет камзолу. Цвета рода Медина, как и положено тому, кого герцог обещал выдрессировать, как своего собственного сына.

Армандо ненавидел эти праздники. Ненавидел мессы в центральном соборе. Не потому, что был неверующим, нет, и дома, и в Академии их учили уважать всех святых и Создателя. Он ненавидел праздники потому, что там собиралась вся знать Кастилии. И вся эта знать будет на него глазеть.

Пока Иларио помогал ему одеваться, затягивая шнуровку на камзоле, Армандо смотрел на свое отражение в парадном золоченом зеркале. Восемнадцатилетний юноша со светлыми волосами и глазами, парадно одетый, причёсанный, зализанный, словно красивая кукла.

Именно эту куклу и выставляли на всеобщее обозрение.

Армандо знал, как это будет. Они войдут в собор, и по рядам пронесется шепот. «Смотрите, это он. Сын Массимо Риарио». «Говорят, он пытался бежать, наверняка жди от такого беды». «Какой дерзкий взгляд… Герцог хорошо делает, что держит его на коротком поводке».

Они будут смотреть на него с любопытством, опаской и толикой презрения. Как на диковинного зверя, которого привезли с далекого севера и показывают в клетке. Клетка из бархата и золота, но все же клетка. А он должен будет идти с прямой спиной, с вежливой и отстраненной полуулыбкой, изображая благодарного и благовоспитанного юношу, облагодетельствованного вниманием могущественного регента. Он будет просто стоять и терпеть.

— Сиятельный дон, вы готовы, — произнес Иларио, отступая на шаг.
Армандо посмотрел на свое отражение, видя в нём не себя, а марионетку в руках Диего Медины. Идеально одетую, безупречно причесанную. Готовую к очередному акту в пьесе под названием «Благодарность за жизнь».
— Да, — холодно ответил Армандо, расправляя плечи. — Пойдем. Нельзя заставлять герцога ждать.

* * *

В этом году семнадцатый день первого месяца сезона снегов был особенным. Вся Альтамира, от аристократических вилл на холмах до суетливых портовых кварталов, замерла в ожидании одного из главных церковных праздника года – дня Святого Маурицио. Собор, в обычные дни пустующий, был забит прихожанами, как бочка со свежевыловленной сельдью – ещё один хвост, и откуда-то сбоку высунется голова.

Служба тянулась, как патока, липкая и душная. Армандо сидел прямо, как того требовал этикет, но внутри него все зудело от скуки и голода. Рядом с ним, то и дело меняющим позу и угол наклона головы, Рикардо казался изваянием благочестия, но Армандо знал, что за этой маской скрывается такая же скука. Вот если бы можно было совсем закрыть глаза под мерный благолепный бубнёж... Но тогда был шанс очнуться через пару минут с открытым ртом и стекающей от угла слюной, а ему и так достаточно взглядов со всех сторон и пересудов.

Наконец, колокола собора Святого Франциско запели, возвещая конец мессы, и Армандо выдохнул с облегчением, отрывая, наконец, принявшее форму скамьи тело от теплого дерева, которое, впрочем, тут же пришлось скрыть за вежливой полуулыбкой. Разодетая по случаю большого праздника в меха и бархат, золото и тиары толпа аристократов, по окончанию службы совершенно неаристократично воняющая потом и через чур сильными масляными духами, торопливо поспешила к выходу и свежему воздуху, радостно гомоня, но...Но что-то было не так.

Сквозь мощный, размеренный гул главных колоколов пробивался иной звук – рваный, истеричный, отчаянный. Набат. Армандо слышал его в Сигуаэнсе, когда там разразился лет десять назад пожар. Слышал в форте на Гьёлле во время практики, когда маги-инструкторы имитировали прорыв границы.  Слышал в родном замке, когда набат возвестил о прибытии королевской гвардии и повалившемся восстании отца. Так звонят, когда смерть уже стоит на пороге.

Когда массивные двери собора распахнулись, впуская стылый январский воздух, Армандо ожидал увидеть суету праздничной площади, но вместо этого увидел ад.

Первое, что ударило в нос, – запах. Не ладан и не зимняя сырость, а сладковатая, тошнотворная вонь тлена, смешанная с запахом свежей крови и мокрых тряпок. Вторым было движение. Неправильное, дерганое, противоестественное. Люди в истлевших одеждах, с клочьями серой кожи на костях, с пустыми глазницами, в которых не было ничего, кроме могильного холода, брели по площади. А навстречу им, с прилегающих улиц, неслась обезумевшая от ужаса толпа живых.
Ожившие мертвецы, злой силой возвращенные помимо их воли в этот мир, и движимые не разумом, давно сгнившим внутри костей, а магией. Они все оказались здесь в ловушке, а, значит, война с Тотенвальдом, которая ещё год назад казалась призрачной пугалкой для тренировок ленивых от жары и близящихся каникул юнцов, внезапно оказалась правдой, ударив не под дых, а в самое сердце – в Альтамиру.

Разум, натренированный в Академии, заработал с холодной, отстраненной точностью. Это не могло быть случайное восстание. Кладбище Анхелики, что рядом с собором, наверняка и другие городские кладбища тоже, с разных сторон города… Это тактика. Отвлечь основные силы, посеять панику, запереть город изнутри. А потом – удар в самое уязвимое место. В знать, в регентский совет, в инфанта Филиппа. Некромант, и не какой-нибудь деревенский самоучка, а стратег. Кто-то, кто знал Альтамиру, ее слабые места, а, значит, это не кто-то с границы Айзена. Это кто-то свой.

Рядом с Армандо донна Виттория восхищенно выдохнула: «Как интересно!». Кого-то стошнило прямо на мраморные ступени. Инфант Филипп, бледный, как полотно, вцепился в руку матери. А Армандо чувствовал себя птицей в клетке, которая видит, как к ней подбирается змея, и не может даже расправить крылья.

А потом Эвелис шагнула вперед. Ее лицо было искажено не страхом, а яростью и болью. Он увидел, как Эвелис смотрит на женщину в черном бархате, поднимающуюся по ступеням, с лицом истлевшим, словно старый пергамент. Герцогиня Маргарита. Её мать. И когда Эвелис, выкрикнув что-то отцу, выбросила руку вперед, и поток пламени ударил в мертвую плоть, в нём что-то оборвалось.

Она могла сражаться. Она могла защитить себя, свою семью. А он, маг-менталист, чьей задачей было успокаивать умы, создавать щиты из воли и рвать нити, связывающие мертвецов с их кукловодом, стоял истуканом.

Армандо рванулся сквозь толпу застывших от ужаса аристократов, расталкивая их плечом.

— Герцог! — крикнул он, догнав его у самых дверей, где он пытался организовать стражу.Дон Диего обернулся, его лицо было суровым, как высеченная из камня маска, но в глазах плескался ужас при виде восставшей из мертвых жены.
— Дон Диего! — Армандо схватил его за рукав точно такого же камзола, как на нём самом, расшитого золотом.
— Монсеньор, вы не понимаете! Это не просто мертвецы, это спланированная атака! Некромант в городе! Он поднял кладбища у ворот, чтобы запереть нас здесь, а теперь бьет по вам! – Армандо дёрнул герцога на себя, заставляя смотреть себе в глаза.
— Вам нужны все маги, что есть под рукой, — он говорил быстро, чеканя слова. — Эвелис одна не справится. Рикардо тоже, им не хватит сил. Стража будет рубить мясо, но они не видят нитей! Они не доберутся до некроманта!

Армандо смотрел ему прямо в глаза, вкладывая в свой взгляд все отчаяние и всю ярость, накопившиеся за месяцы плена.

— Я могу помочь. Я могу дать им свою силу, успокоить людей, постараться найти его. Дать вам время укрыться во дворце.

Паника нарастала. Толпа живых была не менее опасна, чем толпа мертвых. Они могли задавить и взрослого, и перепуганного плачущего ребенка в считанные мгновения.

— Снимите блокировку, герцог, — потребовал Армандо, уже не прося. — Снимите ее. Сейчас же. Ради жизней инфанта и королевы.

Отредактировано Armando Riario (2025-06-19 17:51:30)

Подпись автора

Стройное пение хористов и мерный речитатив хорошо поставленного голоса епископа действовали слегка усыпляюще. Бастиан зевнул, не размыкая челюстей, чтоб себя не выдать, и скосил глаза на седую донну, мерно посапывающую на скамье по соседству. Его тоже клонило в сон – боясь опоздать на столь торжественную мессу, граф поднялся спозаранку, собрался заранее и прибыл в собор пораньше. Но так как выказывать своё провинциальное рвение тоже не хотелось – пришлось прогуляться по площади, якобы осматривая красоты сооружения снаружи и старательно игнорируя вопросительные взгляды своего сопровождения, в которых читался немой вопрос: зачем было всех поторапливать, чтобы теперь чинно расхаживать вокруг?

От прохлады утреннего воздуха Бастиан слегка продрог, после согрелся внутри – на свечах в соборе не экономили, вот и разморило. В целом Костиньи был доволен собой – племянницу получилось удачно пристроить в свиту к королеве, всё чин чином. Дела в графстве постепенно входили в привычную колею, в столице тоже всё удалось - более-менее - уладить, хотя дорогой кузен Диего и был скор на расправу, но и справедлив. Точнее расчётлив, но справедлив звучало благороднее и более возвышенно, а значит щадяще для графского-то самолюбия. После службы никаких встреч не планировалось – Бастиан хотел прогуляться по столице перед отбытием, выпить в пристойной таверне, просто чтоб ощутить дух города, а там пора и честь знать, в обратный путь, домой. Если, конечно, у кузена не сыщется для него каких важных поручений, тогда придётся задержаться.

Чтобы не начать клевать носом, как достопочтимая соседка, Костиньи осторожно рассматривал цвет столичного общества – а что, его ж потом все, начиная от матушки до сестры и Деборы, станут расспрашивать. С кем встречался, кто был, да о чём беседовали – на месяц разговоров хватит. Какие драгоценности показали, да кто ка держался. Вот и крутил головой, подмечая детали. Семейство кузена Диего, пожалуй, впервые граф видел почти в полном составе. Дети, имена которых герцог де ла Серда перечислял с такой гордостью, собрались подле родителя – вызывало уважение. Так ещё пожалеешь, что не завёл пару-тройку отпрысков, чтоб было чем и кем гордиться.  Впрочем, ещё не поздно и данным вопросом придётся заняться в ближайшее время – уж матушка ему напомнит. Он не удивится, если по приезде в Лагард, в замке обнаружится с пяток благородных донн в гостях, с матерями и дуэньями.

От сына покойного герцога Риарио, когда понял, кто этот надменный молодой дон, Бастиан быстро отвёл взгляд. Вряд ли юнец запомнил его среди прочих заговорщиков, но царапнуло внутри неприятно – вроде и не острым страхом, а… лучше  всё же лицом к лицу не сталкиваться.
- Что? Что вы сказали, дон? – выспавшись и пополнив запас сил, старушка жаждала внимания и худыми пальцами дёрнула графа за рукав.
- Ничего, благородная донна. Служба завершилась, - Бастиан аккуратно вывернул локоть и поднялся.
Старушку подхватили молодые родственники, все постепенно продвигались к выходу, но тут граф чуть не вписался в спину впереди идущего, потому что тот резко остановился.

Над толпой прозвучал грозный окрик кузена, требующий защитить королеву с ребёнком. Загремели выкрики стражи, пронзительно заверещали женщины, но всё перекрывали вопли про мертвецов.
Толпа сдавала назад, а Костиньи, чтоб лучше видеть, протолкался вперёд, бесцеремонно уже пробиваясь плечом и локтями. И чуть не свалился с края ступени, потому что зрелище открылось ужасающее. Вверх действительно поднимались мертвецы – причём из самых благородных, судя по одеяниям и регалиям, словно давно усопшие родичи пришли поприветствовать своих живых потомков.

Чудес, в общем-то, не бывает – а значит всё это кто-то организовал. Выбрал удачное время и место для демонстрации силы – потому что сопротивление пока выглядело хаотично – единичные огненные вспышки, королевская гвардия в попытках собраться вокруг венценосных особ. Такого нападения явно не ожидали. Костиньи вот точно не ждал встречи с покойным королём и прочими – тем более, что его попытается цапнуть скелет в тиаре и полуистлевшем платье – меч он выхватил по наитию, пальцы привычно сжали рукоять. Голову снёс, но костлявые руки продолжали тянуться к его горлу, невзирая на то, что череп бойко укатился вниз по ступеням.
- Факелы! – глядя, как пламя, метаемое племянницей, сжирает мёртвые тела, сообразил он. – Хватайте факелы! Нужен огонь!

Отредактировано Bastian Costigny (2025-07-12 21:31:32)