Уходил Лоран, не прощаясь. Выловив из бассейна расписное, украшенное сложной вышивкой и кристаллами, безудержное эльфийское шмотье, Его Высочество покинул купальни, одеваясь по пути. Отчего ему было удивительно все равно, как он выглядит и что подумают об этом обитатели дворца, сам себе принц не объяснял. А если бы и объяснил, то крайней степенью озадаченности и заново накипающей яростью. Пару месяцев назад его вгоняли в краску признания Сандро, сейчас же Его Высочество сделал с этой… эльфицей что-то совсем на него не похожее, а та на это согласилась. Как? Почему?! Игривая манипуляция Дианти была не так хороша, чтобы вложить в северного наследника столько уверенности, а в Игрейн столько покорности.

Коридор послушно поворачивал, выгибался змеей, теплый под мокрыми ступнями и больше не путался. Если бы мальчишка не выбрал испытывать гнев, он сейчас переживал бы ужас от этого послушания, от этой решительной упорядоченности и складности происходящего. Хрустальные анфилады, галереи, прыгающая в окна сочная зелень – все это смазывалось сумбурными мыслями. А мысли не складывали в общую картину. Принца никто не останавливал, словно король пожелал завести в доме пару леопардов, и те так привычны приближенным, что останавливать идущую мимо кошку никто не подумает… Чем дикарский ребенок хуже? Или он все же сын леди Арвен из Хрустальных залов? Лоран решил придерживаться этого правила. Он зачем-то нужен, чем-то полезен, и лишь потому все еще жив, лишь потому ему что-то можно.

Охрана его пропустила. Эти-то! Разве они не скрещивают алебарды по этикету? Потому что должны? Стало быть, его ждали. Впрочем, назвать изысканное оружие эльфов алебардами язык бы не повернулся. Лезвия сияли черным полированным камнем. Обсидиан? Такой во множестве водится на драконьих островах, но все равно стоит дороже золота. А идет на тончайший хирургический инструмент. Не так уж много смельчаков готовы его добывать. Магия резные двери тоже не держала, и принц легко распахнул их внутрь, ворвавшись в королевские покои по следу набегающей с подола воды.

И замер. Мокрый шелк облепил тело и мгновенно остыл, выдохнув в комнату весь юношеский жар. Ожерелье из серебряных ветвей и алмазов мокрой удавкой врезалось под кадык. Мгновение он рассматривал великолепного эльфийского короля, упустил инициативу. И не зря. Теперь стоящий перед ним древний и иномирный, и впрямь выглядел как участник сказки «я просто попросил, а он просто сделал» и, если бы Лоран не помнил, как на немых губах вскипает кровавая пена, Анейрин показался бы ему славным местечковым помещиком, озабоченным своим нарядом и меню к ужину. 

- Ах, они еще и ваши! - гость оглядел наряды короля с нескрываемым негодованием, потом оглядел самого Анейрина, точно сличал вещи с хозяином, чтобы убедиться, что те действительно одно обезумевшее карнавальное целое.

- А теперь я тоже хочу узнать, как я нашел ваш… будуар? Или где я имею честь находиться? Что я еще найду, если пожелаю? А главное, что именно вы со мной сделали и что вас заставило это сделать?!

Аура Анейрина была мальчишке совсем непонятна и лучилась нечитаемым молочным светом. Легкие проблески розоватого раздражения, узнаваемые, тонули в ясном сиянии, и это – в отличии от кошмарных нарядов эльфа – было действительно красиво.

- Что означают все эти всполохи вокруг? Почему эта ваша достойная леди Игрейн ведет себя как течная кошка? Почему расступается стража? И, что черт возьми, со мной происходит?

Мальчишка резко развел руками, как будто пустота между ладонями обозначала полное отсутствие догадок о виражах происходящего, и по комнате разлетелись брызги с длинных распашных рукавов.

Затем он подхватил кресло, резное, легкое и инкрустированное перламутром. Служило оно скорее всего для того, чтобы слуги стягивали породистые королевские сапоги. Креслом Лоран задвинул входную дверь и уселся в него с видом требовательного ожидания и полнейшего внимания – как никогда не сидел в Академии.
– Вы и впрямь заняты. Мной!

Потому что такова его природа. Будь король Анейрин королем Кастилии, Лоран бы помнил бы о манерах. И помнил бы на отлично. Будь Неблагой двор двором Романии. Альба или Эсте, принц бы понимал, чего от него ждут и какие здесь правила. Но в Эльвендоре Лоран ничего не понимал, и это естественным образом снимало с него этикетные нормы, как искусственную и бессмысленную в сказке шелуху. Анейрин не был для него королем в том смысле, в котором над картами, указами, назначениями и бюджетами трудился его отец. Король Анейрин был сказочным чудовищем. Таким же сказочным, как кельпи и пикси. До вчерашнего дня принц не слишком-то верил в его существование! Вот бы вспомнить, когда в сказках расшаркиваются по всей форме…

Возможно, вся проблема этого мира в том что люди, живущие на берегу, об эльфах ничего не знали. Те не были для них нацией, народом, королевством - только дивной выдумкой: лешими за опушкой, водяными под мельницей, красными шапками, странным народцем. Драконы - и те были реальнее.

Мальчишка захлебнулся чужими сильными пальцами, поймал своими крепкое запястье и стиснул в попытке, если не оторвать эльфа от себя, то удержать его от дальнейших действий. В разных, но одинаково распахнутых зрачках Его Неблагое Величество отражался во всей своей весьма эксцентричной красе. Драгоценность легкомысленной леди Игрейн вмазалась в горло и хрустнула хрящами гортани. Человеческий детеныш оказался существом более хрупким, чем можно было ожидать. Повинуясь хватке в волосах, незваный гость запрокинул голову и был теперь вынужден рассматривать странное, нечеловеческое лицо эльфийского владыки, неловко по-рыбьи хватая губами воздух.

- Значит, мной.
Лоран поймал ладонью освобожденное горло, точно желал убедиться, что оно все еще на месте. По-настоящему испугаться ему не удалось, но острастки хватило ровно для того, чтобы принц притормозил и задумался о происходящем. Не о своих манерах же думать! И впрямь почему эльф должен что-то ему рассказать? На привычные причины северянин не рассчитывал, в сказках так не бывает. Как же бывает? Народные байки ему закончили рассказывать в раннем детстве, когда отняли у кормилицы и предали гувернантке, благородная дама и такими глупостями не занималась. А сказки из тех, что усели обыграть поэты, приходили в голову и вовсе странно.

- Не должны… - он дернул головой, пытаясь выпутать из хватки пепельные пряди, - Ваше… Величество. Но можете, чтобы я не придумал дурного объяснения сам в меру своей наивности.

Принц был бы хорошим учеником, если бы хозяин дворца пожелал его научить. Но тот со всей очевидностью ни объяснять, ни научить пользоваться новым зрением не желал. Его отец тоже весьма обтекаемо говорил свое «нет», но, если надавить, можно было услышать, что кайзер Айзена дает объяснения только Господу Богу на исповеди. На этом разговор обычно завершался, и Лоран предпочитал до этого неприятного тупика беседу не доводить.

- Я мало знаю о том, что ценно под кронами Леса, но наши сказки о вашем народе говорят, что ответы можно выиграть или выменять на что-то, ценность чего мы не знаем до времени. Похоже, мой первенец и так останется у вас, - мгновение сквозь гримаску дискомфорта скользнула улыбка. - Я предпочел бы выиграть или заработать. Меня зовут Лоран.

Быть сыном Арвен принцу надело. Он снова неудобно потянул волосы из чужих пальцев и поморщился. Под ноги эльфийскому королю утекал ручеек воды.
- Отпустите?

Про «заработать» Лоран точно помнил. Можно сослужить какую-то службу. Но чем бы он мог послужить этому нечеловеческому существу он не знал. Впрочем, шанса обыграть короля эльфов у него тоже не было. Однако сдаваться мальчишка не планировал!
И запеченным младенцам он бы не удивился. Сказки, самые разные от жутких быличек, до лирических поэм, представляли эльфов таким пестрым народом, что в точности определить их обычаи и нравы не представлялось возможным. Единственное, что Лоран наверняка усвоил, - верить им нельзя. Однако выбор был невелик, а получить хоть какие-то подсказки ему не мешало бы.
В молочном мареве королевской ауры поменялись оттенки, но гость ничего не понимал, не успевая следит за бегущим настроением.
- Правда? – невольно приоткрыл рот от удивления, забыв о своей неловкой позе. Он и не знал, что связан с далеким, загадочным домом своей матери такими крепким узами, что те могут сохранить ему жизнь. И продолжил моргать. В его мире, пожелай кто-то убить чужого ребенка, даже ребенка голубой крови, разрешения не спрашивали. Достаточно спрятать труп и позаботиться о последствиях.
Отпущенный, наконец, он уставился в спину отвернувшегося короля. Вопросов стало только больше.
- Моя мать… она могла бы меня продать? – недоверчиво моргнул еще раз. -  Как коня, пса или сокола? Как… что? В чем измеряется моя жизнь? В золоте? И сколько я стою? Почему мною владеет моя мать, а не мой отец?
Принцу впервые пришлось задуматься о себе в таком ключе. Прежде ему случалось задумываться, сколько империя тратит на его содержание или сколько могла бы стоить его служба, но сколько стоит его жизнь, прерванная ради забавы, – нет.
- Разве горящий лес – это занятно? Это беда даже по людским меркам, - одежду он взял автоматически и потом потупился, поискал взглядом по комнате и, наконец, обнаружив ширму унес туда.
- Не оборачивайтесь!
Никакого желания сжечь лес у принца пока не возникало, может быть, потому что так учили его в Академии, а жизни его ничего не угрожало и отчаянных мер не требовалось.
- Леди Игрейн уже знает? Так скоро?
Стало быть, и отца ребенка эти женщины тоже знают наверняка. Будет занятно, если она все же увяжется за ромеем… Это дитя станет эльфом больше, чем наполовину. Какие таланты его ждут? Ждут ли? Принц и сам устал от вопросов, но пока новым было все. А развлекать кого-то ему прежде не приходилось и ничего лучше жонглирования яблоками на ум не шло.
- Да, у нас нет привычки продавать своих детей… Во всяком случае, так просто. Как, видите, лучше всего я умею задавать вопросы, - отчего-то он рассмеялся, но не слишком весело. И впрямь, какие у него таланты в его-то возрасте? Ни один из навыков принца не был совершенен настолько, чтобы чем-то удивить бесконечно живущее существо.
- На лютне, -  смущено поправил Его высочество. Не то чтобы это было полезное для принца умение. - А бить рыбу мне не случалось.
На удивление одежда эльфийского короля была в пору и на этот раз не сводила с ума девчачьими вышивками.
– Но, если верить легендам, бить здесь придется русалок и охотится на кунлу… День и ночь вопросов развлекут Ваш Величество или пора менять условие?

Едва ли это была стыдливость в широком смысле. Купальни в Академии были общими, пусть их и грели для принца в другое время, что для сына мельника, но никому не запрещалось бы туда войти, и зачастую мальчишки от знатного стола собирались там вместе, чтобы поболтать в теплом пару, отлынивая от тренировок и оправдывая свое безделье богоугодным занятием. Но показываться эльфийскому королю Лорану отчего-то не хотелось. Пожалуй, он замешкался бы подле любого взрослого мужчины, а Анейрин был и вовсе сказочной небылью, оставляя принцу глубинное ощущение собственной беззащитности, которое нагота могла лишь усилить.
- На раба?! – северный наслежник натягивал сапоги и теперь выглянул из-за ширмы откуда-то снизу. Пепельные пряди скатились на лицо. мешая ему рассмотреть собеседника. Кажется, принц Хосе был не так уж глуп, когда отказался оставить первую жену ради эльфийской наложницы. Любая мать полагает ребенка своей собственностью, но не настолько!
- Я принц Айзена! - он наконец, вынырнул из-за ширмы и теперь лучился неподдельным негодованием. – Я даже могу по несчастью стать кайзером, а после моя мать продаст меня за удачно спетую песню или пригоршню пестрых ракушек из священного источника?! Или что здесь в ходу?
Лоран тяжело дышал, пытаясь унять накатившее оскорбленное разочарование, и мерил горящим взглядом эльфийского короля. Едва ли он мог любить Агату меньше, но теперь ее стоило еще и опасаться. Может быть, даже убить. Ради сестер. Хотя никто не знает, какие обещания и клятвы она уже дала. Не слишком ли поздно?
Равнодушное насмешливое выражение Анейрина тлело под этим взглядом, но оставалось неизменным, и Лоран смирил гнев, намереваясь задать столько вопросов, сколько сможет, чтобы хоть что-то понять об обитателях леса, раз уж те приходятся ему родней.
Ему достался юный соловый жеребчик с пшеничной гривой, тонконогий и пляшущий, и принц не был уверен до конца, конь ли это. Однако жить в мире, где конь не конь, а седло на нем – не седло, слишком сложно, и Лоран решил верить глазам, пока те не покажут иного. Ничего необычного в жеребчике не виделось, лишь прозрачное золотистое сияние жизненной силы и полуденного задора. Лоран огладил лошадиную морду, почесал коня за ухом, точно кота, и с сожалением понял, что предложить угощения ему не может. Тот, впрочем, оказался податлив вполне, имел чуткие губы и под седлом был послушен.
- Нет, - мальчишка нехотя обернулся. – Я не хочу, чтобы мои дети были рабами. И не хочу делить постель с тем, к кому ничего не испытываю. Это делает меня несчастным, а оттого грубым совсем за зря и не приносит радости никому.
Мабд была хороша. Тень накрыла всадников и взмахом крыл собралась в поджарую переливчатую соколицу.
- Нас ждет охота? – Лоран недоверчиво поднял бровь. – На кого?

Наследник смутился, и скулы привычно тронули темные пятна, но он отлично знал, что чувствует, и не планировал менять свое мнение, сколько бы насмешек этому мнению не пришлось пережить. Мало в чем Лоран был так уверен, как в своих эмоциях. Он мог ставить под сомнение знания, сомневаться в правильности выводов, мог переживать неуверенность в своем праве и дозволение на что-то, но чувства принадлежали только ему, прозрачные и неуязвимые.
- Ровно так, как мне удалось сделать несчастным вас, - он рассеялся. – Если бы я изобрел причину, которая заставила бы вас меня ловить, искать и догонять, мое общество было бы куда более желанным. Если бы мы сталкивались прежде, и вы нашли меня приятным собеседником и обворожительны компаньоном, ваше желание взять меня с собой на эту прогулку было бы страстным и искренним. Но я вломился в ваш будуар (?) как засовывают ложку в рот ребенку, предварительно зажав ему нос… Эльфы так делают? Так делала моя кормилица. И вы закономерно были в бешенстве, а теперь тащите на охоту негодного мальчишку в надеже, что он хоть в чем-нибудь забавен. Верно? Но я благодарен вам за это. Вероятно, леди Игрейн тоже мне в чем-то благодарна. Во всяком случае, недовольной она не кажется.
Принц еще раз обернулся и приценился к лицу эльфийки. То ровным счетом ничего не выражало. Даже разочарования. Кони тронулись и пошли бок об бок под пестрой тенью подвижной листвы, и звон копыт вошел в гипнотизирующий резонанс.
-  Как-то – я был совсем ребенком – моя кормилица рассказывала мне сказку. Сказку, такую жуткую, что я не мог спать. Я свился клубком под одеялом и боялся высунуть нос не в силах престать думать о страшилище, о котором только что услышал. А потом в комнату вошел мой отец, вернувшийся из северной отлучки. Он привез мне нож в аметистовых ножнах. И нож этот показался мне таким восхитительным, а радость встречи была так велика, что страшная сказка не просто стерлась из памяти… Я ясно помню, как она в миг сгорала в ослепительном сиянии встречи прямо перед моими глазами. Я был не в силах вспомнить ни слова из этой истории. Никогда позже я не испытывал такого пенистого, такого пузырящегося и переливчатого ликования. Какой бы наивной сейчас не казалась причина.
Он смотрел на дорогу и сквозь, куда-то влево и вниз, в прошлое, а потом вернулся взглядом к спутнику.
- Но надеюсь однажды пережить что-то подобное. А радость – это просто. Хорошая книга, которая и впрямь занимает твои мысли, победа в поединке, умный собеседник, ожидание свидания, багряный рассвет, магическая партия, которая, наконец, подчиняется после долгой тренировки, знание, зачем ты нужен и в чем твоя цель… А удовольствие – это и совсем иное… Как видите, я счастлив почтит всегда.
Он склонился с седла и сорвал высокий придорожный цветок, фиалковый и благоухающий.
- На севере цветов еще нет. А, может, именно таких и вовсе нет, -  Лоран легкомысленно сунул цветок в пшеничную конскую гриву.
- Отчего вы говорите так, будто радость – это жемчуг, за которым нужно нырять глубоко? Разве ничего не согревает сердце величайшего из живущих монархов?
Тут Лоран эльфу безусловно польстил, но тот уж точно полагал себя величайшим и спорить бы не стал.
- На змей я прежде еще не охотился! – мальчишка развеселился и просиял взглядом. Как видно, жизнь и впрямь была для него полна чудес. - Зачем вы ловите змей? Должна быть причина или толк… Ради яда? Или они чем-нибудь прогневали Ваше Величество?

- Люди хороши тем, что верят в то, что думают, или в то, что решили думать, и чувств это тоже касается, - Его Высочество легкомысленно улыбнулся. – Когда мы и впрямь чувствуем, мы плохо думаем, и это опасно. Но нас учат этому с детства… тех, кого учат. Меня всю мою скромную жизнь готовили к войне, а мне, быть может, стоило бы поехать к престолу Тотенвальда и предложить им Айзен ради удовольствия стать его наместником… Это спасло бы много жизней. Но я так не сделаю. Потому что не я в это не верю. Мы так уязвимы и связаны нашей верой...

Его учили и риторике, и логике, и истории, и число бед, свалившихся на земных владык, из алчности, гнева, влюбленности или ревности казалось неисчислимым. Зато принц научился строить беды других из их алчности, гнева и зависти. Людьми нетрудно управлять, если однажды тебе показали как. Ровно как нетрудно вести бой по трактату Августа Анзорского. Довольно провести разведку, узнать число и расположение войск, чтобы знать, на какой странице открывать трактат. Ровно так же просто фехтовать в рамках северной или южной школы. Но более всего его пытались научить думать вне рамок, однако непредсказуемость Лорану никак не давалась. Принц был абсолютно точен в ведущей его логике, и это его терзало. С другой же стороны сама идея безграничности, необъяснимости и непредсказуемости эльфийской магии давалась ему трудно. Все – это всегда ничего, бесконечная опасная неопределенность. Темный переулок близ рыночной площади, в котором не знаешь, когда выудят кошелек, а из-за какого угла ждать кинжала.
 
А потому принц слушал очень внимательно, пытаясь не только запомнить, но и понять, почувствовать, осмыслить услышанное, однако информации было слишком много слишком сразу, и воображение не успевало.

- Хорошо, - он решил усвоить урок так, как делал это обычно – на практике. – Мир полон магии. Кажется, мы называем это судьбой. Или случаем. Удачей?

Мир и впрямь подсвечивал ему тонкой пеленой цветастых оттенков, и от этого болела голова, а еще возникало ощущение, что он тихонько сходит с ума. Зачем эльф позволил ему это видеть? Хотел что-то донести, или люди зря считают лесной народ всеведущим? Послушать Анейрина, так это вышло случайно без умысла и плана. А если послушать еще, то случай – и есть магия…

- Там, где воля, желание и жизненная сила соприкасаются с даром природы, начинается творение волшебства. Воля. Желание. И жизненная сила. Этот лес уже засеян. Я могу сделать из этой травы что-то, кроме венка? Или дело все же не в мере моего желания, а в том, как велика моя сила? В том, какого толка моя сила? И почему мы могли бы встретиться в ситуации, печальной настолько, что она требует брони? Чем мы связаны?

На лице мальчишки сияло самое искреннее недоумение. Никакой личной вражды с эльфийским королем ему в голову не приходило. Политической тем более. В летописях не значилось о посольствах недовольных эльфийских владык, нотах, требованиях или угрозах. Вырубая леса, люди верили, что эльфы уходят в глубь материка, осваивая новые земли так же, как осваивают их сами люди.

- Ах, для этого нужно быть эльфом! – мальчишка от души рассмеялся. – Магия существует в мире везде, но не для всех!
А он уж было поверил, что просто не знает, как ею пользоваться, что знания утеряны или не работают, потому что сама идея для него невозможна. Позже Лоран будет много думать об этой магии, существующей везде. Будет думать так много, наблюдать так внимательно, что в пору бы написать трактат. Но трактаты о природе и свойствах магии он отложит на годы почтенной старости, когда сил его хватит ровно для того, чтобы поднять перо.
Осторожно подкинутую тему про Тотенвальд Его Величество не поддержал. То ли не услышал в ней вопроса, то ли не по желал нужным обсуждать. Что будет, если спросить Анейрина прямо? Что именно они предпринимают, чтобы мертвые никогда не заходили в пределы леса? Или он снова услышит про магию не для всех?
О причинах конфликта король тоже ничего не сказал. Лоран терпеть не мог метафоры. Слова произносятся и слышаться, воздух колышется, время идет, но ничего не сказано и не услышано. Не знает или не хочет делиться? Какое-нибудь эльфийское пророчество, поверье или примета, которую нет смысла объяснять, но достаточно убедительная, что король эльфов пошел за змеями?
Мальчсишка только тряхнул головой, точно это встряхнуло бы запутанные мысли, и осадил коня. Заговаривать ветер. Там на фьордах тоже верили, что можно заговаривать ветер, и заговаривали, когда их корабли отходили от берега. Сколько бы церковь с этим не боролась, всегда находились те, кто вязал из сена кукол и резал над дверью знаки. Если магия везде, так ли язычники заблуждаются? Так ли они неправы? Святы ли святые мощи? Есть ли сила иная, чем магия мира, о которой так легко говорит эльф.
- Не придаст ли вас ваша кольчуга в таинственный день нашей стычки, если я буду ловить для не змей?
Он улыбнулся и спешился.
- Вашему Величеству приходилось слышать историю Ахиллеса? Он был великим воином, потому что все его тело было неуязвимо для любого оружия. Кроме пятки. Умереть из-за стрелы, попавшей в пятку, по-моему невозможно нелепо.
Выгретое каменистое всхолмье и впрямь было лучшим местом для змей, чем спутанные тенистые корни вековых деревьев, утонувших в высокой траве. Только сейчас, заглядевшись на открытое небо, принц понял, как ему душно и тесно под сводами леса. Точно в казематах, где солнце совсем тебя не находит, где простор еще не равен свободе.
Эльфийское копье оказалось удивительно легким, в выборе дерева дело или в магии, – не узнать. Зато в змеях сын кайзера ожидаемо не разбирался, да и зачем рисковать? И охотиться на них Лорану тоже приходилось впервые, но раз уж он здесь и с копьем… Отчего не считать змею турнирным щитом? Вышло у Его Высочества не сразу, но постепенно плавно и, как ему казалось, бесшумно, перебираясь с камня на камень, он наловчился и примечать змей и даже добираться до них копьем, прикидывая, как вложить в этот материал свои цели. Вбить с каждым ударом? Добычу принц складывал на переливчатый в солнце базальтовый валун. Интересно сколько полозов надо на доспех? Услышь это кто-нибудь в людских землях, подумал бы, что наследник выжил из ума.

Был ли у мальчишки шанс заметить угрозу? Был бы, окажись солнце на востоке, но день перекатил к вечеру, и тени грелись на камнях за спиной Лорана. Толчок отозвался запоздалой болью, но сперва удивлением, когда каменистый склон бросился лицо и под ноги. В глазах потемнело, принц моргнул, хватаясь за летящие на него камни и хотел было развернуться… копье все еще было легким и острым, а главное готовым к бою, но тяжелые упругие кольца стиснули плечи, руки и дальше вниз, лишая его шанса двинуться и даже вздохнуть. Сердце глухо толкнулось в горло, подпирая корень языка до удушливой тошноты. Бесполезное копье, звонко потренькивая, покатилось по склону. Сид потянул мальчишку наверх – в ребрах почуялся треск, но принц немедленно понял, что его ничтожные попытки освободиться, лишь заставляют скользкую тварь пружинно сжимать скользкие кольца. Крупная чешуя царапала кожу. Мгновение он поискал эльфийского короля взглядом, в панике пытаясь понять, несчастный ли это случай, стоит ли ждать помощи, или Анейрин знал, к чему приведет убийство змей в этих холмах, а потому пошел на сторону, где их меньше. А скорее, где Лоран его не увидит за насыпью.  Но в этот миг в лицо принцу заглянула пара светлых, совершенно человеческих глаз в обрамлении пушистых ресниц. Лоран уже видел эти глаза - на лице своей матери. Мальчишка отшатнулся, но больше не вырывался, решив спасти себе ребра. Юркий расколотый надвое язык попробовал воздух у лица добычи, и сид зашипел, как трещетка. И тогда в воздухе тонким шелком потянулось марево, из тех, что рождается в знойный день над пустыней. Потянулось и осело на чешую веселыми золотистыми всполохами а, окрепнув, метнулось в змеиную морду яростным и бесноватым пламенем. Полоз уронил свою жертву, забился, выкручиваясь в попытках потушить горящую шкуру о каменистый склон. На миг пламя угасло, когда принц упал и метнулся прочь от бьющего по склону опаленного хвоста. А потом огонь родился с новой силой, поднялся кипучей охристо-пунцовой волной и рванулся в рыло змею.
Будь Лоран чуть меньше напуган, он успел бы подумать, какого толка магией обладает это существо и стоит ли с ним связываться, но Анейрин не оставил ему выбора. Пламя угасло, забрав свою добычу, как боги забирают предназначенную им жертву. Говорят, у каждого мага очень личные отношения с его магией, Лоран чувствовал себя жрецом, который служит своей стихии и, лишь принося дары, может рассчитывать на ее милость. Так, должно быть, сказывалось на нем религиозное воспитание или старые северные мифы. На залитом копотью склоне остался лишь иссохший уродливый скелет. Порыв весеннего ветра ухнул в лощину между кронами и подхватил его, чтобы раскидать по Эльвендору летучий пепел и разнести чуднУю весть.
Но принц этого уже не видел, он смотрел на спешащего Анейрина. Над ладонью гостя переливался так и не остывший огненный шар, и только хорошее воспитание мешало ему немедленно подпалить королю камзол. 
- Мне было бы куда сподручнее, если бы меня предупреждали, что моя служба нужна, - растрепанный и пыльный смотрел мальчишка упрямо. - Или ваш доспех требует человеческих жертв?

Будь перед Лораном существо, отличное от него уровнем знатности или встреченное в дороге, он не примул бы наказать того за риск, которому был подвергнут намеренно. Но кроль, пусть и эльфийский оставался королем, а Лоран был гостем в доме хозяина и недурно умел держать лицо, а потому вся его импульсивная ярость обозначилась лишь напряжением желваков да кружащимся в пальцах пламенем. А спросив, он должен был дослушать ответ. И дослушал, не сводя с короля белесого взгляда. Потом медленно сжал пальцы и пламя в них улеглось, как котенок, свернувшийся клубком на хозяйской ладони. На охоту принцев начали брать рано, когда их отец был еще молод, и тяготы еще легли бороздами на его чело. Доезжачие охотно объясняли, а венценосные мальчики увлеченно случали. Так же увлеченно, как слушал бы о силках, стрелах кабанах и оленях любой мальчишка. Их учили травить псами и соколами, как им казалось, но на деле давали лишь подержать птицу или сворку. Но и этих впечатлений было достаточно. Охоты и теперь устраивали, но куда реже. А Лоран успевал застать лишь ту часть из них, что выпадала на неполное лето. А потому словам короля он поверил. Мог бы и сам догадаться, имей он время обдумать нападение. Вместо этого принц рассматривал собственные руки, пытаясь понять, как именно изменилась аура. Как теперь описал бы ее Анейрин? Всполохи растерянности на фоне импульсивного гнева? Но обдумать произошедшее эльф ему не позволил. Оба отвлеклись на камушек и неслучившаясь драка как будто забылась, а принц вернул доверчивый ученический тон.
- У него были глаза моей матери. Те, что я успел разглядеть. А это что?
Камешек переливчато поблескивал, но не походил на известные Лорану материалы. Змеевик? Или зеленый опал? Но он уже привык, что лишь деревья остаются в здесь деревьями, все остальное может оказаться чему годно, и гадать не стал.
Помедлил, поднял взгляд к Анейрину. Тот всерьез намерен изуродовать его снова? Мальчишка помешкал. Он ярко помнил, как кровь закипает на немых распахнутых губах. С другой стороны, предложение было заманчивым. Что такого может видеть полоз?
- В наших горах верят, что полозы видят золотые жилы, это так?  - принц не в силах был взвесить сейчас же плюсы и минусы предложения. – Но мне прежде хотелось бы знать: этот глаз, тот что есть у меня сейчас… - Лоран помедлил, – кому он принадлежал прежде?