В те редкие минуты, когда Алессандро Дианти был достаточно свободен от учебы и вместе с тем несвободен в передвижении по жилому корпусу или зданию Академии, чтобы отыскать Лорана, чтобы раздумывать о происходящем между ними, он не искал оправданий содеянному и не пытался обмануть себя, хотя бы частично обвинив Лорана в том, что тот искусил его. Он взял, что пожелал и как пожелал и делал это снова, вполне сознательно соблазнив юношу тем плотским удовольствием, познав которое, сложно отказаться от возможности испытать его снова, даже если за него приходится платить, отдаваясь.
Он не желал, чтобы чувственность Лорана и его готовность к экспериментам в считанные недели превратили его в похотливую девку с членом, сродни тем вульгарным существам, что искали себе клиентов в портах или любовников в особых салонах, оттого и не нежничал с ним и не переменил обхождения в какую-то форму ухаживания, разве, что прилюдно поддразнивал и злил айзенского принца лишь в качестве аперитива к очередному страстному свиданию. Позволял Лорану делится фантазиями и даже воплощать какие-то из них. Воображение у юноши оказалось куда более живым, чем у Алессандро, чувствам которого, кажется, вполне достаточно было бы просто обладать Лораном всякий раз, когда накатывало желание.
Но он постиг «Науку любви» двумя годами ранее в роскоши покоев родового замка, в компании друга и наперсника детских лет, слишком красивого, чтобы цвет его юности не привлёк внимание развратников и сластолюбцев. Постиг со всеми куртуазными тонкостями и знаниями о жестах и позах, о том, как обсуждать пошлое прилюдно, беседуя о кулинарных изысках и винах, о загонной охоте или вопросах веры. Но если что-то из этого и передал Лорану, то без умысла развращать его сознание более, чем это делало воображение принца. Поцелуи ладоней и запястий, как завершение, повторение слов учителя фехтования о необходимости ежедневных тренировок, с уточнением, что боевые маги склонны быстро терять форму, когда начинают более полагаться на магию, чем на сталь – в качестве прилюдного обсуждения будущего свидания.
Признание Лорана в незнании собственных пристрастий при осознании приятности того, что получает от их встреч,  Алессандро воспринял с пониманием, каковое, однако, не смогло избавить от эмоций. Чувства не подчинялись разуму и даже понимание, что взаимная любовь или влюбленность – мука для двоих, не сделало обиду меньше.

И если в прошлом году называл айзенского принца «доном»  и говорил с ним на кастильском, то теперь предпочитал айзенский – как практику для себя и вместе с тем, как ограничение. Айзенский – язык политики и науки, более четкий и жесткий по звучанию более подходил для их отношений, чем кастильский, как таковой, и тем более родное романское наречие – язык любви и поэзии. Любовь без будущего – драма для романтичного южанина, страсть, находящая удовлетворение – прекрасная сделка, исключительно политическая, как и все их партнерство на тренировках.

С наступлением весны курсантов распределяли по приграничным фортам – для несения службы и закрепления боевых навыков, отработки взаимодействия. Аллесандро полагал, что его ждет поездка к северным границам Айзена, как всех старшекурсников, зная, что Лорана откомандируют на запад, в тихий приграничный замок на границе между Кастилией, Айзеном и эльфийским лесом, где он сам провел первые две весны в Академии. Каково же было его удивление, когда он узнал, что и теперь отправится туда.
Не будь теперь Лоран его любовником, его сладкой, греховной тайной, он бы разозлился, понимая, что и за этим решением руководства академии стоит нежелание оскорблять величие айзенской короны необходимостью для юного высочества взаимодействовать с кем-то больше ему уступающим в благородстве происхождения, чем наследник романской герцогской короны, род которого уходит корнями в античную мифологию.
Замок Стоунгейт лишь с виду казался мрачным и хорошо укрепленным сооружением. На деле же являл собой типичный образчик жилья полуразложившегося провинциального барона, который всеми правдами и неправдами получил от Айзенской короны право размещать курсантов на время учений в своих казармах.
Уже по пути сюда, Алессандро обнаружил, что и кастильской инфанте не доведется опробовать свое пламя на штурмующих цитадель мертвецах. Диану тоже отправили в Стоунгейт, чему девушка была крайне недовольна и во время поездки находила утешение лишь в обществе жениха. Помолвка их была делом решенным и за пределами Академии, инфанта рассчитывала на положенные ей ухаживания, тем более, что в обмене вежливыми письмами и портретами не было необходимости. А роль дуэньи исполняла наперсница принцессы, а не унылая сарая дева в черном, и в самом деле бдящая, чтобы молодые люди не позволяли себе лишнего.
- Я слышала, - обмолвилась Диана, когда они въехали во двор замка и  благодаря тесноте и суете, смогли оказаться рядом, - что с женой кастеллана можно договориться и получить отдельную комнату.
- Я слышал, - отозвался Алессандро, - что комнату эту получают лишь те, кто готов ублажать старуху. Не думаю, что подобные подвиги ты оценишь.
- Диана рассмеялась весело и звонко и, ничего не ответив, развернула лошадь, чтобы уступить дорогу паре всадников – куратору Рутвену и фро Адельхайде Вайсбург, менталистке, преподававшей ментальную магию у девушек и теперь сопровождавшей тех, кому придется нести службу здесь, а не в Рейхенбахе.
На братьев Райхенбахов, ректорской волею тоже оказавшихся на границе с Кастилией, а не с Тотенвальдом было смешно смотреть. Уж кто-кто, а они и до Академии видели армии мертвецов и готовились биться с ними за свою землю, а не отдыхать на юге Айзена, где уже сошел снег и распустились первоцветы.
***
- Помолимся вместе? – Предложил Алессандро Лорану за трапезой. - Здесь есть небольшая часовня
- Мало вам воскресной мессы, дон Алессандро? – прежде Лорана отозвался  кастилец  Пабло Руис, юноша веселого и легкого нрава, незаконнорожденный сын какого-то именитого лекаря из столицы. Лет ему было столько же, сколько Лорану, вот только владел он магией воздуха.
- Желаете присоединиться, дон Пабло?  - в голосе Алессандро зазвучало редкое для него в общении с курсантами из низшего сословия пренебрежение.
В темных глазах кастильца вспыхнуло удивление, но он отрицательно покачал головой и схватил кубок с разбавленным кислым вином и обращаясь скорее к нему, чем к Сандро, проговорил:
- Мне довольно будет молитвы на сон грядущий перед распятием над кроватью.
- Харр фон Гессен?

В замке, обитатели которого жили до омерзения тесно, а юноши курсанты, лишившись отдельных комнат, вынуждены были ютиться в казармах, самый простой способ уединиться – отправиться в обитель Господа и надеяться, что местный священник рассуждает точно так же, как все остальные и не слишком ревностно блюдет свои обязанности, полагая, что комплеторий вовсе не обязательно служить перед алтарем, особенно, когда кроме мышей службу никто и не видит.
К тому же, насколько он помнил по прошлому году, местный пастырь был очень стар и не то что служба, но даже простая прогулка до часовни становилась серьезным испытанием для его изуродованных подагрой коленей.

О, Алессандро ревновал своего ледяного принца, ревновал мучительно и страстно ко всему, что привлекало его внимание и занимало мысли вне тех коротких часов или минут, которые они проводили вместе, отдаваясь плотскому желанию со всем жаром юности. Но выказывать свои чувства себе не позволял, хорошо зная, какой жестокой игрой могут стать провокации к ревности со стороны объекта влюбленности. Он не сомневался, что Лоран не ищет для утоления плотских желаний кого-то другого, просто потому что желания эти находились в области более постыдной, чем блуд с женщинами, а принц едва ли бы рискнул своим именем, боясь огласки и дурной славы в стенах Академии.
Так что ревность лишь затапливала черной кипящей смолой сердце ромея, оседала горечью невысказанных упреков на корне языка, и вкус ее таял от сладости поцелуев, забываясь на время свиданий.
В том, что Лоран придёт, Алессандро не сомневался. Не так уж они устали, чтобы не присовокупить к вечернему отдыху короткие минуты близости.
- Для любви всегда найдутся силы и время, - ответил он пришедшему Лорану и пошел за юношей, мысли которого о том, где бы они могли расположиться полностью совпадали с его собственными. А потом, ощутив его горячие губы на своей шее забыл обо всем – и о долгой поездке, и об усталости, и о неизбежной разлуке.

Они рухнули в новую вечность, расколов ее на мгновения, доверившись юной своей страсти и довольствуясь близостью без изысков и экспериментов. Их исповедь в ночи звучала шумным дыханием и стонами и была честнее любой истории, рассказанной словами.
И в миг, когда Алессандро коснулся благодарным поцелуем плеча Лорана, мир извне ворвался в их хрупкую идиллию звуком рога, долгим и протяжным. Столь долгим, что возвещать он мог одно – нападение на замок.
Сандро еще секунд пять пребывал в заблуждении, что курсантов гонят на учения, милостиво дав им отужинать и жестоко выгнав из купален на потеху коменданту и здешним офицерам. Но звук не прекращался, словно у трубача были бездонные легкие, а на деле же трубили на всех башнях, сзывая солдат на стены, а женщинам и детям веля укрываться в подвалах. Девиц из академии, согласно уставу, тоже ждали на стенах.
На стену они не успели. И не увидели тысячной армии скелетов и трупов в разной стадии разложения, вливающейся зловонным потоком в открытые ворота.  Зато увидели, потоки огня, заливающие двор, кишащий мертвецами, штурмующими узкие каменные лестницы, ведущие на стены.
Горнисты на башнях еще трубили, но рев горнов пел не о нападении, а о захвате Стоунгейта и звал не здешних солдат, а молил о помощи соседей, до которых ветер донесет отзвуки этой мольбы.
- За мной, - приказал Сандро, воскрешая в памяти планы замка и не собираясь ничего объяснять Лорану, чтобы принц не вздумал геройствовать. Ввязываться в заведомо проигранный бой – было бы глупостью, а не геройством.
Он увлек принца к входу на кухню. Через него днем проносили корзины со снедью и птицей, через него выносили помои. Тяжелая дверь была закрыта на засов изнутри.
- Выжги. Там слева ход для прислуги, по нему дойдем до баронских покоев, а оттуда, через тайный ход… выберемся.

Не только Диана знала о том, что за сходную плату комендантше замка можно получить комнату для свиданий. Даже такую, как спальня отсутствующего в Стоунгейте барона. И если бы не неутолимое влечение, свидание с Лораном Алессандро устроил бы именно там уже завтра.
Или… не устроил, получив предложение довольствоваться одной из гостевых комнат «ничуть не хуже».
Они, конечно, были одеты и в темных глазах не было ни капли стыда и смущения, но смятая постель ясно рассказывала о том, чем здесь занимались инфанта Диана Кастильская  и дон Мигель Вильена. Присутствие наперсницы принцессы, Франчески Орио, объяснялось  просто – девушка либо ждала Диану за дверью – печальная участь конфидентов, либо предпочла примчаться сюда, услышав сигнал тревоги.
- Харр Лоран, дон Алессандро, - вежливо склонил голову Вильена.
- Дон Мигель, донны, - ответил на приветствие Алессандро. – Здесь прохладно.
- Я закрыл  вход в комнату стеной льда, - сообщил Вильена.
- Футов десять толщиной, - добавила Диана. – а что за вами?

- Проход для одного человека, не более.
Как ни странно, уличенную в измене невесту, женщину с которой ему предстояло делить жизнь, Алессандро не ревновал. Разве что испытывал гадливое ощущение, граничащее с презрением от понимания, что в его постель Диана легла затем лишь, чтобы после спокойно отдаваться другому, навязав дураку из Романии ответственность за утраченное до свадьбы девство.
- Я могу, - Мигель шагнул к нише, из которой пришли Лоран и Сандро и откинул полог.
Алессандро кивнул.
- За кроватью должен быть еще проход, - сказал он глухо. Из замка.
Баронская кровать даже со смятыми простынями, благоухавшая потом и семенем, запахами, которые не могли перебить даже тяжелые духи инфанты, выглядела монументально.

И тут по полу спальни потекла вода.
Франческа, приоткрыв дверь, охнула – лед стремительно таял.
Так таять он мог лишь если над стеной аккуратно работал кто-то из водных магов.

- Донна Диана, сожгите кровать, - распорядился Мигель.
- И комнату заодно, - фыркнула инфанта. – двигайте ее, господа. Это приказ! Доны?!
Ее гневный взгляд обращен был к Лорану и Алессандро.
- Дон Мигель, держите вашу грешную стену, сколько можете!

Ситуация совершенно  не располагала к рассказам о событиях, при которых Алессандро узнал секреты баронских покоев. Но даже бы если замок не посетила Смерть во всем множестве своих обличий, заполнив двор покойниками, не рассказал бы. Он вообще ничего не говорил Лорану о прошлых своих увлечениях, полагая, что одной Дианы и будущей их свадьбы более, чем достаточно. А самое важное, что происходило с ними, в словах не нуждалось. Как и необходимость не умереть геройски, а сохранить собственные жизни – для Айзена и Романии.
За отпрысков коронованных особ умирают солдаты и дети плебеев – таков порядок вещей и Сандро полагал его столь же естественным, как смену фаз луны или морские приливы и отливы.
А еще он боялся потерять Лорана. И страх этот вцепился когтистыми лапами в самое сердце, вгрызся под кадык и пророс в самое нутро, выжигая желудок холодом. И все, кроме желания утащить айзенского принца подальше от опасности и смерти было неважно – даже Диана с ее любовником.
Совет Лорана – дотянуться своей силой до сознания мага по ту сторону стен, каменной и ледяной, оказался лишь поводом занять себя на минуту-другу, пока сам принц искал вход в тоннель, ведущий из спальни куда-то под замок и за его пределы.  Сандро проделал то же, что и Франческа и не наткнулся на ничто. Словно за стеной и не было никого живого. А мертвые… они ощущались странно и мерзко, словно прикоснулся сознанием к мироощущению слизней – какой-то бездумной потребности крушить и убивать. И они ждали там, за стеной…

А молодые люди устремились в открывшийся проход. Бесполезные  сейчас Франческа и Сандро держались между стихийниками – живой запас энергии, который понадобится тем, кто ведет настоящий бой минут через пятнадцать-двадцать, может через полчаса. Но хотелось надеяться, что за это время они выберутся за пределы замка, и что ход открыть не составит труда.
Выбрались, задыхающиеся, кашляющие от дыма. Рыцарские жесты Сандро оставил Мигелю, словно они и не делили благосклонность Дианы. Та, придя в себя простонала имя подруги, не столько зовя Франческу, сколько обозначая намерение зачерпнуть ее силы для дальнейшего боя.
А Алессандро, ощутив стремление Лорана сделать так же, открылся, недоумевая: «неужели принц так быстро выдохся?».
Но ощутить действительно ли Лоран исчерпал собственные силы, не успел – тот, шедший первым, открыл дверь, ведущую наружу. Сандро успел понять лишь, что сам выход прячется где-то за зарослями кустарника, а еще, что их ждут.
Или не их, а тех, кто воспользуется этим путем к бегству.
Прыгнувший на Лорана мертвец лица не имел – лишь рельефный рисунок темной плоти, оставшейся на костях черепа, зато был вооружен, а грудь его защищала кожаная кираса, надетая поверх кольчужной рубашки. Голову венчал старинный айзенский шлем. Такие и теперь носили рыцари преклонных лет, не оставившие службу и гордящиеся былыми победами.
Все это за доли мгновения врезалось в память Сандро, как и удар меча, который должен был рассечь голову принца надвое, достигни он цели. Отбить этот удар Сандро не успел, даже не отхватил мертвецу руку – шпага проткнула смердящую плоть, лишь  ослабив удар.
И лезвие прошлось по лицу Лорана.
«Жив» - радость хлестнула огненной плетью айзенца, от которой Сандро пришлось уворачиваться, уходя Лорану за спину и позволяя ощущать свое присутствие, чтобы принц не счел, что за псиной стоит враг.
А потом уворачиваться пришлось уже от огненной плети, словно в танце, держась спиной к спине Лорана, подстраиваясь под ритм его движений и отражая шпагой атаки мертвых. Которые, словно обычное оружие было опасно для них, внезапно замирали в нерешительности и отступали, смещаясь в сторону, к Лорану.

Тогда Алессандро не думал об этом, движения, тысячи раз повторенные во время тренировок, были механическими, а мысли занимала только рана Лорана, он пытался разделить свое внимание и злился на то, что ни о чем таком на уроках Академии не говорилось. Слабые целители – только сосуды с энергией, чей удел стоять и ждать, когда бойцу, выжигающему ряды мертвецов понадобится новый глоток жизненной силы, чтобы продолжать бой. И первый же настоящий бой показал правоту ух фехтмейстера, эльфа, на своей шкуре познавшего то, о чем говорил едва ли не каждое занятие: «когда у вас не будет магии, ваша шпага останется при вас».
Его магия никуда не делась, но толку от нее было мало – утишить боль, отвлекавшую Лорана?
Это желание Алессандро преодолел, предпочтя сосредоточиться на ране и с ужасом понимая, что левый глаз принца слеп окончательно. Он сращивал ткани, зная, что напрасно теряет силы на то, что было сверх его возможностей, тратя неимоверно много. Сильный целитель, даже курсант, уже бы закрыл рану. Сандро же только остановил кровотечение и заживил ткани, как мог. Остатки сил он бросил Лорану, уже зная, что сделает в следующий миг.
Отыскал взглядом сражающуюся Диану. Коснулся ее сознания, отбивая очередной скользящий удар и зачерпнул энергии столько, сколько было. И еще больше. Понимая, что Диана скорее, всего воспользовалась уже силами Франчески.  Девушка даже не успела понять, что произошло. Руки ее, объятые пламенем безвольно повисли, а огонь угас вместе с последним выдохом – Сандро вычерпал ее силы дочиста так, как им говорили никогда не делать.
И снова сосредоточился на Лоране, отметив только, что мертвецы мгновенно утратили к Диане интерес, что Франческа, чем-то оглушенная падает без чувств, что Мигель не знающий, что спина его осталась открыта,  откидывает мертвых ледяными ядрами, не видя, как грузный мертвец в простецкой крестьянской рубахе и штанах, заводит руку со шпагой для удара под лопатку, точно в сердце.
- В пекло лодку, - прокричал он, - в лес! Обсуждать странности поведения нападающих он сейчас не видел смысла. Но воспользоваться ими, вполне. -Бегом!

Лоран, айзенский герой, гордость кайзера и прекрасный в будущем огневик-файтер, конечно, и не думал бежать. И Алессандро принял решение за них двоих, без зазрения совести беря под контроль движения принца, заставляя его развернуться и броситься в сторону темнеющей невдалеке лесной чащи, казавшейся единой беспросветной массой. Лишь отбельными силуэтами возвышались над этой чернотой силуэты верхушек столетних елей или макушки дубов.
Теперь против атакующих оказался он, а не Лоран и достаточно было перерубить шею одному, как прочие замерли, и пока мертвец со свесившейся на бок головой топтался на месте, словно утратил способность видеть, куда наносить удары, стали отступать, словно не могли переступить некую границу, чтобы преследовать ускользнувших юнцов.
Мелькнула мысль, что так оно и есть – им велено было только охранять выход, держась в определенных пределах и как только они с Лораном оказались вне той зоны, где должны были сражаться трупы, те потеряли к ним интерес, вернувшись к исполнению основной задачи – следить за выходом из замка.

Он остановил Лорана без слов, усилием воли футов через триста, убедившись, что никакой погони за ними нет. Не опустился на колени, рухнул, но принца усадил аккуратно.
- Твое лицо…
Только теперь в свете убывающей луны он увидел маску из запекшейся крови, словно жуткий ожог покрывавшей левую часть лица и шеи Лорана. На месте левого глаза чернел какой-то сгусток. На уровне чувств, когда он анализировал случившееся с принцем, касаясь раны магией, все воспринималось иначе… и не вызывало той острой боли, словно часть мучений принца внезапно передалась и ему.
- Послушай, - он постарался, чтобы тревога и вся та мука, которую он испытывал от мучений Лорана никак не пролилась в интонации голоса, - если ты пообещаешь, что пойдешь сам, я отпущу тебя и… сделаю, что смогу с раной. Но нам нужно в лес…
И тут он произнес то, чего не ожидал сам от себя.
- К эльфам. Тебе надо найти целителя…  Ты же понимаешь.

Он не хотел думать о том, что эльфов они как раз могут и не найти. Лес огромен, а где эти самые эльфы обитают, он понятия не имел.
Но Лоран согласился.
И практически все свои силы Алессандро снова потратил на то, чтобы закрыть его рану.
Хотел бы вложиться без остатка, но понимал, что тогда просто рухнет от усталости и уснет прямо здесь.

До леса они добрались через час. Это со стороны замка он казался близким. Но для пеших путников и ночью путь через луга и заросли кустов был отнюдь не приятной прогулкой.
Как только они вошли в сумрак под густыми кронами деревьев, Алессандро вспомнил все байки и сказки, которые слышал о дивном народе. И, стоит сказать, хороших среди них было ничтожно мало. А те что были являлись романтическими балладами о прекрасных девах, соблазненных эльфами и добровольно ушедшими с ними в волшебный лес от старых и постылых мужей и суровых отцов.
Девами они с Лораном не были…

А вот среди встретивших их эльфов, вышедших из-за деревьев оказалось две девушки.
- Огня, -шепотом попросил Алессандро своего спутника.
- О, нет, люди, - заговорила одна из них, - не нужно пламени среди леса.
Вторая вскинула руку и на кончиках ее пальцев засиял холодным светом небольшой шарик.
Несколько секунд прошли в неловком молчании.
- Приветствуем вас, о благородные и мудрые хозяева волшебного леса, - проговорил Алессандро, чувствуя смущение от того, что все пятеро эльфов их рассматривают. Притом беззастенчиво и словно бы оценивающе.
- Мы ждали… - эльфийка явно не знала, как продолжить фразу, - тебя и твоего спутника. И теперь вы должны следовать за нами…
- Вы можете сначала помочь моему другу? Он ранен.
Девушки переглянулись.
Сандро мог поклясться, что между ними состоялся безмолвный разговор. И вторая с мягкой улыбкой покачала головой.
- Нам велено сопроводить вас и только.  Все ваши просьбы вы выскажете после.
- Но вы же можете… все эльфы могут. Назовите цену!
- Умеем – не значит «можем», - с упором в голосе проговорила эльфийка, - сейчас мы можем только сопроводить вас, люди. Следуйте за нами…

Их ждали. Этих простых слов оказалось достаточно, чтобы Сандро ощутил, как вдоль хребта прокатила волна колкого озноба. Он поспешил назвать свое имя и титул и представить Лорана, но ответом ему было лишь невозмутимое: «мы знаем».
А дальше их ждал переход по темному лесу. Юноши устали и шли молча. Алессандро старался думать о них, как о сопровождающих, а не как о конвоирах. Да и думалось только о Лоране.  Его боль он ощущал, как свою, не разрывая ментальной связи, пил большими глотками, стремясь забрать хоть чуть-чуть, насколько позволяли убогие целительские силы.
Он спросил было о лошадях, но ответом ему было невозмутимое: «кони нам не нужны».
Почему, стало ясно, когда за ельником проступило бело-голубое сияние. А через несколько футов тропинка вывела их на небольшую поляну, где стоял шатер. На навершиях шестов, удерживающих узорчатую ткань сияли беловато голубым светом огни, освещая всю полянку. Коней, пасущихся рядом, эльфов, охраняющих вход в шатер, одетых сходно, но не одинаково. Еще эльфов, небольшими компаниями державшихся по сторонам шатра и явно коротающими время за разговорами. Их встретили любопытными взглядами, а один из стражников, откинул полог шатра  и вошел внутрь, но тотчас вернулся.
Узкое, с резкими правильными чертами лицо его не выражало даже того легкого интереса, который Сандро видел на лицах их спутников.
- Его Величество примет вас, - сообщил он ровным голосом.
- Вы можете войти, люди, - подсказала одна из эльфиек.
По мелодичному и более высокому голову, Сандро догадался, что слова принадлежали той, что заговорила с ними первой. Он взглянул на Лорана. Принц был измучен, испачкан в собственный крови, в копоти и грязи. Подумав, что выглядит не лучше, Алессандро вздохнул – в таком вот виде и на аудиенцию к королю…
К королю эльфов.
Он настолько устал, что осознание, с кем им предстоит встреча, пришло не сразу. «Да хоть сам нечистый со всеми демонами Ада», - подумал Сандро и с трудом удержался от того, чтобы схватить Лорана за руку прежде, чем войти внутрь шатра за гостеприимно откинутый стражником полог.
Внутри шатер казался больше, чем снаружи и был обставлен, как изысканный салон. И глядя на спешно поднявшегося при их появлении лютниста, рыжего с очень женственными чертами лица, юношу, Сандро подумал, что здесь не хватает арфы, фонтана и полудюжины скульптур в романском стиле. Ковры, кресла и диванчик с резными спинками и подлокотниками, тумбы на которых стояли низкие вазы с цветами и стол сервированный так, что даже романская избыточная изысканность оформления герцогских праздничных трапез, казалась теперь скромной.
Навстречу им с кресла поднялся эльф с вычурно-пышной прической, разодетый словно для карнавала, а вошедший за людьми стражник, исполнил обязанности герольда, представив его:
- Его величество, король Анейрин из дома древнего дома «Звездных дождей», владыка и защитник лесного народа, приветствует вас, люди.
Король Анейрин при этих словах только раздраженно кивнул. И уставился на Лорана.
- Не девушка, - произнес он со смесью неприязни и озадаченности и, словно ожидая объяснений, уставился на Алессандро.
- Ваше величество, - Сандро решил, что одного этого титула будет достаточно, - почту за честь представить вам Лорана фон Гессена, второго принца айзенского, сына кайзера Эйнара II…
- А… Вот как. Фон Гессен. А… девушка? Ты должен был явиться с девушкой.
- Я? Мое имя…
- Алессандро Дианти, - эльф отмахнулся нервным жестом, словно торопился и не желал тратить время на этикет, - Где твоя принцесса?
- Диана? Мертва. Но, ваше величество, я смею вас просить…
Гневные серые глаза на миг встретились со взглядом Алессандро. Эльф смотрел оценивающе и как-то насмешливо.
- Исцелить его высочество. Он был ранен… и… потерял глаз.
О том, как стремительны Эльфы, Алессандро знал, но к тому, насколько быстро эльфийский король окажется рядом с ними, оказался не готов. Едва не отшатнулся, словно опасаясь, что тот собьет его с ног. Но теперь Анейрин рассматривал Лорана.
- Дитя Арвен из Хрустальных залов, - протянул он, странно улыбаясь, - мы рады тебе. Вы оба можете считать себя моими гостями.
- Но можем ли мы рассчитывать на помощь и исцеление? – Алессандро был настойчив.
- Обсудим это, когда вы отдохнете.

- Но…
Но эльф просто развернулся, небрежно вскинув руку в прощальном жесте и покинул, откинув полог, шатер. Притом, вышел он не в лес.
- Следуйте за королем, - подсказал герольд.
Алессандро обернулся к Лорану.
Как всякий аристократ, вызубривший еще в юности имена правителей, герцогов и графов, делавших политику Айзена и Кастилии последние лет двадцать, он знал имя супруги кайзера, но человеческое, не эльфийское.
- А кем твоя мать приходится королю эльфов, - спросил он тихо, - этому, или другому?
Хотелось верить, что имя Арвен из Хрустальных залов имеет здесь достаточный вес, чтобы рассчитывать на помощь. И в то, что магические таланты эльфов – не сказка. О последнем он решил спросить герольда.
- Но разве эльфы не умеют исцелять? Разве он… не мог… принять мою просьбу?
Герольд смотрел так, словно их не видел. Так на Алессандро не смотрел даже король Кастилии, когда наследник герцога Романии был ему представлен в возрасте двенадцати лет. Да и король Анейрин тоже.
Будь они с Лораном одни, он обнял бы любовника, прижал к себе, стиснул порывисто и сильно, чтобы почувствовать, что тот жив, что ужас побега из Стоуйнгейта закончился, что всё будет… хорошо.
Глаз принцу он был намерен выторговать, даже если придется отдать за это будущее свое герцогство. Будущее… Именно в этот самый момент, он остро понял, что, в сущности, ничего не имеет, кроме самого себя, человека с ничтожными магическими возможностями. Ничего, что могло быть нужно не то, что эльфийскому, человеческому правителю. И торговаться сможет лишь обещая… Разве что отдать собственные глаза.
- Похоже, наш внешний вид оскорбил тонкий вкус Его Величества, - пошутил он, - видел бы ты себя…

Выход из шатра во дворец мог быть только магическим, хотя выглядело все просто – они откинули парчовый полог и вышли в небольшой, практически пустой зал, пол и стены которого были отделаны белым камнем, притом пол был монолитен, а не собран из отдельных плит. И никакого полога за их спинами не оказалось. Сандро проверил. Лишь арочный проход, такой же, как два других, обрамленных витиеватым каменным плетением из листьев и цветов какого-то лесного вьюнка, виденного юношей не раз. Но названия его Сандро не знал. А на стенах красовались гербовые медальоны – три цветка чертополоха с узорчатыми листьями. Некстати вспомнились слова Ромеро, приятеля по детским играм, цитировавшего кого-то постарше и мудрее: «Те, кто украшали свой герб цветами, оказывались куда более жестоки, чем те, кто носил львов и волков». Сказано это было, когда Сандро сокрушался по поводу совершенно немужественного ириса на гербе Дианти перед объяснениями о том, что в срединном лепестке надлежит видеть меч, а в крайних – лезвия топоров. Белый же цвет – не только цвет мира, но и цвет стали. И все же, как ни вглядывался в цветок Сандро, оружия в лепестках разглядеть не сумел. Ни тогда, ни потом.

Герольд подсказал, куда сворачивать, но сам пошел в другую сторону. Зато сопровождали юношей все те же две эльфийки, взявшие на себя заботу о том, чтобы разместить гостей. Порознь.
- Вы всем гостям отводите такие роскошные комнаты? – спросил Сандро девушку, оставшуюся с ним, чтобы показать апартаменты.
Та покачала головой.
- Нет.
- Лишь аристократам? Потому что Лоран – сын одной из ваших леди?
- Вы – гость нашего благословенного короля. Ваш друг – тоже. Отдыхайте, когда король пожелает вас принять, за вами придут.
- Подобных желаний кастильского короля можно ждать неделями.
Эльфийка тонко улыбнулась.
- О, наш любимый правитель, случается, за делами более важными тоже не может уделить время гостям и просителям. Но мы постараемся, чтобы пребывание здесь было для вас приятным и веселым. Здесь, - эльфийка открыла одну из дверей, - купальня. Там, - она указала на противоположную, - мастерская, если вы расположены к созидательному творчеству.
Неприкрытый смешок в ее голосе покоробил Алессандро. Отчасти потому, что к созидательному творчеству он, герцогский наследник, расположен ни был. А если и имел какие-то склонности, то из всех семян взошли лишь умение слагать недурные вирши, да аккомпанировать себе на лютне.
- А мой друг. Могу я увидеться с ним сразу?
- Только не ищите его покои самостоятельно. Попросите рабыню, вас проводят.
- Почему? Его же комната рядом, разве нет?
Эльфийка улыбнулась, явно стараясь сдержать насмешку.
- Если от скуки хотите поблуждать по дворцу – поступайте, как знаете. Когда вы понадобитесь его Величеству, вас найдут где угодно.

И вроде отвечала она просто, но Алессандро не мог отделаться от чувства, что девушка держится высокомерно и говорит с ним, тщательно скрывая презрение.

Вопреки всем опасениям Алессандро, король эльфов про них не забыл. Про него во всяком случае. И встретится пожелал после полудня. Неприятно удивило, что Лорана не препроводили. Еще неприятнее было обнаружить в аудиенц-зале, походившей на сочетание спальни и оранжереи с огромными окнами, скопление народа. Эльфов и людей.

И держались люди совсем не так, как блаженно-счастливые рабы, готовые угождать всякой прихоти остроухих господ. Были мрачны и … недовольны.
Зато Его Величество встретил гостя улыбкой, махнул герольду, обрывая того на полуслове и заговорил первым, едва Алессандро закончил с приветствиями.
- Наверное, ты задаешься вопросом, чем именно заслужил такое к себе отношение от моих придворных и мой личный интерес, Алессандро Дианти?

Вежливость требовала солгать. Причины Алессандро не волновали. И все эти часы его тревожило только состояние Лорана и то, что с каждым часом уменьшались шансы на восстановление глаза, если целительская магия эльфов ограничена теми же законами, как и людская.
Он и солгал:
- Конечно, Ваше величество. Мы и не думали, что нам повезет встретить ваших слуг и… вас. Лишь питаемые надеждой искали этой встречи.
- Ты здесь, потому что я так захотел, - просто и буднично сообщил Анейрин I, не сводя насмешливого взгляда с юноши, - для тебя настало время, узнать кто ты и каково твое предназначение.
Алессандро проглотил рвущиеся с губ возражения. Свое предназначение, как герцогский сын, он знал с тех пор, как себя помнил. Но королям не возражают, особенно эльфийским, особенно до того, как получить желанную помощь. Оставалось только внимать.
Алессандро осторожно спросил:
- И каково же оно по мнению Вашего Величества?
- При своей жизни завоевать для меня северную империю людей и воспитать наследника, который после твоей смерти, покорит южное королевство.
Перед глазами Алессандро встала карта Ойкумены – известного людям мира. И Романия, его родное герцогство, находилась там на самом юге. Если даже не думать о бредовости подобной идеи, завоевывать проще было бы Кастилию.
Сожаления о невозможности принять столь замечательную миссию, Сандро тоже оставил при себе.
- Только и всего?
Взгляд эльфа помрачнел. Он брезгливо поджал губы и произнес:
- Отвечай так, как велит сердце. Видеть, что тебе лгут, что мысли говорящего противоречат его словам – крайне неприятно. Потому эльфы говорят правду, какова бы она ни была.
- Я ведь еще не солгал, - невольно улыбнулся Алессандро.
- Ты хотел сказать другое. Говори же.
- За правду убивают.
- Тебе это не грозит, - легко пообещал Анейрин, - но либо ты скажешь, либо я узнаю сам. Ты ведь знаешь, что это не сложно.
- Вы рехнулись, Ваше величество? Завоевать Кастилию гораздо проще, чем север. Не то, чтобы я это всегда планировал, но ресурсов Романии хватит, чтобы начать войну с королем, и я уверен, что смогу убедить некоторых из графов поддержать меня.
- И следующие двадцать лет ты будешь заниматься этими убеждениями, - расхохотался Анейрин, ничуть не задетый словами человека, - то есть этой вашей политикой. А мне говорить, что вот уже совсем скоро…
Алессандро невольно улыбнулся.
- Похоже, Ваше величество хорошо знает людей.
- Лучше, чем ты. Потребуй я юг, ты не сделаешь ничего, чтобы погибла Кастилия. Потому с тебя довольно Севера.
- Понятно. Завоевать Айзен – только и всего.
Эльф кивнул с интересом, теперь уже явным, рассматривая Алессандро.
- Хорошо. Могу я просить взамен о помощи?
- У тебя будет войско, - певуче, с явным удовольствием произнес Эльф, - огромная армия, победить которую невозможно.
- О другой помощи.
И поскольку Анейрин молчал, он произнес:
- Я прошу исцелить Лорана фон Гессена, вернуть ему утраченный в бою глаз.
- Вернуть утраченное за пределами нашей возможности. Мы не обращаем время вспять.
- Но… - Сандро растерялся, - Вы же можете исцелить его.
- Люди… - рассмеялся эльф. – Вернуть его глаз, сделать ему глаз, создать ему глаз, способный видеть и заменить утраченный – разные вещи.
Теперь он казался разочарованным. Обернулся к человеку лет пятидесяти, сухому, болезненно-бледному и, казалось, ненавидящему то ли всех вокруг, то ли собственное несварение и осведомился у того:
- Десмонд, а еще дети остались? Этот, кажется, не слишком умен.
- Еще четверо.
- Может, подождем…
- Вы обещали, король, - ненавидящий взгляд был обращен на Анейрина и тот, казалось, смутился. Тот, кто первым придет в эльфийский лес…
- А остальные?
- Двое погибли в схватке с мертвыми, не проявив должного благоразумия и переоценив свои силы, к тому же им было отказано в развитии дара и обучении. Так что итог закономерен. Третий стал священником и недоступен для нас.
Сандро слушал этот разговор с нарастающим чувством беспокойства.
Чувствовать себя частью какого-то эльфийского плана, было неприятно. Сверчком, выигравшим забег по деревянному коридору среди других таких же сверчков в соседних на потеху азартной ярморочной публике – еще неприятнее. Он даже не знал, что был первым.
Но начинал догадываться, что гибель тихого Стоунгейта, включая отряд мертвецов, отрезавший кучке спасшихся курсантов путь к реке – всего лишь способ загнать его, именно его в эльфийский лес.
И он не пошел бы туда искать укрытия, случись ему сбежать. Лишь за помощью… Лорану.
- Вы все… подстроили? – спросил он растерянно.
- Да! – довольная улыбка короля Анейрина походила на хищный оскал, - может, ты и не так глуп, как показался вначале.
- То есть, Лорана ранили специально? - С нажимом в голосе спросил Алессандро.
Анейрин мельком глянул на стоявшего подле всех ненавидящего старика мужчину. Тот был молод и держался с усталым равнодушием.
Очевидно, ответ у Анейрина уже был, поскольку король только вздохнул:
- Нет. Ты должен был прийти с кастильской принцессой. И просить помощи для нее. Но… в остальном, все верно.
- А… харр фон Гессен? Что, на него особых планов у владыки эльфов не было?
Анейрин неприятно улыбнулся.

- Но, какая, в сущности, разница. Принц или принцесса. Ты здесь. И ты сделаешь все, лишь бы… помочь ему. Ведь так, Алессандро Дианти?
Под сердцем защемило. И Алессандро опустил голову, признавая правоту эльфа.
- Все, что в моих силах, Ваше величество. Даже если этих сил не хватит, чтобы выполнить вашу волю.
- Поклянись.
- Не раньше, чем узнаю, что именно от меня требуется.
- Ты знаешь достаточно.
- Я сам решу, когда мне будет достаточно, - осознание собственной исключительности здорово усилило самообладание.
- Спрашивай.
- Что за войско у меня будет? И встанут ли эльфы под начало человека?
- О, конечно, нет. Даже если этот человек рожден от моего семени. Мертвые. Тысячи тысяч мертвых – вот твоя армия. Неутомимая, не нуждающаяся в еде и крове, армия, в которой нет дезертиров и предателей. Все, как один будут выполнять приказы своего командира.
Сандро замутило.
Расклад на карте мгновенно стал иным. Но слова короля дали надежду, что тот ошибся и что Алессандро не должен здесь быть. Что все эти планы касаются кого-то другого. А он… Конечно, не уйдет при полной памяти или вовсе не уйдет теперь – с таким-то знанием. Но даже если его обрекут на смерть или рабство, еще можно выторговать исцеление для Лорана.
- Боюсь, Ваше величество, мои родители мне известны. И я никак не могу быть… рожден от вашего семени, как вы изволили выразиться.
- Очаровательная уверенность, - Анейрин I едва заметно усмехнулся, - видишь ли, мальчик. Человек, которому мы наденем корону властителя мертвых должен быть научен и править, и вести войну. По-человечески. Потому ты и твои братья выросли в семьях, где могли получить должное обучение.
Алессандро стиснул зубы, чтобы не бросить в лицо эльфийскому королю все, что он думает о совершенном над его матерью. Насилии? Обмане? Соблазнении?
Он заставил себя думать только о цели, ради которой он сейчас здесь. Прошлого не изменить.  А вот состояние Лорана – можно. Осталось только добиться или дождаться, чтобы этот самодовольный эльф отдал приказ целителям. А до того, поддерживать этот бредовый разговор, как светскую беседу.
— Вот как, - выдохнул он, вскидывая голову, - и сколько же своих братьев я встречу?
Анейрин пожал плечами.
- Здесь только Десмонд. Он передаст тебе и власть, и корону.
— Просто возьмет и отдаст?
Алессандро привык думать, что власть – нечто вожделенное всеми, что за нее борются, давят и травят родных братьев, а то и отцов. А здесь «передаст».
- Ну, - эльф задумался, - а как надо?
- Просто, - мрачно вмешался Десмонд. – Ритуалы придумывайте без меня. Я – солдат, а не паяц.
И Алессандро воочию увидел себя в будущем.
Вот только солдатом он себя не чувствовал.
- Когда? – торопился он вовсе не заполучить пресловутую корону.
Эльф явно забыл о главном: Алессандро Дианти – слабый маг, целитель, сил которого не хватило даже зарастить без остатка рану на лице Лорана. Какие там… армии мертвых.
- Сейчас, - рыкнул Десмонд, хотя никакой короны на его голове не было.
- Сначала харра Лорана фон Гессена исцелят!
- Как именно? -  эльф взглянул на него откровенно забавляясь.
Сандро вспомнил все, что тот говорил про точность формулировки.
- Я буду признателен, если айзенскому принцу, Лорану фон Гессену, сыну кайзера Эйнара II, даруют глаз, способный видеть так же, как его собственный.
- Что еще?
Еще?
Алессандро растерялся
У него было все, чего только может делать юноша восемнадцати лет, и даже больше. Лоран пусть и не любил, но принимал его страсть и разделял её с любопытством и энтузиазмом, какие может вызвать только очень приятное новое увлечение.
- Его не убьют. Ни эльфы, ни мертвые, ни… маги.
- Даже я не обладаю такой защитой, и не в моих силах ее дать человеку.
Анейрин даже не попытался изобразить сожаление. Торг его откровенно забавлял.
- Тогда…
Он вспомнил, как Лоран отбивался от нежити, с какой уверенностью рвался в бой.
- Ваши боевые доспехи, ваше величество.
Анейрин расхохотался, вставая с высокого кресла, где восседал все время их беседы.
Это означало конец аудиенции. Условия высказаны и приняты.
Клятвы пока не требовали… Да и не было в них нужды.

- Может, ему еще и мой глаз отдать?! – хохотнул  Анейрин, проходя мимо склонившего голову Алессандро Дианти.- Если примет, отчего бы и нет?

При их следующей с Лораном встрече, на лице айзенского принца была черная кожаная повязка.
При следующей встрече с королем Анейрином, Алессандро заметил, что левый глаз того стал непроницаемо черен.

Леди Гильгалад вышла на террасу, где Анейрин, король эльфов Неблагого двора, ожидал второго гостя, коротая время тем, что пересвистывался с щеглом, живущим в шарообразной клетке из тонких прутьев. Щегол, обманутый призывной трелью самочки, волновался, а от волнения заливался своей простенькой песенкой старательней и звонче.
Любимый его лютнист с улыбкой наблюдал за этой сценой, готовый в любой миг по едва заметному жесту, взять свой инструмент и коснуться пальцами певучих струн. Его величество не терпел одиночества, даже когда желал быть один. Как бы бесшумно не двигалась эльфийка, он почувствовал ее присутствие и обернулся.
- Он все еще спит, - сообщила леди Гилгалад, - по зову не проснулся, а тревожить его разум я не решилась. Хоть и человек, но он… награда человеческому королю от Благого двора и Дома Хрустальных залов.
За Лораном отправляли уже трижды. Но измученный боем и раной принц, уснувший, едва оказавшись на кровати, до сих пор не проснулся, хотя солнце нового дня уже коснулось вершин елей с западной стороны леса.
Анейрин не кивнул, лишь чуть опустил веки, давая понять служанке, что ее сообщение принято и стремительно вышел с террасы, остановив жестом двинувшегося было следом лютниста.
Несколько минут спустя он был уже в комнате гостя.
Здесь пахло… по-человечески горячечным потом, землей и травой, влагой сопревшей на юноше рубашки. Приготовленное для него платье эльфийского кроя так и осталось лежать, раскинутое на кресле.
Человеческие раны, если часто, слишком часто загнивают без должного ухода. Это полумертвого эльфа можно запинать под кусты, оставив на поле сражения и двинуться с отрядом дальше – отлежится, придет в себя,  раны затянутся, даже такие, от которых прочие твари земные умирают, а эльф через день или три встанет на ноги, найдет ближайший ручей, чтобы напиться и двинется вслед за отрядом или же, если отдыхал слишком долго, вернется домой.
С людьми так нельзя. Они слабы и хрупки. Без заботы своих господ, без целительной магии, давно бы поумирали в своих хижинах. Рабы обычной человеческой медицины не знали. Ромашка, подорожник, лист лопуха – вот и все лекарства. Ну и чары милостивых господ, конечно. И Гильгалад, больных людей за все столетия своей жизни не видевшая, не распознала начинающейся лихорадки.

Если бы это человеческое отродье Арвен умерло там, в Стоунгейте, убитое, как прочие юноши и девушки его лет, Арвен вздохнула бы с облегчением. Но… вместо него умерла девочка Диана.
Что пошло не так? Ведь ромейский юнец принял ее, лег с ней, готов был на брак – все говорило о том, что принял этот выбор, как свой. Но нет…  аура его полыхала золотом и багрянцем отчаянной влюбленности и страсти и свет этот разгорался ярче, когда он смотрел или даже просто думал вот об этом мальчишке с изувеченным лицом.
Анейрин ощутил острую, болезненную зависть. Когда кто-то вот так сгорал от любви к нему?
Захотелось похитить этот свет, этот жар, присвоить себе хотя бы на ночь… Ведь так просто навести на человека морок, заставив видеть не его, Анейрина, а этого айзенца. Любовь…
Глупое, нелепое чувство, сколько раз оно все портило и людям, и эльфам?
Если Лоран умрет, от Алессандро не будет никакого толку. Во всяком случае, пока этот жар не отпустит его. Но предлагать принцу северных земель то, на что с радостью бы согласилась кастильская Инфанта было бессмысленно. Он не обратит свои силы против соплеменников. А это значит, что рядом с новым королем мертвых не будет верного его целям огненного мага.
Оставалось выполнить свое обещание Алессандро и вышвырнуть мальчишек из дворца в их прежнюю жизнь. К счастью, ауры пламенели не у обоих. Любил один, другой – позволял себя любить.  Как это по-человечески низко.
Эльфы… честнее.
Анейрин прислушался к ледяному покою в собственном сердце. Задумался, откидывая покрывало и садясь рядом с айзенцем - а что сделал бы он, случись ему влюбиться, безумно, отчаянно и не взаимно?
Благородно бы отослал объект своей страсти подальше и страдал в одиночестве, пряча свет ауры чарами и амулетами, чтобы никто не догадался? Что делал бы, если бы обнаружил, что кто-то воспылал страстью к нему? Отослал бы подальше, чтобы чувство несчастного угасло само собой?
Так следовало бы поступить.
Но он бы не сделал так. Теперь, случись ему соприкоснуться с этим чувством, он бы принял и свою не взаимность и чужую.
И плевать, что это видели бы все прочие.
При этой мысли Анейрин повеселел, лицо его просветлело, а губы раздвинулись в злой и хищной улыбке – у него появилась цель, и он готов был тотчас покинуть спальню человеческого мальчишки и заняться сборами в дорогу, но вспомнил, что здесь он вовсе не ради размышлений о страстях.
Положив руку на грудь юноши, Анейрин мысленно скользнул в его сон,  замыкая его, чтобы тот не прервался пока будет творится волшба с глазом. Подсмотрел, конечно. Скривился.
Залез глубже, любопытствуя, а как же так случилось, что смерть миновала Лорана прошлой ночью.
Увидел летящее в лицо лезвие, наносящее тот самый, ослепивший Лорана удар и едва не отшатнулся. Удар должен был рассечь его голову…
Анейрин вытащил это воспоминание вновь, короткое, мгновенное, замытое затем болью и хлещущим по сторонам огнем. И вновь вернулся к выверку лезвия в лунном свете и только тогда заметил тонкий луч стали – шпагу, ударившую наперерез, не по клинку, но ниже…
Чья-то рука сместила этот удар.
Нет, это не было небрежением капитана или откровенным попустительством, назло  Дэсмонду и ему. Просто один влюбленный болван готов был рисовать собой, не зная, что  неприкосновенен.
С необычайной силой Анейрину захотелось, чтобы Алессандро или кто-то готов был вот так же нелепо умереть за него. Без всяких клятв верности, без магических оков, не оставляющих иного выбора, а сам… потому что его, Анейрина жизнь, была бы важнее собственной.

И он, кажется, понял тех эльфов, мужчин и женщин, что своим предпочитают наложников и наложниц человеческой расы.
Череда ярких огней искренней любви, пусть и недолгой согревает и радует больше, чем ожидание того самого, великого и светлого, притом непременно взаимного чувства. И жалкие рабы из лесных селений слишком примитивны, чтобы такое дать…
Ради этого знания стоило смириться с любовью Дианти и с жизнью айзенского принца,  выторгованных ромеем доспехов и вовсе было не жаль – его мастерам только в радость сотворить для повелителя новые. Оставалось вернуть мальчишке зрение.
Проснется и будет для него, все, как раньше.
Эльф запустил пальцы правой руки в глазницу спящего, пронзая ногтями корку запекшийся крови, прорывая сращенные магией ткани. Зачерпнул щепотью месива из мяса, струпьев, желтоватого гноя, сочащейся свежей крови и сбросил с пальцев прямо на бело-золотой узорчатый ковер. После вычерпал новую порцию и затем еще одну. А затем под его пальцами глазница стала наполнятся искрящимся лилово-алым светом, который сформировался в сферу вполне естественно заполнившую провал в черепе.
- Хочешь видеть, что у людей на сердце, отличать ложь от правды, знать пути магии и сотворение чар, мальчик? – спросил он в мыслях Лорана, - отвечай сразу, на твои раздумья у меня нет времени.

Кивка Анейрину было достаточно. Он запоздало подумал, что с человеком стоило бы обращаться … деликатнее. Это с эльфа можно заживо снять три шкуры, если срезать серебряным или обсидиановым ножом. Нарастет. И еще три, если до той поры не наиграешься. Или вскрыть грудину и погладить живое, бьющееся сердце, подержать его даже…
Люди таких забав не выдерживают. Но ткани век и опустевшей глазницы – не сердце…
А боль… едва ли больше той, которую мальчишка перенес.
Эльф залюбовался тем, как седеет юноша – зрелище редкое само по себе. Обычно волосы людей утрачивают цвет с годами. Но чтобы вот так сразу, в считанные секунды… От чего? От боли? От страха? Из-за творимой над ним магии?
Анейрин в последний раз спросил себя, а готов ли сам расстаться пусть не с глазом, но с его способностью видеть. И не нашел в себе ни опасений, ни сомнений – лишь легкий сквознячок любопытства с душком осознания, что подглядывать за чужой жизнью – сомнительное развлечение, если судить с точки зрения тех, кто узнал бы, что за ним или через него подглядывают.
Это короля развеселило необычайно. Он живо представил себе реакцию Арвен, когда та поймет, что принес в себе ее выродок из эльфийского леса. Не мимику – в том, что на лице эльфийки не дрогнет ни один мускул, он и не сомневался, но изменение ауры. А потом подумал, что лучшего шпиона, чем второй айзенский принц, чтобы быть в курсе политических интриг кайзерского дома, просто не придумать и поднес перепачканные кровью Лорана пальцы к своему левому глазу, легко и ярко расставаясь с собственной целостностью и зная, что это не навсегда, на какие-то годы, в пределах недолгой человеческой жизни.
А то и меньше. Пожелай принц избавиться от дара, ему ведь и приплатить придется.
Анейрин хихикнул чуть поворачивая голову, чтобы видеть удобнее было видеть Лорана и крохотный сгусток тьмы, игравший меж его указательным и большим пальцами змеящимися клубами голубоватых высверков. А после опустил этот комочек в еще не застывшую сферу и попытался оформить ее в зрачок.
Попытался, потому что одной уверенности и ясного представления, как должно получиться оказалось мало… Анейрин ощутил забытое за десятки столетий чувство стыда – загорели щеки и кончики острых ушей, словно он перенесся в собственное детство, когда выглядел едва ли старше своего безвольного пациента, и многие магические действия для него были внове, а потому и результат оказывался далек от желаемого.
Но в целом… Эльф рассмотрел получившееся оставшимся глазом и не увидел изъяна в основе переплетений магических энергий, ставших материей, пусть и не такой, как живая плоть, а скорее тем, чем являлись сферы, позволяющие показывать другим окружающее пространство через связанные с ними артефакты. Разорванные веки принца все еще кровоточили, и, чтобы взглянуть на самого себя без помех, Анейрин наскоро залечил их, прежде чем прикрыть правый глаз и левым увидеть себя, склонившимся над… собой.
Увидеть ясно, как до того момента он видел мальчишку.
- Чудесненько, - протянул Анейрин и оценивающе взглянул на лицо принца.

Тьма, просвечиваемая синими всполохами и искрами в обрамлении рваных век смотрелась. завораживающе красиво.
Он отер перепачканные пальцы о ставшие серебристо-белыми волосы юноши и слегка коснулся его щеки.
- Ты мне еще послужишь, мальчик, - проговорил Анейрин, довольный проделанным и предвкушающий будущие выгоды от возможности видеть происходящее точно так, как это будет видеть кайзерский сын, - и очень хорошо послужишь.

Спустя несколько часов, привыкая к тому, что каждый его глаз видел разное, Анейрин понял, что видеть, в общем-то мало. Юноши о чем-то переговаривались, и лишь по выражению лица ромея, по его недовольно сведённым бровям и поджатым губам, по полыхающей гневом ауре эльф мог догадаться, что Алессандро чем-то недоволен. Но чем? И что говорил?
Предполагая, что юноши обсуждают его, Анейрин извелся от любопытства. Даже готов был лично наведаться в покои айзенца, и с порога спросить, что они обсуждают, или сунуться к Лорану в разум. Собственный интерес, живой и яркий, был для короля Анейрина важнее всего прочего – в кои-то веки он нашел для себя новое развлечение, забаву, игрушку. И теперь осваивался с тем, как с этой игрушкой играть.
Но для начала стоило обеспечить себя возможностью не только видеть, то, что видит принц, но и слышать, что вокруг него говорят.

Посему, уже на следующий день Лорану была поднесена скромная, словно бы человеческой, не эльфийской работы, черная кожаная повязка. Анейрина дольше убеждали не украшать кожу рельефными орнаментами и драгоценными камнями, чем сотворяли саму волшебную вещицу.
Повязка надежно прятала изуродованный глаз принца, не мешая тому видеть. Зато, король мог слышать, надевая серьгу с зачарованным камнем, что происходит вокруг предмета. И надеяться, что Айзенский принц и в самом деле извлечет для себя пользу из эльфийского зрения, а не заменит дареную вещь на обычную, лишив тем самым Анейрина возможности подсматривать.