[indent] Каспар никогда не ждал, не просил у Господа и не желал, чтобы его жизнь была лёгкой, ибо не может желать этого достойный правитель, тем более в тёмные времена, что накрыли его страну, когда Дьявол стоит у порога. Не помышлял об истинной праздности, не надеялся избежать испытаний, ожидая их и молясь лишь об укреплении души перед лицом их, о возможности служить людям, которыми будет править, и о спасении Айзена. Он учился всему, что положено было освоить наследнику, не давая наставникам быть разочарованными, только в детстве порой озадачивая вопросами, на которые у них не сразу находились ответы, а позже научившись оставлять ряд вопросов при себе. Моля Господа о милосердии и снисхождении к людям, для себя принц просил Всевышнего указать путь к их спасению, который искал и в каждом свитке пергамента из библиотек, и в беседах со святыми отцами равно как с армейскими командирами, и в уединении под церковными сводами или распахнутым небом.
[indent] Этим небом, под которым, переодетый в самую неприметную одежду, в которой его легко бы приняли за спешащего гонца, а не за крон-принца, гнал галопом неприметного гнедого коня вместо белого как снег и ангельские крылья слишком знакомого всем Арондела от самого Фрайбурга, всё меньше разбирая дороги, сворачивая снова и снова туда, где она исчезает. Под которым, лишь накинув поводья на сук, - словно уже желал оставить гнедому возможность не замерзнуть здесь и бежать назад в одиночку, туда, куда его всадник не вернётся, - он идёт сам дальше, где впереди тоже небо, на горизонте ныряющее в воду, что заливается на каменистый берег внизу, слизывая тонкий лёд. Плащ начинает цепляться за снег, становящийся всё глубже, словно пытаясь удержат от каждого следующего шага вперёд, к раю утёса, и Каспар скидывает его бездумно, не глядя расстегнув простенькую фибулу. Мало кому придёт такое без нужды в голову за три дня до начала сезона снегов, но фальшивый принц уже не ощущал нужды в обратном. Здесь на мили нет живой души. Никто не увидит его.
[indent] Ещё шаг, - он падает на колени в снег, уже забившийся в сапоги, в этот же снег, чистый, сияющий, кажущийся вдруг таким мягким, словно пух и облака, зарываясь пальцами. Сначала в перчатках, потом сдергивая их, сжимает мириады маленьких льдинок, не замечая, когда перестаёт почти чувствовать пальцы. Он любил эту землю каждой клеткой своего тела. Вместе с её суровыми ветрами, ранними снегами, холодными водами, слишком коротким летом. Быть может, земледельцам на юге легче, это правда, и природа там прекрасна по-своему, но его дом, его земля, его страна, его народ были здесь - на севере, где величие и простота, блеск самоцветов и твёрдость стали, дух завоевателей и просветителей, хладнокровие и пламя решимости в сердце сливались в одно гордое и родное имя - Айзен.
[indent] Вот только ничего этого у Каспара больше не было. Не было, как оказалось, никогда. Ни его страны, ни его народа, ни его земли... Айзену он был настолько же чужим, насколько и кайзеру, кого девятнадцать лет считал своим отцом. Слезы обжигали лицо, поцарапанное ветками на скаку, потом поднесённые к нему заледеневшие руки, но продолжали душить даже теперь, когда можно было дать им литься и застывать под морским ветром сколь угодно. Сквозь их пелену, Каспар смотрит, как уходит в море и небо край утеса, - совсем близкий. Шагнуть в них - всё разом закончится.
[indent] Он знает, что мысли эти - великий грех. Но он боролся с ними день за днём, и больше... нет, нет, он бы нашёл силы, он бы справился. Если бы только знал - зачем. Если бы только смог увидеть смысл в собственной жизни, исчезнувший разом. Что изменится ещё, если сейчас он шагнёт на камни, кроме вечных адских мук его души? Потому что ему кажется, что он уже в них, - ищет и не на ходит за собой столь тяжкой вины, кроме помыслов ныне о прощании с жизнью. Что потеряет Айзен, если его не станет, приблудного сына, материнской ложью превращённого в наследника империи?
[indent] - Господи... - шепчет он начинающимися трескаться от мороза и соли губами, - помоги... Дай увидеть Волю Твою... Промысел Твой... - слеза застят глаза, но он поднимает их к небу, в голубовато-сизую северную высь, - Ты жизнь даруешь и к себе призываешь в верный час, и не вправе я отрекаться от данного Тобою... будь то милость, кара или испытание... Направь меня, Господи, ибо я сбился с пути, и не ведаю больше, куда мне идти под Небом твоим... Дай знак, коли не обманывался я хоть в малом, что мыслил мне предначертанным... коли жизнь моя способна хоть в малом послужить этой земле и людям на ней...
[indent] Но тяжек грех самих помыслов идти против Божьей воли. Не Всевышний способен откликнуться, а Нечистый, явившись прибрать душу, которой уже не будет прощения.
[indent] Что иное подумать, когда явится во всей злобе и ненависти к человечеству в такой час он во плоти, стоит лишь обернуться на поднявшуюся метель?..
[indent] И молящийся думает то же. Не заслужит он Божьего прощения, присвоив и имя, и дар выдавая за Его, что от Лукавого, пусть и невольно. И немыслимо осенять себя крестным знамением, застыв, перед этой рогатой гигантской головой, будто мечи, когтями, крыльями, извращающими образ ангелов. Лишь белоснежность странна и противоественна...
[indent] Но вдруг в этой ослепляющей ненависти и ярости, чужой и нечеловеческой, что нахлынула штормовой волной, накрывая собственный душевный ужас, проступает нечто пронзительное и отчаянное, вливается хаосом в мысли и будто отзывается глубже.
[indent] Может ли Нечистый испытывать боль? Лишь гнев, будучи отвергнут и не получив желаемого. Способен испытать страх перед силой Господа. Но не способен страдать.
[indent] Так, как страдает живое существо. Дикий раненый зверь, чья ярость рождена болью, свирепость - жаждой жить...
[indent] "Тебе тоже больно... " - проносится в голове, словно произнесённое, но не способное сорваться с губ, окунающее вдруг к какую-то немыслимую пронзительность слияния собственного отчаяния с чужим, собственной боли с болью существа, что должно быть Дьяволом. И ужас в широко распахнутые глазах с застывшими слезами, что смотрят в гигантскую шипастую морду, мешается с состраданием.
[indent] Умирать не страшно.
[indent] Оказывается, совсем.
[indent] Душа болит, но не мечется. Даже перед ликом адских мук.

[indent] Каспар слышит удаляющееся ржание обезумевшего от ужаса коня, почуявшего опасность, никогда прежде невиданную, но во всей своей огромной очевидности дающую инстинктам единственно верный сигнал - бежать. Прочь от гигантских клыков и когтей, от поднимающих бурю крыльев... Каспар слышит, но не оборачивается.
[indent] Не только потому что нет ни малейшего смысла. Ощущение смертельной опасности вызывает у живых существ отчаянное желание жить. Во всех. Какими бы они ни были. И у лошади, и у человека, и... у дракона? И это желание жить, этот страх смерти способен ослеплять разум, делать то, что лишь ускорит гибель. "Чтобы не лишиться головы, надо её не терять", - услышал Каспар однажды фразу, что сохранится в его памяти впоследствии на всю жизнь, даже не ему сказанная, выдернутая из разговора придворных, раскрывающаяся с годами всё большим разнообразием и глубиной смыслов.
[indent] Наверное, в том числе поэтому в этот день головы он не лишился. Какой смысл пытаться бежать, когда секундное промедление, - которого потому и не стоит допускать, что оно способно стать решающим, - и шансы на это потеряны?  [indent] Огромная рогатая голова устремляется к нему, и - останавливается у самого лица, обдавая дыханием Преисподней, но отчего-то не разевая пасть, способную легко поглотить Его поддельное Высочество целиком. Дернувшийся лишь инстинктивно назад и закрывший глаза в последний миг Каспар вдруг понимает, что всё ещё может открыть их. Что всё ещё жив. Лишь что-то твёрдое и заострённое задело по щеке. Лежа теперь в снегу на локтях, он не может отвести взгляда от глаза, взирающего на него. В голове вдруг звучат слова, - подобно тому, как порой он слышит будто чужие мысли.
[indent] Ещё сказать?.. Но... он ведь ничего не говорил?.. Только подумал. Хотя... этого ведь бывало достаточно порой. Люди реагировали, отвечали на непроизнесённые слова, меняли решения. Но он отвечает раньше, чем понимает, что делает то же.
[indent] - Что сказать?.. - слетает с губ теряющимся в драконьем дыхании облачком пара признание вместо вопроса. Слова, которые человек произносит привычным для людей способом, но которые дают дракону понять - этот человек слышит его.
[indent] Да, Каспар слышал мысли других людей порой. Но они никогда не обращались к нему так, чтобы выражали желание быть действительно услышанными. Скорее, напротив. Дракон же... в самом деле обращался? Его дыхание, от которого должно тянуть смертью, напротив, неожиданно начинает начинает будто возвращать жизнь, согревая. И Каспар осторожно подаётся ближе сам, приподнимаясь с локтей. Одежда уже мокрая на сквозь, но драконье дыхание не даёт её леденеть на ветру.
[indent] "Ты... тоже можешь слышать меня?.."
[indent] Он не уверен, что получит ответ. Что на высказанный вслух, что на безмолвный. Это удаётся не всегда. Но если он очень хочет быть услышанным... Если можно вот так смотреть... Если есть возможность прикоснуться... Он даже непроизвольно поднимает руку, - обе мокрые от мгновенно истаявшего снега, - но пальцы едва шевелятся, и, кажется, что человек лишь тянет ладони к теплу.
[indent] Рогатая голова, покрытая, вопреки обилию шипов, столь немыслимо белоснежной для воплощения Нечистого чешуёй, теперь совсем рядом с его собственной, но теперь Каспар не улавливает той же ослепляющей волны ненависти. Как не чувствует и столь остро чужой боли. Но ведь это может и не значить, что они исчезли...

Отредактировано Hugo of Freiburg (2025-06-06 12:04:43)