Господин был готов послушать, но вовсе не планировал причащаться эльфийской науке именно сейчас, когда мысли его были заняты бунтом, а рассказ Игрейн если и прояснил ситуацию, то для Лорана, не знавшего общей картины, лишь от части. Но всерьез возразить он не успел, лишь невольно отшатнулся, непривычный к столь быстрому сокращению дистанции. И пусть память о пересадке глаза уже много лет не терзала Лорана, доверия к эльфам у него не прибавилось. И хотя очевидная их корысть обещала их верность по крайней мере до поры, он не мг пересилить свое желание воздержаться от чужой близости. Не потому что сам Бринмор был ему неприятен, а потому что манера обращаться с исцеляемым как с предметом, неживым и не требующим бережности, была противна человеческой природе. Но лишь стиснув зубы, следил как когтистые пальцы Бринмора цепляют крючки на тугом дублете, сознавая, что детский испуг и настороженность не делают ему чести, а то, что эльф задумал, может быть небесполезным. Не будет вредным. И все равно мгновение, вскинув подборок так, что взгляд легко мог отследить движение кадыка, он рассматривая герцога по-над плечом эльфа, переживая ту же потрясенную уязвимость, что в миг, когда дворец Анейрина впервые развел их путанными коридорами и хотелось отчаянно обернуться с криком «не уходи!».

Лоран не мог бы себе объяснить, отчего не отошлет эльфов прочь, раз уж они так ему неприятны, и оправдывал свою жажду знаний необходимостью сохранить чужую мудрость, источник которой они намерены уничтожить ради собственного спасения. Во всяком случае сейчас не находил в ней ни корыстного честолюбия, ни алчного желания власти.

- Я думал, магия эльфов сильна лишь под кронами леса, сэр Бринмор. Разве я ошибаюсь? - он начал мысленный разговор сам, раз Алессандро возражал против того языка, который эльфу был привычен.  – На этот случай тоже есть артефакт? Вроде погребка силы размером с раковину, который можно носить на поясе?

Возражения герцога и их причины Лоран понимал, но сейчас намеревался проверить свои мысли за его спиной, не вовлекая Алессандро в создание плана, который мог бы задеть его королевское самолюбие.

- Я ждал от вас чего-то подобного, когда просил посодействовать в разрешении нашего вопроса. Видите ли, если господин этих земель не вернет себе власть, ему придется исчезнуть, пока утерянная власть не обратилась против него, и для этого мне понадобится дракон. А раз уж дракон вам дорог, мне нужен достойный план захвата ставки саботажников.

Рассуждал он меланхолично и неожиданно подняв взгляд к Игрейн, уловив суть слышимого разговора.

- Что ты имеешь ввиду, когда говоришь, что не любой может носить эту корону? Есть все же неочевидная для меня династия королей Тотенвальда? Кто носил эту корону до Алессандро и почему… как его выбрали для этого? И отец его, и мать хорошо известны.

Он обернулся к Дианти.

- Я никоим образом не хотел бы бросить тень на твой дом. Но… хочу понимать, что лежит в основе здешней власти. Я бы ожидал увидеть на этом троне кого-то из тех, кого ты назвал потомственными…

Строить теории вслух он не стал, но представлять прежнего романского герцога некромантом… было в первую очередь неприятно. Неприятно знать, что тебя и твоего отца, и твоего деда десятками лет обманывали соседи, не стеснявшиеся смотреть в глаза на венценосных свадьбах, равнодушные к бедам твоего народа.

На удивление боли, к которой Лоран приготовился, прикосновения Бринмора не приносили, лишь гадостную тоску, которой и своей ему хватало с избытком, а еще неловкое ощущение обнаженной близости, тесноты их общего пространства, вынуждавших невольно отвлекаться и от мыслей о престолонаследии в Тотенвальде, и от мыслей о намеченной им бойне в ставке. Во всяком случае сейчас Лоран не видел более удачного варианта перехватить контроль над кадавром.

- Как видишь, я не знаю заговорщиков, - продолжил он мысленную беседу с эльфом, вернув его мысленный взор и теперь совершенно уверенный, что тот внимательно слушает. – Как мне понять, кто из них способен управлять артефактом, о котором идет речь? Пока я не вижу лучшего способа решить это дело, чем устранить верхушку мятежников разом и в одном месте и подменить королей еще раз. А опоздавших к столу ждать в ставке. Едва ли в этот момент меня будет мучить жажда. Меня будет мучить вопрос, справимся ли мы впятером со всеми несогласными с обратным переворотом.

Потрясенный услышанным, принц забыл о терзавшей его неуемной тоске и теперь с мучительным трудом пытался представить, как выглядел Анейрин в день их путешествия к забытому храму… Но ни раны, ни повязки, ее скрывающей, вспомнить не мог, однако в тот момент думал, что его разные, чудаковатые глаза лишь эльфийская блажь, как когти самого Бринмора, а потому их запомнил.

- Айнерин пожертвовал своим глазом ради неизвестного полукровки?

Вопрос был риторический. Откуда бы эльфу знать, что творилось в те дни в хаотичном рассудке его короля? Но задал его Лоран скорее себе, чтобы зафиксировать эту мысль. Всему бывает причина.

- Делай то, что считаешь полезным, - наконец, отмахнулся от попыток понять эльфийскую магию. Мысль о том, что все эти годы можно было провести без страданий, приводила его в бешенство, но тем не менее принц вынужден был признать, что именно страдание сделало его тем, кем он стал сейчас. В отрочестве он был куда больше похож на Луи, и тот Лоран никогда бы не решился поворачивать армии против их хозяев, сколько бы не храбрился на ученических дуэлях. Удивительная ирония. Воистину неисповедимы пути твои, Господи.

Прикосновения сэра Бринмора заставили его повести плечами, но не представлять, как его тело будет выглядеть теперь. Сохраняться ли руны видимым, останутся ли шрамы? Но вместо этих размышлений он неотрывно следил, как Сандро, мерит шагами пол перед камином, плюющим искры. Его последний десяток лет тоже удручающе изменил, и Лоран с изумлением понял, что та тоска, которую он испытывает вместо боли, ничем не отличается от той, что вызывал в нем погасший, растревоженный взгляд некогда лучезарного герцогского наследника. И этого одного было достаточно, чтобы желать изменить в этом мире хоть что-то.

- Постойте… Этих регалий несколько? Не единственный монструозный доспех на монструзном коне?

Тонкости непривычной кровавой магии сводили его с ума, но некоторую систему принц почувствовал.

- Итак, этих регалий несколько, и все, кто может ими пользоваться – дети их создателя.

Это умозаключение привело его к очевидному выводу. Романский герцог – не романский герцог. В лучшем случае бастард своего отца. И не совсем человек. Недурно.

- Есть ли возможность понять по предмету, кто его изготовил? – теперь он обратился к Роану полагаясь, что вопрос будет переведен, и ответ будет получен всеми, раз уж ни Алессандро, ни Игрейн не намерены обсуждать происхождение таинственных предметов вслух. 

Ставить под сомнение право Алессандро Дианти на романский престол не было ни нужды, ни удовольствия, но картина мира поворачивалась так, что Лорана начинало подташнивать, и он с некоторым облегчением переключился на беседу с сэром Бринмором:

- Люди не плетут магию. Это поток, который мы перенаправляем, если я верно понимаю. Для нас магия - искусство или очень юное, или хорошо забытое. Но то, что забыто, едва ли имело стройную систему и предавалось из уст в уста. Чтобы сплести потоки, нужно обладать хотя бы парой умений, достойных упоминания. Я видел, как это делают некроманты. Но сами они не видят и, очевидно, не страдают от своего неведения.

Имела ли эта догадка хоть какое-то значение, Лоран не понимал, но люди, похоже, не нуждались в видении, чтобы плетения создавать. Нуждались они в отсутствующей способности использовать несколько потоков. Или он понимал пока всю картину в корне неверно.

- Я знаю, что леди Игрейн изменила магию моего сына, но даже изменение не дало ему способности управлять второй стихией, не лишившись возможности управлять первой.  Быть может, это цена свободы перемещения.  Если бы вы желали изучать людей, у нас было время это узнать. Но сейчас, боюсь, во времени мы весьма ограничены. Особенно если вы намерены зачаровать лошадей и одежду.

- Алессандро, ты не желаешь, чтобы с тобой сделали что-то подобное? – вернулся он к ромею. - Будет, знаешь ли, тоскливо не есть в одиночку.

На деле любая слабость одного бойца тормозит весь отряд.

Для человека между «он нашел это забавным» и «вы дорого за это заплатили» лежала пропасть в пару жизней, и Лоран не сразу смог проложить через нее путь. Лишь вспомнив, что нежеланное служение Алессандро началось 10 лет назад. И ему не хотелось об этом думать.

Мысль о том, что он не умрет, пока Анейрин не пожелает этого или не сможет извлечь из его черепа свой глаз, показалась отвратительной. Не потому что ему было бы жаль остаться в посмертии без глаза, а потому что возвращала его к противоестественности извращений эльфийской природы. Но и впрямь прожить каких-то 50 лет без глаза на фоне обещанной тебе вечности – не великая жертва за какие-то 50 лет службы. Которые составят всю изломанную и отравленную жизнь романского герцога. Все эти осознания были тягостны, но на скорбь и вину у принца не было ни времени, ни желания. Лучшая скорбь – принесенные перемены. А чтобы обдумать новые шаги, ему нужно было вернуть утерянную власть и обсудить с Алессандро дальнейшие планы с учетом реального положения дел в Тотенвальде и всех прочих возможностей. На этом фоне терялся порошок из крыльев пикси, и принц отмахнулся от этой мысли не в силах сейчас погружаться в дикости магии дивного народа. Было понятно, что говорить о любимом деле Бринмор может так же увлеченно и долго, как сам Лоран мог говорить о войне. Однако все это стоит перенести на ленивый вечер у камина.

Мысль о пламени его заняла. Если пересмотреть свое отношение к стихии и полагать ее лишь материалом, то разум легко видел себя кузнецом над раскаленным прутом, создающим из него меч. Это требует времени и усилия, но в первую очередь понимания, что мастер желает вложить в свое детище, какое наполнение он даст своему статичному пламени. Это упражнение тоже взывало к отдельному времени у камина. Однако даже видение не было здесь обязательным. Пламя Лоран чувствовал всем собой, как неминуемо чувствуется ветер у реки.

Рассматривая обнаженную смуглую спину Алессандро, он сам не был слишком доволен чужими прикосновениями, но не от того, что в них была лишняя интимность, а потому что руны заставляли сознавать хрупкость и беспомощность людей на фоне существующей у эльфов силы. Нужны ли эти чары там, куда они идут? Можно ли справиться без этих неприятных процедур? Лоран был уверен, что да, или попросту не любил чужих касаний и неясных вторжений?

Когда сэр Бринмор закончил зачаровывать лошадей и одежду, день уже утек в ранние зимние сумерки, и, наскоро покончив с обедом, маленький отряд утонул в них, путешествуя вдоль реки при свете наливного полного месяца. Через пару часов они въехали в метель, бушевавшую на южном берегу. Ветер трепал плащи и швырял в лица пригоршни колкого снега. Тогда Лоран понял, что с рекой происходит что-то странное. Многомесячно стоящий здесь крепкий лед таял, уходил в черные полыньи и снова забирал воду крепкой угловатой стынью. Чуялась далекая работа водников. И чем дальше они путешествовали, чем резче и ярче взрывали только что темную воду льдистые глыбы. Принц силился понять, против какого рубежа они сейчас находятся, вращая в воображении карту и, наконец, пришел к неутешительному выводу, что на южной стороне стоит Отмар, небольшой форт, прежде бывший монастырем на высокой скале. Но выехав на вершину холма, с которого, наконец, открылся вид на наступление сквозь глухую метель, увидел лишь отходящие остатки мертвого войска, сметаемые снова отворенной водой. Мощное черное течение смахнуло трупы, как щепы. Не доследили за ними или не имели сил удержать? На дальней стороне, укутанной метелью, бился огонь под стенами форта и металось пламя поодаль, где добивали отрезанный водой отряд наступавших.

- Они не взяли Отмар?
Вопрос в голосе принца был удивителен даже для него самого.
- Что им, черт возьми, помешало?

Лоран уже не понимал, на которой стороне он находится и, к ужасу своему, следил за этой войной как за спектаклем, где нет нужды всей душой болеть ни за троянцев, ни спартанцев, потому что все они под конец выйдут с поклоном.
Спасенное войско заступало в свое многолетнее дежурство на берегу, к лагерю же, раскинутому чуть выше на соседнем холме подтягивались лишь маги и их пленники. Но без дальнозоркой трубы лиц было не разглядеть.

- Предлагаю торжественно вступить в шатер главнокомандующего и милосердно пожурить за поражение.
На этот раз он не спешил вперед Алессандро, не представляя, что увидит в шатре, и какие выводы тот сделал из услышанного от Игрейн списка потенциальных зачинщиков бунта, какой поддержкой и силами тот обладает.

Импульсивное, животное движение назад, родившееся за распахнувшимся пологом шатра, обнаружило Лорану виновников происшествия раньше, чем он был им представлен. Такие же люди. Такая же магия. Такая же война. Такой же бунт. Такая же карта не столе. Никакого чуда. Никакого заката. Никакой преисподней. Ни дьявола. Ничерта!

Так же импульсивно без мыслей ладонь его легла на эфес. Если положиться на свой талисман он мог, то как выглядит схватка менталистов за жизненные силы, не желал даже представлять, а потому не хотел бы до нее доводить. В Академии было не так много курсантов с подобной гармонией, чтобы Лорану довелось присутствовать при таком поединке. Титул он принял с равнодушием человека, чье предназначение и методы нисколько не поменялись от названия. Эту часть карты принц знал, так хорошо, что не было никакой разницы, какую сторону реки штурмовать. За последнюю пару часов он успел придумать несколько приблизительно рабочих стратегий отъема армии у Тотевальда. Но эти люди напротив не были готовы к переменам. Зато сами привели себя в ту точку, где их удобно сменить. На кого? Нужен ли Тотевальду совет? Айзен неплохо справлялся при абсолютной монархии, однако его императоры жили во Фрайбурге неотлучно.

— Славно, что донна Орео здесь, — начал так просто, точно наступление было его собственным приказом. – Его Величество тоже здесь и, как я вижу, вы любезно приготовили ему место за этим столом. Позвольте теперь его занять и продолжить этот поход так, как он спланирован вашим господином. Мы перебросим все войска между замками, скроем их в зимних пустошах и наступать будем оттуда, чтобы река нам больше не мешала. Перебросим одной ночью. Первое впечатление можно произвести только один раз. И до того, как поднимут ближайшие гарнизоны. Но сперва вы принесете присягу.

— Принц, вы..? – Морган подавился изумлением и угрозой, которую не успел озвучить.

— В своем уме? Вы северянин, мысль служить под моим началом должна быть вам привычнее, чем всем остальными. Мертвого короля, как я понял, вы потеряли на южной стороне? Это прискорбно и постыдно.

- Этому человеку здесь не место! – наконец, незнакомец, поднявшийся первым, саданул по столу кулаками.

Гулкое пламя сожрало его раньше, чем из-за полога метнулась к ним мертвая стража. Принц лишь успел заметить краем глаза стремительное движение сэра Бринмора за спиной. Хейли, - мысленно посчитал Лоран, оставляя некромантам решать судьбу покойников. Горящий метался бы по палатке, треща полыхающей плотью, и принцу пришлось на несколько мгновений доверить свои спину эльфу, сосредоточившись на интенсивности пламени, чтобы угли упали на ковер, устилающий промерзшую землю.

- Присяга или смерть, господа? Это просто.

Принц знал, что задачка простая. Выбирая между жизнью и смертью, мало кто выберет смерть. Но их жизнь даже после присяги ничего ему не обещает. Ничего кроме интриг. И тем не менее гибель военной верхушки сделает бунт очевидным, а корону бессильной – в глазах подданных и эльфийских патронов. Стоит на миг усомниться в абсолютной власти, как эти сомнения обретают все более и более материальную форму новых заговоров, которые здесь в Тотенвальде могут причаститься эльфов, а этот фактор Лоран, выросший вдали от подлинной магии, никогда учитывать не умел. Да и от дворцовых интриг он был далек и вовсе не так искусен в них, как романский герцог. Знал, что выжить здесь ему будет не просто, а жить и вовсе недолго, стоит Алессандро усомниться в нем и отшатнуться хоть на шаг. Пройдет много времени прежде, чем эти люди ему поверят так, как верили в корпусе. А может быть, этот миг не наступит никогда, и второй принц Айзена навсегда останется здесь узурпатором. Или пленником? Заложником не герцога уже, ситуации. Но теперь почетным.

– Будьте верны и честны, - Лоран отозвался привычно. Эти слова он произносил множество раз. Но впервые не верил тому, что говорит, и не знал, что он делает. А главное – не мог понять, на чьей он стороне. Ему не хватало визионерства Отто и великого плана. Пожелай он сейчас захватить Айзен и даже Кастилию… Беда была в том, что он не желал. Но не имел достаточно сведений о местном укладе, связях, настроениях и ресурсах, чтобы развернуть это войско на Эльвендор. А еще где-то там в заснеженном лесу был его сын и наследник романского герцогства, и Алессандро не готов им пожертвовать ради спасения севера. Или готов?

У Алессандро Дианти, если уж смотреть на все трезво, не было никаких причин желать северу этого спасения, но были причины желать зла эльфам, и в этом очень шатком равновесии Лоран снова оставался единственным балансиром между королем мертвых и землями живых.

- Мы так долго ждали, что уже не можем опоздать.

Вернулся взглядом к Сандро. В иезуитской ласке короля чуялась дрожь земли и набегающая гроза.

- Перебрасывайте оставшиеся войска в снежные пустоши, благородные харры.

Ему нужно было время. Немного времени, чтобы узнать Тотенвальд чуть лучше, добыть драконов и вернуть сына. Принцу не требовалась война, лишь иллюзия войны.

– Нынешней ночью в том течении реки, где вам никто не сможет помешать. Мы продолжаем наступлением так, как вашим королем планировалось изначально. А если у вас есть какие-то сомнения в этом, забудьте их.

Лоран от души похохотал бы над тем неловким выражением, с которым герцогу сообщили об исчезновении символа власти и магического инструмента, но настроение было неподходящее.

- А мы вернемся в Вайзель, чтобы встретиться с теми, кто еще не присягнул, и будем рады видеть там харра Ардженти.

И поискать в сокровищнице еще одну корону.

Игрейн, ворвавшаяся с порывом ветра в потрошенный шатер, впервые выглядела невероятно уместно. Перемазанная кровью, зовущая к битве, она сделалась такой правильной частью мира, какой не была ни в бассейне эльфийского дворца, ни в материнстве, ни у дверей в Фортунате, ни даже в лесу, точно впервые нашла свое истинное предназначение и преобразилась необычайно.

Принц не ожидал, что все кончится вот так просто общей трусливой присягой. Никто не желает бросить жизнь в костер своих убеждений? Значит, убеждения сомнительные. Но ожидал встретить реальное сопротивление, гадкое, путанное, подковерное, уже в столице, и явление Игрейн отчего-то принесло ему облегчение, точно груз будущих интриг упал с его плеч хотя бы от части. Интриги плетутся неохотно, когда партии сопротивления некого выдвигать. Как оказалось, в Тотенвальде недостаточно было родиться в королевской семье или в крупном герцогстве, чтобы претендовать на трон или сепарацию земель. Требовалась кровная связь с создателем монарших регалий, если пока мозаика в мыслях Лорана складывалась правильно. И эта кровная связь, похоже, есть не только у Алессандро. Впрочем, это не удивительно, за свою жизнь даже люди успевали наплодить бастардов, что уж говорить об эльфах. Интересно, кто еще способен возглавлять армию Тотенвальда и от кого ждать раскола… А теперь еще и кольцо. Кольцо пока в рассуждения его не укладывалось, но время еще представится.

- Я умею быть бережным, - ободрил офицеров.
Бережливым. Есть еще эльфы. Простят ли сэр Бринмор и его брат, если потянуть из них силу. Силы у эльфов куда больше. Простит ли Сандро-Ло исчезновение Игрейн? Часть этого паскудного дара в необходимости решать, кто из стоящих с тобой плечом к плечу оплатит твою победу ценой своей жизни. Не в слепом бою, не по воле случая - по твоему выбору.

Не обнаружив в себе ровно никакого волнения на стылом ветру, принц собрано вглядывался в подвижную темноту у подножья холма, невысокого, удобного для обзора атаки на Отмар, но при атаке с фланга они оказались удивительно беззащитны на открытом пространстве. К шансу жечь армию Тотенвальда он готовился всю жизнь. Рок был сегодня удивительно насмешлив.

Вместе с визгом промозглого ветра, треплющего тяжелые плащи, слуха достиг узнаваемый монотонный гул, и небо вспыхнуло заревом полыхающий стрел. Волна рушащихся на холм бесноватых комет успела сгореть, не достигнув цели, бросила в лица защитников пепел и запах гари.

- Вам нужно убраться с вершины и найти укрытие, - окликнул через плечо отведенных ему людей. - Мне не требуется вас видеть, чтобы...

Никогда прежде он не думал, что ему снова придется стоять рядом с Сандро, но все в этом мире сделалось правильным. Впервые за последний десяток лет айзенский принц ощущал себя на своем месте в удивительной гармонии перетекающих энергий. На своем месте, на котором не мог оказаться, но оказался против любых разумных планов судьбы. Эта нежданная война определила его так же четко и удивительно, как определила Игрейн. Как определила Дианти. Их всех.

Тяжелый вал пламени соткался из темноты перед вражеским арьергардом. Но мертвые не отступают, не бегут в панике, не наводят хаос в рядах, заражая другу друга полыхающей лихорадкой. Продолжают идти через хрустящее на снегу пламя, пока не выгорят до мелких бестолково трепещущих по воле некроманта обрубков.

Но идут плотно, и стоит позволить огню распространиться в задних рядах, а ветру разнести пламя. Новая волна стрел губительная для эльфов тем не менее отражена эльфами хотя бы над головами тех, кого они пытаются уберечь. В землю у ног вонзаются с гулом тренькающие древки. В черноте ночного неба нарождаются крупные сияющие шары, разбросанные над войском противника, крепнут, пульсируют, требуют времени. Полыхают нутри, но не светят. Всякая другая армия, сейчас посворачивала бы головы, разглядывая чудесное явление. Но эта не медлит ни на миг. Наконец, зависшие в тяжелой паузе ядра падают, бесшумно разливаясь по головам и плечам умерших кругам пунцового зарева. И пока это зарево живет, в него можно вдохнуть еще силы. И еще. И еще. Не жалея людей. А потом вернуться к стрелам и обновившему ряды арьергарду. До сцепки оружия битва эта проходит в леденящей тишине: ни ржания лошадей, ни криков раненых. Треск пламени не громче воя ночного ветра, шепота подошв и бряцания кольчуг.

Долгие годы Лорану казалось, что в первом его настоящем открытом бою, перед его глазами будет стоять полыхающий Стоунгейт, но детские страхи истаяли, не дождавшись своего часа. Он ждал оборону крепости, ждал увидеть по обе руки своих привычных соратников, ждал общего вала ужаса и ликования… Пронзительного, берущего за сердце ощущения творимого ими великого дела. Но ничего похожего не произошло и уже не произойдет, потому что путешествие по Романии перемололо в нем героя по косточкам, ничего не оставив от светлого образа. Теперь он был здесь захватчиком и захватчиком равнодушным, все еще сознавая, что спасает и Айзен тоже, не испытывал ничего похожего на детский восторг, которым готовился захлебнуться, сколько себя помнил.

Пламя забирало жизни, как масло в лампаде. Время уступало концентрации и силе плещущегося над погибающим войском огня. У залпов лучников была очевидная очередность, но стоило ей сбиться с гибелью командира, и стрелы обрушились на холм неурочно. Огонь, пожирающий арьергард, не успел метнуться в небо, купал изуродованные ожогами трупы, вынужденный задерживаться, тянуть людскую силу, чтобы разрушить мертвую плоть в угли до того, как мысленно назначенный файтером рубеж будет пройден. Ливень стрел ухнул вниз и скатился над головами, уходя в стороны. Сосредоточенный на своем магическом трансе принц даже не успел пригнуться. Сознание его было гудящим, урчащим пламенем и свистящим смерчем, мечущимся по рядам мертвых, заглядывающим в лица. Но ни один наконечник не полоснул по плащу, подхваченному пронзительным западным ветром. Так вот она эльфийская магия! Раненый Морган схватился за грудь за его плечом. Лоран подхватил утекающую жизнь, сейчас не слишком сознавая присутствие людей, лишь бурлящее вокруг плетение энергий.

Только мельком прикрыл глаза, когда железо уже ушло в промерзшую землю у ног, разрубая хрусткий наст. Удивительная картина абсолютной уязвимости человека, разрушающего армию.

Сандро он больше не видел, даже не слышал, лишь ощущал плечом, переключаясь вниманием от одного очага пламени к другому, разъедая мертвую армию там, где мелькающим бликом обозначал себя новенький доспех Игрейн. Пламя текло впереди эльфов клином в стороны и вперед, расчищая им путь. А после контроль стремительно возвращаясь к флангам, чтобы держать мысленную линию у подножья холма.

Чувствовал, как обрывается одна жизнь, потом другая, выкипает в интенсивности бурлящего над ночным полем огня и отбывает в ночное небо свинцовым заревом. Видел ли отходящий от натиска Отмар полыхающий северный берег?

Потянул Варгу, потрясенных зрелищем утомленных оруженосцев, впервые сознавая, что не время имеет значение, а жар и размер полыхающего котла. Больше не знал, где он и кто, оставшись лишь проводником жизненной силы, выплавленной в бурлящий костер под ногами. Опустился на колено, уперся ладонью в цапучую ледяную корку, забравшую землю, но не чувствовал ни холода, ни бьющего в лица колкого снега, ни мерзкого запаха гари, преследуя взглядом мелькание доспеха в янтарных и малиновых отблесках где-то на дальнем конце беснующейся ревущей долины. И лишь когда армия замерла, неожиданно и бессмысленно, в незавершенных позах, начала рушиться, поднимая в воздух облако вонючего пепла, огонь умер так же внезапно, как родился, а над полем растянулась сеть мелких, точно звезды, огней, холодных, но ярких, оставляя выжившим осмотреть успехи подавленного штурма. Только тогда он утомленно уперся в наст второй ладонью, не нуждаясь больше в возможности следить за полем. Уронил голову и, собирая дыхание, мысленно попытался почувствовать, жив ли его романский герцог. Его герцог. И насколько жив. Насколько он был неаккуратен вопреки обещанию.

Если долго всматриваться в пламя, оно выжигает зрачки, и после долго ночь в глазах мага стоит непроглядная, мешая равновесию куда больше, чем физическая усталость. Днем пламя переносить легче.

Перехватил руку Санлро повыше запястья и поднялся. Оперся ладонью на плечо, последит его по движению померзшего, пыльного от залы плаща. Ауры все еще ровно виделись забранным повязкой эльфийским глазом, и принц мог следить, как приближается крошечная кавалькада, не слишком улавливая, что они тащат за собой, пока расстояние не сократись достаточно.

- Это было, - ровно подытожил для Алессандро, обозначая, что никаких витиеватых фраз здесь ненужно. Тем более, когда обоих пожирает усталость, а щемящее ощущение сопричастности и единения, почти сакрального, слов не требует, тихо звучит внутри пением тетивы, отпустившей свою первую стрелу. Ничего уже нельзя обратить вспять. Они явились сюда с целью и цели этой добились. Во всяком случае, на этом этапе. Что еще им принесет север, оставалось только гадать. Но сегодня, сейчас, когда они пришли потребовать себе север вместе, мир навсегда необратимо изменился и не станет прежним. Оба они странным образом имели и не имели прав на этот суровый край, но решили сделать его своим. Сейчас принц надеялся, что и в целях они позже не разойдутся.

К тому времени, когда стоны и конский галоп приблизилось Лоран уже недурно различал людские контуры в темноте, подсвеченные аурой они вернулись зрению самыми первыми. Хотя желание оценить пожарише снедало принца куда больше. Каждый желал бы знать, возможности своей магии, если дать ей волю за стенами тренировочных полигонов. А человек, способный пойти против своего короля, был ему уже симпатичен и решимостью, и изобретательностью, и смекалкой. Волевые люди, способные повести за собой, попадаются в этом мире редко как жемчуг. Их стоит беречь, приручать, вдохновлять своими целями, но никогда не спускать с них глаз. Потому что, случись им быть еще и умными, они так же легко смогут повести всех против тебя.

- Это щедрое предложение, сэр Бринмор, - принц не был уверен, что Алессандро, сейчас раздосадованный эльфами более, чем обычно, готов был принять помощь такого толка, но сам рассудил, что момент упадка сил не время для гордости. Положил руку в промёрзшей перчатке на плечо артефактора. Сила в этом не нуждалась, да и эльф не нуждался в такого рода интимности, но жест был дружеским сам по себе.

- Если бы вы были сосудом, пламя стало бы иным или большим? А если бы дело было в лесу?

Он перевел взгляд на Роана, ожидая ответа на известном ему языке. Глоток силы вернул цвет губами и взгляду влажное умиротворение. Краски тоже возвращались. Но пока до горизонта для Лорана лежала тьма, позволяя ему фокусироваться лишь на ближних фигурах. Их маленький разговор не мешал королю рассматривать того, кто посчитал себя достойным ему противником.

Пленник оказался юн, на вид не старше Лорана. Быть может, даже младше. Ранен, перемазан в золе так, что на черном лице вспыхнули контрастными белками лишь светлые глаза. Он уперся ладонями в талую грязь у ног своего короля и поднялся, слишком очевидно превозмогая боль за грудиной. На разбитых губах уродливой смородиновой гроздью пузырилась кровь. Но случись ему волочиться по сухой земле, раны оказались бы суровее. Снег и скользкая грязь под ногами мертвецов милосердно смягчили путешествие до лагеря.

- Вкус любого делания лучше постного неделания, - говорил он хрипато, но с тем горделивым вызовом, который только и остается человеку, знающему, что ничего, кроме убеждений, в его судьбе не осталось, да и век его будет краток, а потому говорить стоит сейчас – в момент своего последнего слова. Другого может не быть.

- Но предал эту землю не я. Мы устали ждать, когда ты найдешь у себя яйца, чтобы повести эту армию. Мы ждали слишком долго, чтобы позволить тебе мяться и дальше. Мы прошли бы половину Айзена, случить короне перейти тому, кто заслуживает этот трон и в силах поднять этот меч. И эти люди за твоей спиной, Дианти, считают так же и будут считать, даже если сегодня они снова трусливо преклонили головы. Верно, Варга? Не отводи глаза, - на лице мелькнула короткая вымученная, но самоуверенная улыбка. – Ве-ерно. Вся земля на север отсюда, - он неловко мотнул окровавленной рукой, - жаждет этого юга. Жаждала сотню лет и сегодня была готова. Отчего ты думал, что дурачить совет можно вечно? Ты здесь лишь перепуганный чужак, стремящийся спасти старые границы истлевшего мира. И пока ты жив, это не изменится. Это ты всякий раз предаешь своих подданных и свои клятвы. Все свои клятвы – и там, и тут.

Он перевел взгляд на принца, которого прежде никогда не видел среди офицеров и легко узнал в нем абсолютного чужака. Уж очень приметный. Стихийников в Тотенвальде было не много.

- В этом человеке нет ничего, на что можно было бы полагаться ни на севере, ни южнее реки. Он соткан из лжи, и каждый здесь это знает. Что он тебе обещал?
Лоран не посчитал нужны отвечать.

Вопреки ожиданиям сэра Бринмора именно в лесу принц и жаждал выплести пламя, но пока не придумал, где набраться такой неуязвимости. Не спешил, разбираясь в вариантах, и дракон виделся ему сейчас наилучшим. Однако любой дракон может быть убит и оказаться даже подле леса после такого демарша было бы смертельно. Если деревья не смогут питать его пламя так, как питают магию эльфов. А если смогут? Поэтому он улыбнулся артефактору лишь мельком.

- Это вопрос магической теории.

Наконец, взгляд обрел полную ясность, и Лоран смог оглядеть в ночи полную золы пустошь от края до края долины, от пологого холма на севере до берега реки на юге. Невероятно. Но ужаснуться было некогда, да и не зачем. Сколькими такими пустошами измеряется эльфийский лес? Ему нужна была карта, не та старинная, что принц видел в Фортунате, что-то новее, актуальное. Быть может, в этих северных землях для собственных целей эльфы держат более поздние образцы?

- Ваше Величество, наконец, решили узнать хоть что-то о земле, которой случилось править?
Лучиано Арженти подавился кашлем и утер грязными костяшками кровавую пену. Лоран полагал этот человек знал, на что идет и чем рискует, когда поднимал это восстание, и даже мог понять его цели, его резоны и планы. Окажись он на верной стороне, от него был бы толк.

- Ты волен делать со мной, что угодно, -  мальчишка говорил с Дианти как с равным и, быть может, по здешним меркам таковым являлся. Этого Лоран не понимал. Не знал еще, что за партия стоит за этим человеком, но едва ли он один поднял случайный гарнизон. Творится ли именем короля переход по всем участкам реки?

- Но я каждый день буду напоминать тебе самим своим видом, что ты здесь чужой. Если это заставит тебя заметить север, пока север тебя не сожрал, моя жертва не будет напрасной. У тебя немного времени.

Лоран не позволил бы пленнику говорить ни публично, ни вольно. Теперь, когда дело сделано и решения приняты, от него требовалась лишь информация об истоках этого заговора, участниках и вовлеченности эльфов. Но не торопил, позволяя Алессандро разглядеть бунтовщика. Принц не жил с этими людьми, все они были ему одинаково чужими и безликими, он не знал их историй, не знал их нравов, не представлял, с чем романский герцог сталкивался здесь, на севере. Каков был этот север. Но уже понял, что это не тот Айзен, каким он был век назад. Этот север придется вернуть в стойло, как одичалую кобылу, забывшую стремя.

- Позволь ему взять от твоих сил, - вернулся вниманием к сэру Бринмору. – Этот человек нужен нам живым.

Сборы и путешествие в неждавший их Нойшванштайн заняли пару часов, и ради горячей ванной принцу пришлось примириться с тем, что расторопные даже в ночи здешние слуги, не строящие кривых рож, не ворчащие, не вздыхающие – не живы. Некромант, управлявший здесь челядью, должно быть, вздыхал вполне, разбуженный заполночь, потому что старался не слишком: лица этих марионеток оставались без выражения, а движения механическими. Лорану было проще думать, что куклы - совершенные автоматоны. Представлять, что внутри этих существ гнездятся черви, оказалось выше его сил. Но усталость делала свое дело, примиряя его природную разборчивость с условиями здешнего быта.

Карты принц все равно потребовал, а еще книги о местном землеописании, созданные в последнем веке, если они найдутся, списки законов и хартии – все, что может быть полезно. Чтобы приручить этот край, его нужно узнать сперва хотя бы так поверхностно.

Ни холодный ужин, ни теплая вода не принесли желанного сна утомленному телу. Разумом по-прежнему владела жаркая взбудораженность, жалящая множеством жгучих вопросов, в ответы книг были медлительны и не расторопны.

Заслышав стук в дверь, он дал себе труд запахнуть домашнее платье, подбитое мехом куда более плотным и длинным, чем это было заведено во Фрайбурге - так и не смог определить, что за тварь теперь согревала его - и обнаружил, что горячее вино, которое здесь принято было подавать с травами, вовсе негорячее.

- Не могу спать, - обернулся к вошедшему Алессандро. Лоран впервые жил в мире, где любой, не ко времени появившийся на пороге, мог пересечь его шлейфом пепла, но выбора не было. – Знаю, что нужно, но не могу. Как управляется этот край? Здесь есть совет, как в Кастилии? Кто в него входит? Эльфы тоже?

Тишина. Наконец, вокруг было удивительно тихо: ни гудящего пламени, ни стука копыт по ледяной корке, ни свистящего мимо ветра, ни шарканья ног, ни крысиной возни, ни одного людского голоса. Только тихое пенье камина и белая шкура пред ним, от зверя, которого принц тоже прежде не встречал. Был ли он медведем или крупным снежным барсом… Морда не сохранилась и не могла раскрыть эту тайну. В детстве он провел столько времени, лежа на этих шкурах у каминов с аккуратными списками книг, которые Его Высочеству выдавал хранитель библиотеки, чтобы мальчик не трепал ценные старинные оригиналы ради учебных занятий. Прошло 15 лет, он по-прежнему верит, что найдет в книгах ответ. И по-прежнему тщетно.

Все здесь было почти как дома. Холоднее, но безветренна сухая зима в срединной части континента даже с горькими морозами переносится легко. Мода как будто немного отстала, впрочем, и Айзен не всегда успевал за бойкой Кастилией. Ощущение, что время шагнуло здесь вспять было странным, точно бы к Отто этот мир был ближе, чем к Лорану. Комнаты во Фрайбургском дворце окуривали опилками янтаря, приносящими тонкий аромат сосны и ладана, когда смола плавилась, и здешний травянистый аромат тоже казался пережитком времени, ранней, более дикой эпохи.

- Придется привыкнуть к эльфам.

Согласился он через силу, принимая необходимость, но все еще не до конца сознавая осмысленность такого служения ради развлечения. Разве этих существ не ждут дома незавершенные дела? Быть может, будь ему дарована вечность, принц тоже никуда бы не спешил. Но он спешил, а в этом одичалом краю всякий его день мог оказаться последним. Мгновение он сомневался, не рассказать ли Алессандро, что смерть его принадлежит эльфийскому королю, но после подумал, что сосуществование с эльфами воплощает эту клятву как нельзя более полно. Быть может, судьба послала их Лорану не случайно.

- Но если бы кто-то попытался обмануть меня, я бы счел это оскорблением. Однажды я, быть может, их пойму.
Еще не сознавал, что путешествие на север через Александрию изменило его до неузнаваемости. Еще пытался быть прежним собой, хватаясь за известное, потому что был слишком взрослым, чтобы сейчас принять, что ничего не знает о мире, где оказался, и о мире, на который он претендует. Следил, как гуляют тени и блики по смуглому лицу Алессандро и путаются в черных волосах. Романский герцог принадлежал этому миру куда меньше, чем Лоран, зато мир этот принадлежал ему куда больше.

- Кровные клятвы существуют?

Прежде подобные вещи казались ему легендой, сказкой вроде языческих обрядов. Говорят, в северных лесах еще есть древние капища, и кто-то из деревенских в это верит, но столица давно забыла эти варварские обычаи.

- Думал, не убили, потому что не успели, - сейчас здесь рядом с Санро, когда все, наконец, встало на свои места и очистилось от недомолвок, принцу сделалось удивительно спокойно, как никогда не бывало прежде. Больше ничего не нужно было искать, ни к чему готовиться, ничего ждать. Жизнь, наконец, случилась здесь и сейчас и оказалась очень простой в своей сложности. Очень понятной в своей непредсказуемости.

- Почему ты не убил Ардженти? У него влиятельная семья?

Лоран бы убил, не задумываясь, чтобы тот не повторил попытку и другим сделалось неповадно пробовать свои силы. Но Алессандро, вероятно, имел расчет, которого собеседник пока не знал.

- Ты не сможешь уберечь меня от моего предназначения. Да и я не могу от него отступиться. В детстве я задумывался, кем бы я стал, если бы не родился Гессеном. Но я узнаю об этом не раньше, чем мир будет свободен от этой эльфийской паутины.

Он потянулся и забрал ладонь ромея с резного подлокотника, перевернул к верху линиями жизни и судьбы и нежно огладил их большим пальцем, рассматривая так, точно те меняются от этой ласки.

- Только подумай, ты мог владеть всем миром, если бы не я. Пройти до Альтамиры и назвать все эти земли Романией. Северной Романией. Восточной Романией. Тебе хваило бы и талантов, и воли. Да, они были бы выжженной пустошью с ходячими трупами, но твоей. А ты готов ввязаться со мной в войну, в которой шансы на победу весьма сомнительны. Очень по-эльфийски, знаешь… Твоя любовь этого стоит?