Magic: the Renaissance |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1562] The Fox's Gambit
The Fox's Gambit
Империя Айзен, г. Фрайбург, венец сезона снегов, 1563
Лаура Сандавал, Людовик фон Гессен
Чужеземная инфанта прибывает с предложением от которого тяжело отказаться — но за её сладкими речами скрываются кинжалы амбиций.
Отредактировано Ludovic von Gessen (2025-05-22 23:10:55)
Слышал голос, слышал чей-то зов.
Видел сон, или придумал сам.
Шорох трав ко мне в ночи принёс
Откровенье дальних стран.
[indent] Это было настоящее испытание. Лаура, которая свою жизнь провела в стенах родного замка, не могла представить, что ждёт её в пути. Одно дело путешествовать по родным землям Кастилии – день-ночь, может быть, ещё день, и ты уже в пункте назначения. Но Айзен… Сколько она провела в дороге? Двадцать дней или около того?
Инфанта не могла понять, что болит сильнее – спина от сидений кареты, жёсткость которых уже не могли скрыть мягкие подушки, или душа от низкого потолка, буквально давившего на неё физически и психологически. Порой ей не хватало воздуха, и она сама не понимала, что тому причина – усталость или нервы. Спина постоянно ныла от долгого сидения в одном положении, а ноги затекали под тяжестью пышных юбок. Когда дорога становилась особенно ухабистой, Лаура невольно вжималась в мягкие подушки, чувствуя, как внутренности подпрыгивают в такт карете. Голова часто кружилась от постоянного покачивания. Особенно тяжело было в дождливую погоду, когда воздух становился спёртым, а горло пересыхало от постоянной духоты внутри кареты.
[indent] А внутри бушевала настоящая буря эмоций. За время пути инфанта успела вспомнить каждую историю матери о родных краях Айзена. Тогда, в детстве, она не понимала, какие эмоции и чувства королева вкладывала в каждый рассказ, и сейчас тоже не могла уловить, что именно рождает в ней всё происходящее – восхищение новым или страх перед неизвестным, непривычный холод из сказок или зарождающаяся тоска по жгучему солнцу Кастилии, чужое или что-то родное. Всё смешивалось в один запутанный клубок. С каждым днём путешествие приближало её не только к цели пути, но и к пониманию той части своей души, что была неразрывно связана с королевством Айзен. Слуги, сопровождающие её, уже привыкли к её молчаливости и лишь изредка обменивались тревожными взглядами, когда инфанта подолгу смотрела в окно кареты, погруженная в свои мысли. Это было так несвойственно её горячей и неудержимой натуре.
[indent] – Ваше Высочество, позвольте сообщить, что мы прибудем к обеду, – негромко проговорила фрейлина за завтраком, склонив голову в почтительном поклоне.
[indent] – Прекрасно, – Лаура с трудом сдержала себя, чтобы не выкрикнуть «ну наконец-то». – Их оповестили о моём приезде?
[indent] – Да, Ваше Высочество. Одного лакея я посылала неделю назад, другой отправился вчера, – ответила фрейлина, аккуратно разливая чай по чашкам.
[indent] Лаура ждала этого момента, готовилась, но, как оказалось, не была готова. Сердце инфанты забилось чаще, когда величественные ворота королевского дворца Айзена показались из-за поворота. Минуты тянулись бесконечно. Карета остановилась, дверь открылась, и церемониймейстер пригласил её выйти.
Каждое движение девушки было отработано годами тренировок. Сейчас, когда мысли бешено метались от одного угла черепной коробки к другому, она впервые доверилась своему телу. Лишь когда ноги коснулись твёрдой земли, а грудь наполнилась холодным северным воздухом, она снова взяла себя в руки. Это оказалось сложнее, чем обычно. Она нервно поправила складки своего платья, пытаясь скрыть дрожь в руках. Что подумают о ней при дворе? Кем она будет здесь, в новом месте, в новом окружении?
[indent] Но вместе с тем в её груди разгоралась искра надежды и предвкушения. Возможно, именно здесь начнётся её новая жизнь, полная возможностей. Инфанта глубоко вдохнула свежий воздух, стараясь успокоиться, и расправила плечи, готовясь предстать перед королевским двором во всём своём величии. Милая лёгкая улыбка маской легла на лицо. Инфанта быстрым взглядом окинула всех встречающих, сама не понимая, кого хочет увидеть – даже родственников она видела лишь на картинах. Слуги в ливреях, выстроившиеся полукругом, склонились в глубоком поклоне, а церемониймейстер, облачённый в парадную мантию, шагнул вперёд, готовый приветствовать Её Высочество по всем правилам дворцового этикета.
Отредактировано Laura Sandaval (2025-04-26 21:49:53)
[icon]https://i.imgur.com/RstgFvG.png[/icon][nick]Вальтер[/nick][status]Слуга в имераторском замке[/status]
День выдался холодным, как и положено в Айзене в эту пору. Иней серебрил каменные подоконники, а дыхание вырывалось изо рта белесыми облачками, тут же таявшими в воздухе. Вспоминая свою первую зиму во дворце, Вальтер улыбнулся — тогда его южные руки, не знавшие холода, нуждались в целебных мазях из северных трав. Теперь же он научился ценить эту пронзительную чистоту зимнего воздуха Сегодня же сама судьба подарила ему редкую честь быть свидетелем встречи двух миров — величественного севера и страстного юга, сплетенных в изысканном танце дипломатии и родственных уз.
Когда ворота распахнулись, впуская кастильский кортеж, Вальтер почувствовал укол чего-то давно забытого. Запах южных духов и пряностей, донесённый порывом ветра, всколыхнул воспоминания о родном доме на границе двух королевств.
Инфанта ступила на серебристый ковёр, расстеленный от ворот до самого порога, и зал затаил дыхание. Её алое платье с золотым шитьём казалось вызывающе ярким среди приглушённых тонов айзенского двора. Тёмные локоны, уложенные высоко на затылке и украшенные жемчугом, обрамляли лицо с оливковой кожей и глазами цвета спелых каштанов. Её наряд горел алым пятном среди айзенской сдержанности – словно южный мак, случайно занесённый северным ветром в поле золотистых колосьев.
Вальтер видел, как менялись лица придворных — от холодной учтивости до плохо скрываемого любопытства. Выстроенные в безупречном порядке, они приветствовали гостью отточенными движениями, достойными императорского замка. Харр Эленберг, верховный распорядитель двора, выступил вперёд с церемонным поклоном, и солнечный луч, пронзивший витраж, зажёг его светлые волосы, заплетённые в традиционную айзенскую косу с серебряными нитями — знак высокого положения.
— Добро пожаловать в Фрайбург, Ваше Высочество, — произнёс камергер, склоняясь в глубоком поклоне, как того требовал этикет при встрече королевской особы. — Вольфганг фон Эленберг, личный камергер Его Величества кайзера Эйнара II, к вашим услугам.
Вальтер знал, что южанам эта сдержанность может показаться неприветливой, даже враждебной. Но для айзенца в ней заключалась истинная красота и глубина чувств, не расплёсканных напоказ, а бережно хранимых, словно драгоценное вино в древних погребах.
Инфанта ответила по-кастильски звонким и мелодичным голосом, и хотя Вальтер давно не говорил на языке своего детства, он уловил благодарность в её словах. Затем она повторила приветствие на айзенском — с мягким акцентом, придававшим её речи особое очарование. Фро Ингрид, хранительница древних традиций двора, чьи серебряные волосы были собраны в строгий узел, увенчанный родовой диадемой с сапфирами, одобрительно кивнула, и тонкая улыбка тронула её губы — высшая похвала, которую мог получить гость.
— Его Величество кайзер приносит извинения, что не смог лично встретить столь почётную гостью, — продолжил Вольфганг, выпрямляясь. — Государственные дела задержали его в тронном зале. Однако, крон-принц с нетерпением ждёт возможности поприветствовать вас за обедом, который будет подан через два часа в Серебряном зале.
Процессия двинулась через главный зал, мерцающий в свете высоких витражных окон, к широкой лестнице из белого мрамора, ведущей в северное крыло. По едва заметному жесту харра Эленберг Вальтер присоединился к процессии, сохраняя почтительную дистанцию. Его роль была двойной — быть невидимым слугой, готовым исполнить любое поручение, и при этом оставаться связующим звеном между двумя мирами, человеком, понимающим тонкости обоих дворов.
Вальтер заметил, как инфанта невольно поёживается, и в тот же миг один из пажей поднёс ей изящную накидку из серебристого меха — тончайшую работу северных мастеров, созданную специально для этого момента. Айзенский дворец, построенный из светло-серого гранита, вобравшего в себя суровую красоту северных гор, действительно дышал прохладой.
Подъём по винтовой лестнице северной башни был неспешным. Инфанта иногда останавливалась у витражных окон, открывавших вид на заснеженные просторы империи — бескрайнее море серебра, расцвеченное тёмной зеленью хвойных лесов. Её фрейлины, укутанные в меховые накидки, пытались скрыть тяжёлое дыхание — хрупкие южные цветы, занесённые северным ветром.
Наконец они достигли покоев, отведённых для высокой гостьи. Харр Краусе остановился перед тяжёлой дубовой дверью с железными накладками и повернулся к инфанте:
— Его Величество позаботился о вашем комфорте, Ваше Высочество. Покои подготовлены с учётом... южных предпочтений.
В его голосе звучала искренняя забота, та самая, что не выставляется напоказ, но проявляется в каждой детали, в каждом продуманном решении. Вальтер знал, что за этой дверью скрывались самые светлые и тёплые комнаты для гостей во дворце, расположенные так, чтобы солнечный свет наполнял их с рассвета до заката, а тепло от каминов мягко обволакивало каждый уголок.
Покои встретили её сиянием серебра и кристаллов, мягкостью шёлковых драпировок цвета морской волны и золота — цветов дома Гессенов. В центре комнаты возвышался камин из белого камня, где еще с рассвета танцевало пламя, чтобы радостно приветствовать гостей. В серебряной жаровне тлели особые благовония, смешанные искусными травниками по старинным рецептам, принесённым когда-то из Кастилии и бережно сохранённым при дворе. Этот аромат — смесь лаванды, кедра и апельсиновых цветов — должен был напомнить инфанте о родине, уголок родных краев в столь чуждом севере.
— Ужин будет подан через два часа, Ваше Высочество, — проговорил харр Краусе. — Если вам угодно, Фро Ингрид останется с вами и поможет подготовиться. В Айзене, — добавил он с лёгкой улыбкой, — мы ценим пунктуальность так же высоко, как и храбрость. Если вам что-то понадобится, Вальтер, — он кивнул в сторону слуги, — будет неподалёку.
Вальтер поклонился, удивляясь тому, как сильно забилось его сердце. Перед лицом прошлого, воплощённого в этой юной инфанте, он снова почувствовал себя тем испуганным мальчиком, что ушёл из своей крохотной деревни в поисках новой жизни.
— К вашим услугам, Ваше Высочество, — произнёс он на чистом айзенском, в котором, однако, звучала мелодика юга, тёплая и живая.
Когда все удалились, оставив инфанту на попечение её фрейлин, Вальтер занял свой пост у дверей.
Отредактировано Ludovic von Gessen (2025-04-27 13:52:44)
Как сгорают в печи поленья
Так сгорит первобытный страх
[indent] Игра в маски – извечная забава кастильской знати, столь привычная и заезженная, что даже утомляла своей предсказуемостью. За доброжелательными улыбками и натянутыми эмоциями скрывалось столько тайн и интриг, что порой казалось: придворные меняют маски чаще, чем дамы – бальные наряды в разгар сезона. Каждая улыбка здесь имела свой вес, каждое движение – особый смысл, и лишь немногие могли читать эти немые послания, скрытые за внешним лоском. Вглядываясь в лица встречающих, Лаура всё ещё не могла понять: играют ли местные в эту привычную игру или правила высшего общества здесь иные? Конечно, ей рассказывали о местных обычаях, но кто принимает чужие слова за чистую монету? Только не Лаура, разве что слышит именно то, что желает услышать.
[indent] Инфанта продолжала носить свою маску, хотя бушующие внутри эмоции рвались наружу, сдавленные тугим корсетом. Словно маленький любопытный котёнок, она осторожно изучала каждое лицо, быстро перескакивая взглядом на детали интерьера: то на витражи окон, играющие красками в лучах закатного солнца, то на не столь искусную резьбу лестницы, в отличии от привычной ей, то на какую-нибудь иную деталь, кричащую о том, на сколько это королевство ей чужое. Всё здесь было иным, пропитанным той холодной сдержанностью, что так противоречила привычной Кастилии пылкости.
[indent] По пути к отведённым ей покоям Лаура старалась говорить как можно меньше, лишь изредка роняя учтивые фразы с привычной улыбкой. Даже на заботливый жест с предложением накидки юная леди ответила лишь односложной благодарностью. Её фрейлина, впрочем, отреагировала иначе – недовольно нахмурила брови, отчего между ними пролегла выразительная складка. “Это моя обязанность – заботиться об инфанте”, – лицо было достатоно многословно. И другие спутники заморской гостьи тоже заметно напряглись, то ли от давящей атмосферы дворца, то ли от тревоги перед грядущим.
[indent] Лишь оказавшись в своих покоях и попросив оставить её наедине с фрейлинами, Лаура позволила себе расслабиться. Хрупкая фигура медленно опустилась в кресло у камина, и по комнате разнёсся тяжёлый вздох. Паника накатывала волнами: тревога, страх совершить ошибку, неуверенность в собственных решениях и действиях, отчаянное желание всё бросить и вернуться домой, в объятия матери – всё это сжимало горло ледяным кольцом. Сильная и дерзкая в Кастилии, она чувствовала себя здесь как заяц, застигнутый снежными волками. Не помогал даже родной запах лаванды, которым, казалось, были пропитаны все углы комнаты, не успокаивал морской цвет стен, напоминающий о убаюкивающих волнах тёплого моря. Но чем дольше девушка вглядывалась в эти отголоски родины, чем глубже вдыхала умиротворяющий аромат, тем яснее становилась мысль: её здесь действительно ждали, и каждый её шаг, пусть маленький, оставлял след в судьбах людей.
[indent] Теофила, одна из самых старших фрейлин, заметив перемену в настроении своей госпожи, неслышно подошла ближе и поправила складки на платье инфанты. Она делала так всегда, когда не знала стоит ли её заговорить первой – ритуал, который они обе понимали без слов.
[indent] – Говори, – произнесла инфанта в своей привычной нетерпеливой манере, слегка приподняв бровь и глядя на фрейлину сверху вниз.
[indent] – Вы очень молчаливы в последнее время. Я буквально Вас не узнаю, Ваше Высочество, – фрейлина на несколько секунд замолчала, словно подбирая слова, – Не переживайте, Вы понравитесь ему, как ни как в нем течет такая же горячая кровь, как и в вас.
[indent] В этих словах была своя правда, и они дали Лауре именно тот толчок, которого она подсознательно ждала.
[indent] – Думаю, самое время узнать. Позовите… – она на мгновение задумалась, но одна из служанок уже пришла на помощь:
[indent] – Фро Ингрид, Ваше Высочество.
[indent] Северянка появилась почти мгновенно. Её обветренное лицо, словно вырезанное из старого дуба, прямая осанка и пронзительный взгляд резко контрастировало с южными красавицами, собравшимися в комнате.
[indent] Лаура выбрала своё любимое платье – творение искусных рук кастильских мастериц. Слишком дерзкое, по мнению Ингрид, для нынешней погоды. Недостаточно теплая ткань винного цвета, украшенная золотой вышивкой, облегала фигуру, словно вторая кожа. Глубокий вырез и открытые плечи создавали впечатление, будто платье соткано из самого закатного неба, которое ждет наступления ночной грозы. На плечи была наброшена тяжёлая накидка из тёмно-бордового бархата, отороченная мехом редкого чернобурки. Волосы инфанты были уложены в сложную причёску, которую, по совету северянки, решили не украшать жемчугом или цветами. Несколько непослушных локонов игриво спускались на плечи, добавляя образу томной грации. Выйдя из своих покоев в сопровождении фрейлин и фро Ингрид, Лаура предстала перед Вальтером, словно ожившая картина неизвестного мастера. Лаура знала, что её наряд может показаться вызывающим, но именно это и делало его идеальным – она не собиралась становиться незаметной гостьей на этом ужине.
[indent] – У нас есть немного времени до ужина, – произнесла она, слегка приподняв бровь. – Расскажите мне об Айзене со своей стороны? Вы ведь нездешний, верно?
[indent] В её голосе звучала смесь любопытства и лёгкого вызова. [float=right]
[/float]Взгляд, устремлённый на Вальтера, был одновременно открытым и непроницаемым, словно она пыталась прочесть его мысли, не раскрывая своих собственных. Лишь одно было видно отчётливо – инфанта взяла себя в руки. Фрейлины, сопровождавшие инфанту, невольно зашептались, смотря на свою инфанту – в этот момент она была воплощением той самой “горячей крови”, о которой говорили, вспоминая о Кастилии.
[indent] Лаура дождалась реакции Вальтера и следом предложила совместить его небольшой рассказ с прогулкой по дворцу до обеденного зала, где она была готова поприветствовать кронпринца низким реверансом.
[icon]https://i.imgur.com/RstgFvG.png[/icon][nick]Вальтер[/nick][status]Слуга в имераторском замке[/status]
Вальтер застыл в молчании каменных коридоров. Минуты тянулись, тяжелели, обрастали инеем ожидания. Дверь покоев инфанты — граница между мирами, точка невозврата. За этой дверью — чужестранка, загадка, тайна южных земель. Его пальцы нервно поправили безупречно отглаженные манжеты, коснулись ключа на серебряной цепочке — символа его статуса придворного слуги высшего ранга. Привычное напряжение охватило тело, расползлось по венам, заполнило лёгкие стылым северным воздухом. В этом напряжении жила память, опыт, инстинкт.
Сейчас было что-то иное. Личное. Несказанное. Неприкосновенное.
Он видел её шаги по мрамору. Слышал шорох платья. Чувствовал аромат незнакомых цветов, чуждых запахов, далёких садов. Она шла сквозь дворец как человек, привыкший владеть пространством, а не подчиняться ему. Серебряный зал ждал. Встреча, что изменит историю двух держав, становилась неотвратимой, как наступление зимы после осени.
Дверь вздрогнула. Открылась.
Лаура возникла в проёме — иная, преображённая, собранная. Взгляд стал острее. Осанка выше. Движения точнее. Она выбрала наряд, что говорил громче всяких слов — яркий, дерзкий, вызывающий. Живое пламя среди ледяных стен. Выбор осознанный, выверенный, продуманный.
Фрейлины замерли позади — бесшумные тени, молчаливые стражи, вечные спутницы. Вальтер невольно отметил контраст — южанка среди северных стен воплощала собой всё, чего избегал Айзен — страсть, открытость, эмоции. Её инородность манила, притягивала взгляд, заставляла дышать глубже.
Она заговорила первой:
— Расскажите мне об Айзене со своей стороны?
Слова прозвучали просто, буднично, непринуждённо. Но Вальтер уловил второе дно, скрытый смысл, тайный шифр. Она не просила информации. Она хотела понимания. Она искала человека между мирами — не придворного, не дипломата, не стража. Просто человека, знающего правду.
— Айзен — это место, где тишина говорит громче слов, — ответил он, подбирая слова с осторожностью ювелира. — Место, где жест заменяет речь. Где взгляд ценится выше клятвы. Где холод не враг, а учитель. Место, где уважение не произносится, а проживается.
Он замолчал, не желая говорить банальности. Она кивнула — легко, едва заметно, как ему показалось, благодарно. Они двинулись по коридору — не кратчайшим путём, но тем, что позволял увидеть душу дворца. Коридор сменился галереей древних фресок — затаённым местом, где время остановилось и обратилось в краски. Стены дышали историей, расписанные руками мастеров, давно обратившихся в прах. Сцены сотворения Айзена — первозданные льды, расступающиеся перед волей древних королей. Битвы с морскими чудовищами, чьи чешуйчатые тела сплетались в сложных узорах синего и изумрудного. Коронации, свадьбы, клятвы, предательства — всё запечатлела немая память стен.
Краски не потускнели со временем, сохранили первозданную глубину. Чернильно-синий цвет северного моря. Молочно-белый оттенок снежных равнин. Кроваво-алый тон королевских мантий. Золото корон и оружия, мерцающее даже в полумраке галереи. Лики древних правителей взирали на проходящих — строгие, холодные, вечные. Глаза, написанные с пугающим мастерством, казались живыми, следили, оценивали, запоминали.
Галерея перетекла в арочный переход между башнями — каменный мост над пропастью времени. И здесь взору открылся сад — не южный, пышущий красками и жизнью, но северный, аскетичный, завораживающий. Деревья стояли как часовые — высокие, прямые, неподвижные. Их ветви, покрытые снегом, напоминали костяные пальцы, тянущиеся к небу. Дорожки, выложенные серым камнем, прятались под снежным покровом, лишь угадывались смутными линиями. Фонтан в центре сада застыл причудливой ледяной скульптурой — вода, пойманная морозом в момент движения.
В саду царила особая тишина — не мёртвая, но дремлющая. Между деревьями клубился лёгкий туман, превращая его в призрачное царство. Статуи волков и воронов, высеченные из чёрного камня, охраняли аллеи. Их глаза, инкрустированные горным хрусталём, мерцали в зимнем свет.
— Принц часто гуляет там один, — тихо сказал Вальтер. — Говорят, в этом саду легче слышать голос разума.
Вальтер наблюдал за ней. Лаура всматривалась в пейзаж — внимательно, жадно, цепко. Её глаза превращались в зеркала, сохраняющие отражения. Память собирала детали — высоту стен, ширину окон, расположение дверей, узоры гобеленов. Ему казалось, она запоминала дворец как полководец запоминает поле грядущей битвы. Изучала, анализировала, подмечала. Холод стен. Рисунок резьбы. Игру света и тени на каменных изваяниях.
Она пришла не просто на встречу. Она пришла на поединок. Дипломатия — та же война, только оружие другое. Слова вместо мечей, улыбки вместо щитов, взгляды вместо стрел. Он уважал её решимость, её готовность, её смелость. Но также понимал опасность этой встречи. Крон-принц был непредсказуем, как северное море зимой. Он мог быть мягким как снег, твёрдым как лёд, резким как ветер.
Первый взгляд. Первая фраза. Первый жест. Всё решится в первые мгновения.
Они миновали тронный зал, прошли через библиотеку, спустились по винтовой лестнице. Дворец раскрывался перед ними — огромный, древний, таинственный. Одни двери были открыты. Другие закрыты. Третьи заперты навсегда. Вальтер чувствовал холод камня через подошвы сапог. Слышал эхо шагов, множащееся в пустых залах. Видел тени предков на фамильных портретах.
На мгновение — всего на одно краткое мгновение — он позволил себе увидеть в Лауре не инфанту, не дипломата, не политический символ. А просто юную женщину в чужой стране. Одинокую. Хрупкую. Уязвимую. Но мгновение прошло, растаяло, исчезло. Долг вернулся, вытеснил всё личное, заполнил сердце холодной решимостью.
— Мы приближаемся к Серебряному залу, — произнёс он. — Принц уже ожидает.
Он не произнёс слов поощрения, не высказал поддержки, не нарушил дипломатический этикет. Но его взгляд сказал то, что нельзя было облечь в слова. Он видел в её глазах ту же решимость, с которой когда-то и сам входил в этот зал, полный чужих взглядов и затаённого дыхания.
Двери Серебряного зала ожидали их. Тяжёлые. Величественные. Неумолимые. Над дверями висел древний герб Айзена — золотой дракон на синем поле. Казалось, зверь смотрит вниз, оценивает, взвешивает, решает.
Она была готова. Готова танцевать холодный танец дипломатии на чужой земле, по чужим правилам, под чужую музыку.
Двери начали открываться.
Отредактировано Ludovic von Gessen (2025-05-08 20:57:23)
Лишь рождённый ветром, и оставив свой дом
Он получит твоё сердце и взрастит любовь
[indent] В этом месте всё казалось другим – чужим, загадочным и полным скрытых смыслов. Лаура жадно хваталась за каждую деталь, пропускала её через свои мысли, а затем душу и сердце, наблюдая где они найдут отклик. Её эмоции бурлили и переплетались, подобно морской пене во время яростного шторма или огню, который жадно цепляется языками пламени всё новые и новые пространства. Девушка пыталась сдержать этот бушующий поток, но тщетно – её кастильский темперамент, юная непосредственность и королевская нетерпеливость прорывались наружу через восторженный блеск глаз и чуть охотничью улыбку. На смену восторгу от работ художников и архитекторов, сотворивших что-то по настоящему живое из казалось бы грубого, холодного и отстраненного, пришла некая потерянность, которая кинжалом ударила, когда Лаура впервые увидела сад. Здесь всё дышало скрытой угрозой. Статуи хищников, казалось, неотрывно следили за ней своими мертвенно-холодными глазами, в которых на закатном солнце вспыхивали зловещие отблески. Деревья, словно охваченные страхом, тревожно шевелили ветвями под порывами ледяного ветра, а вода в фонтане застыла в нерешительности, будто не смея с грохотом водопада обрушиться на отполированный до зеркального блеска камень.
[indent] В этот момент время, казалось, остановилось. Сердце Лауры замерло в груди, а дыхание на мгновение покинуло её. Она словно оказалась в центре воронки, где все звуки и мысли растворялись в безмолвии. Инфанта здесь не слышала свой разум. Это место кричало ей о её страхах, напоминало, что если она не будет сражаться, то останется одна как та одинокая скамья, вдали сада, запарагенная снегом. Это место давило стуком её собственно сердца и опасений. Это место словно пыталось сделать её маленькой и уязвимой – Лаура не могла этого терпеть и не собиралась. Это место напоминало зачем она здесь.
[indent] И вот они достигли той самой точки – места, где переплетались начала и концы, где обрывалась дорога назад. По ту сторону двери решалась её судьба. Сердце вылетало из груди и раз рвалось от огня, наполняя всё тело трепетным предвкушением. Каждый нерв в её теле звенел от напряжения, а кровь пульсировала в висках, словно барабанная дробь. Лаура глубоко вдохнула, пытаясь унять бурю. Она знала, что должна войти в этот зал с высоко поднятой головой, как и подобает представительнице королевского рода. Также как и знала, что впервые встретит того, кто может стать её судьбой и союзником, врагом и погибелью. Её взгляд скользнул по тяжёлым дверям, за которыми скрывался зал. Она представляла, как он выглядит – высокий, величественный, с колоннами, украшенными золотом, и картинами на стенах, рассказывающими истории прошлого. Где-то там, среди этого великолепия, ждёт он – принц.
[indent] Лаура сделала шаг вперёд, чувствуя, как её платье шелестит по полу. Её фрейлины, словно тени, следовали за ней, но она почти не замечала их присутствия. Всё её внимание было сосредоточено на двери, которая вот-вот должна была открыться. Остановившись на мгновение, позволила своему сердцу успокоиться. Это был момент, когда прошлое и будущее слились воедино, создавая настоящее – настоящее, которое могло стать началом чего-то великого. Когда двери медленно распахнулись, впуская её в залитый светом зал, инфанта сделала шаг вперёд, чувствуя, как её охватывает странное спокойствие. Она была готова к этой встрече – готова встретить свою судьбу с высоко поднятой головой, готовая показать всем, что она не просто юная девушка, но и будущая правительница, чья дерзость и смелость помогут ей преодолеть любые преграды.
[indent] Она молчаливо прошла в комнату, сдерживая желания рассмотреть каждую деталь зала и остановившись в паре метров от крон-принца сделала самый низкий реверанс в своей жизни - такой, какой обычно делают впервые приглашенный во двор мелкие аристократы. [float=left]
[/float] Для этого шага дона собрала ровным счетом все свои силы, дабы ни дрогнуть ни на секунду.Но этот реверанс был для неё не проявлением покорности или благодарности за позволение находиться при дворе.
В её исполнении этот жест нес в себе иное значение – уважение, робкую женскую признательность и признание главенства крон-принца в этих землях. И это читалось в её безупречном самообладании, спокойствии, лёгкости движений и, самое главное, взгляде. Прямой, открытый, устремлённый прямо в глаза принцу, вопреки всем правилам этикета, предписывающим дамам опускать взор. Это было настолько нехарактерно для придворных манер, настолько ярко и вызывающе, что полностью соответствовало её непокорному нраву.
[indent] А принц... Он оказался именно таким, как его изображали на портретах именитые художники и описывали дипломаты – сдержанный и холодный, словно вековые льды его страны, но при этом поразительно красивый, как яркое солнце. В его осанке и движениях чувствовалась непоколебимая уверенность и внутренняя сила, которая ощущалась даже на расстоянии. Лаура недовольно задумалась, а чувствует ли он туже тихую волнующую тревогу от их встречи, что и она? Казалось, что нет, или ей это просто казалось? Все те бесчисленные часы, которые она провела, рисуя в воображении портрет наследника, представляя своё появление во дворце и их первую встречу – всё это теперь слилось в единое целое. Лаура внимательно изучала его черты, пытаясь найти в них отголоски своих фантазий, пытаясь прочесть в его взгляде то, что скрывалось за маской безупречных манер.
[indent] Лаура затаила дыхание, ожидая реакции. Её сердце билось в предвкушении, а в душе зарождался азарт – ей было интересно, как этот сдержанный человек отреагирует на её вольность. Она наблюдала за ним с едва заметной улыбкой, чувствуя, как в воздухе повисает напряжение.
[indent] – Я очень рада лично с вами познакомиться, Ваше Высочество, – произнесла она первой, чётко и громко, с той самой искренней улыбкой, которая делала её лицо особенно привлекательным. В её голосе звучала уверенность, а в глазах – вызов.
Отредактировано Laura Sandaval (2025-05-14 00:26:01)
Слова инфанты отдаются в зале легким эхом — с тем особым, приятным акцентом, что рождается только в устах кастильских принцесс. Людовик поднимается из-за стола неспешно — движение рассчитанное, лишенное суетности, но и не демонстративно медленное. Пальцы скользят по краю столешницы из темного дуба, ощущая прохладу отполированного дерева. Легкое напряжение в плечах — привычная реакция на неожиданность.
Свет из высоких окон падает косыми полосами, высвечивая пылинки, что парят в воздухе как крошечные звезды. Аромат пчелиного воска от свечей смешивается с едва уловимым благоуханием лавандового масла — так пахнет власть в этих стенах, где каждый камень помнит шепот интриг и звон золота.
— Благодарю за столь любезные слова, — отвечает он, и в голосе появляется едва уловимая нота заинтересованности. — Должен сказать, что слухи о красоте кастильских принцесс оказались скромнее действительности.
Он делает несколько шагов навстречу, сохраняя должное расстояние, но достаточно, чтобы показать: она заслуживает его внимания. Шелк его камзола шуршит тихо, мерно, как шепот осенних листьев. Взгляд задерживается на ее лице чуть дольше, чем требует протокол. Интересно. Она действительно красива — кастильские дворы умеют воспитывать своих дочерей.
Людовик склоняется в легком поклоне, протягивая руку — жест столь отточенный, что кажется частью его самого. Когда она кладет свою ладонь на его, он ощущает тепло сквозь тонкие перчатки из мягчайшей кожи, он чувствует легкость прикосновения, что говорит о королевской выучке — умении касаться, не давя, присутствовать, не вторгаясь.
Его губы едва касаются тыльной стороны ее руки — поцелуй воздуха над кожей, как и полагается. Аромат ее духов — розы и мирры — смешивается с запахом дорогих тканей и едва уловимым дыханием дальних земель, что она принесла с собой из Кастилии. В этом мгновении весь мир сужается до этого касания, до этого мерцания света на ее перстнях, до тихого шелеста ее платья.
Выпрямляясь, он мягко, но решительно ведет ее к столу — рука на руке, движение плавное, словно они исполняют танец, известный им обоим с детства. Пальцы его легко покоятся вокруг ее запястья, направляя, но не принуждая. Тонкий шелк ее рукава под его ладонью — прохладный, гладкий, дышащий роскошью далеких земель.
Каждая мышца его лица послушна, каждый жест отточен годами обучения искусству быть королем еще до коронации. Это его сила — умение читать людей, не выдавая собственных мыслей. А читать здесь есть что.
— Позвольте предложить вам разделить со мной трапезу, — жест в сторону стола звучит как приглашение, а не приказ. — Путь из Кастилии неблизкий, и, полагаю, впечатления от нашего двора заслуживают обсуждения за достойным угощением.
Стол являет собой настоящее пиршество для глаз — белоснежная скатерть из фландрского полотна служит фоном для россыпи серебряных блюд, что отражают свет свечей тысячью мерцающих искр. В центре возвышается жареный лебедь, украшенный собственными перьями. Рядом — окорок вепря под глазурью из меда и пряностей, кожица которого лоснится янтарным блеском.
Серебряные тарели хранят дары северных морей — копченую форель, что источает аромат можжевельника и дыма, икру осетра черную как полночь, устрицы в раковинах, словно жемчужины в ладонях. Паштеты из дичи покоятся под тонкими пластинками сала, прозрачными как утренний лед. Свежий хлеб, еще теплый от печи, источает запах пшеничных полей и дрожжей, а рядом — масло желтое как летнее солнце и сыры выдержанные, чья корочка хранит память о подвалах замка.
Фрукты из южных земель — гранаты, раскрывшие рубиновые зерна, виноград тяжелыми гроздьями, груши в собственном соку, инжир темный и сладкий — создают на столе подобие райского сада.
Появившийся словно из воздуха слуга — тень в ливрее дома Гессенов — бесшумно отодвигает кресло для инфанты. Людовик кивком указывает на бокалы, и виночерпий тут же наполняет их выдержанным вином из погребов Фрайберга. Темное, густое, оно переливается в хрустале рубиновыми отблесками, словно жидкие самоцветы, пойманные в прозрачную ловушку. Аромат вина — терпкий, с нотками черной смородины и дубовой коры — заполняет пространство между ними.
Мысли текут привычным руслом — анализ, оценка, поиск мотивов. Обычная ясность расчета работает безотказно. Она не похожа на придворных дам, что привыкли склонять головы и прятать взгляды. В ней читается характер — сильный, может быть, даже упрямый. Полезное качество для союзника, опасное для противника.
Солнечный луч скользит по ее волосам, выхватывая отблески меди и золота. Руки ее изящны — в них читается привычка держать власть, не демонстрируя ее. Хорошее воспитание, но не только — есть в ней что-то еще. Что именно, предстоит выяснить.
— Признаюсь, ваша манера держаться... необычна для нашего двора, — говорит он, когда она занимает место. В словах нет осуждения — скорее любопытство. — Здесь привыкли к большей... осмотрительности в первых встречах.
Он садится напротив, но не откидывается на спинку кресла — поза остается собранной, внимательной. Пальцы легко покоятся на подлокотниках, но в готовности к движению. Едва заметный жест руки, и слуги отступают к стенам — тени среди теней, оставаясь в пределах досягаемости, но давая им пространство для разговора.
Воздух густеет между ними, становится почти осязаемым. Не напряжение — что-то иное, неуловимое. Будто два хищника встретились на одной тропе и решают, кто кому уступит дорогу. Или не уступит.
Людовик чувствует, как пульс отбивает ритм в висках. Когда это началось? Но лицо его остается безмятежным — маска, выкованная годами, не дает трещин. Только глаза, возможно, выдают больше, чем следовало бы.
Он поднимает бокал, делает небольшой глоток, взгляд остается на ее лице. Вино оставляет терпкое послевкусие, согревает горло. Слова уже готовы сорваться с губ, когда в зал тихо входит камердинер и подходит к Людовику, склоняясь в почтительном поклоне.
— Ваше высочество, — тихо произносит он, — прибыл срочный курьер с островов. Дела требуют немедленного внимания.
Людовик на мгновение замирает, и в его глазах мелькает досада. Момент не мог быть хуже.
— Прошу меня простить, — обращается он к инфанте, поднимаясь из-за стола с безупречной грацией. В его голосе слышится искреннее сожаление, но нет ни тени растерянности. — Государственные дела, к сожалению, не выбирают удобного времени. — Он делает легкий поклон, взгляд его остается теплым, несмотря на вынужденную поспешность. — Наслаждайтесь трапезой — повара постарались от души. А завтра... — небольшая пауза, в которой промелькнуло что-то, похожее на обещание, — завтра мы непременно найдем время друг для друга.
Где-то в глубине души он понимает — этот прерванный момент, возможно, лишь усилит предвкушение завтрашней встречи. Но пока долг зовет его, и он вынужден отложить то, что обещало стать интересным разговором.
Отредактировано Ludovic von Gessen (Сегодня 00:37:52)
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1562] The Fox's Gambit
