Будем честны, принц сидел ровно за тем самым столом с теми же самыми девицами, и ничто в мире не могло бы его с ними ровнять, лишь потому что мы всегда те, кем себя считаем. Франческа же могла вполне полагаться на то, что вольностей в отношении нее он здесь никому не позволит. Кроме себя, конечно.
Удовлетворенная Жанна лишь кокетливо улыбнулась своему господину: какая же скучная женщина! А Лорану нравилось следить за гомонящим столом, по придворной привычке разгадывая их мысли, чувства, запутанные перинные связи. Не от того, что это его слишком занимало, а потому что воспитание и научение, а еще эльфийское зрение позволяли легко читать в душах, сейчас совершенно ничего не скрывающих, и любоваться тем, как чистосердечная донна все сильнее путается в этом клубке вольных нравов, соперничества и интрижек. Когда пойдет ко дну, Его Высочество непременно и галантно предложит ей руку.
Наконец, она устроила достойную выволочку и барону, Генрих расхохотался, как обычно от души. И не хотелось бы, но будешь смеяться следом. Улыбнулся Его Высочество, помедлив, люди один за другим заражались этим бархатистым, жарким весельем.
- Не слишком же вы чопорны, барон! -  звонкой песней серебряных колокольцев рассмеялась сидевшая подле него Фридхен, та уж точно была с северного приграничья: пышные косы редкого на юге пепельного оттенка выдавали в ней коренную наследницу фьордов.
- Вам бы потуже завязать… - блеснула шаловливыми синими глазами, – …ворот, например.
И принялась под общее веселье затягивать шнуровку баронского ворота. Тот лишь гордо выпятил широкую грудь, намекая девице, что не сойдется.
- Не в вашей чудесной компании, фро.
Веселье сделалось гомерическим.
- Стало быть, нам вас и учить!  - внезапно постановил неугомонным герцог Вустершир. – А то я вижу, вы, щедрая донна Франческа, пытаетесь спасти свою наперсницу от исполнения желания, которое стоит между ней и обедом! А желаний у нас еще ой как много!
-Ну, же, Франческа, – Лоран доверительно склонился к ней и наполнил серебряный кубок. Не то чтобы принцы запросто служили виночерпиями, но сейчас все они были в честном тринадцатом веке, где нравы куда проще, а главное вдалеке от двора.
- Представьте, что это карнавал. Ваш солнечный юг прославился карнавалами и игрой масок. Под маской ты можешь делать что угодно и как тебе вздумается. Мы просто не соблюдаем эту смущенную формальность, находя наш спектакль чуть более дразнящим нервы.
- Итак, леди Джемма, - голос герцога снова наполнил комнату. – Раз уж донна Орио внесла идею не только рассказывать, но и показывать, я готов исполнить все ваши 5 желанных поцелуев сам!
- Нет, - Лоран говорил негромко, но отчего-то вокруг этого «нет» родилась мгновенная и гулкая тишина. – Пусть наша гостья выберет того, кто отведет Джемму к столу, предварительно получив с нее плату за свое радушие.
Почти невинные пять самых приятных поцелуев на глазах Франчески превращались в очень откровенную сцену публичных ласк. Эльфы не лгут, а говоря правду, можно заговориться. Джемма побледнела, и тонкая кожа сделалась прозрачной, восковой. Но ее все еще крепко держали веревки.
- Это правила игры, Франческа, - Его невозмутимое Высочество развел руками. –  Но вы можете выбрать женщину для исполнения этого задания. Возможно, это смягчит ваше сердце.
Но не удовольствие зрителей. Конечно, нет.

Его равнодушное Высочество с интересом следил, как тлеет кастильское терпение Франчески. Если бы забирая ее с опушки он хоть на мгновение полагал, что девица окажется такой забавной… Помнил он Франческу весьма суровой, из тех, к кому не подходи – сглазит. Плеснулось на скатерть темное вино, грохнула спинка стула, гулкое эхо прокатилось под сводами охотничьего замка. Горестно отвела взгляд Джемма: быть игрушкой капризного и жестокого, а главное изобретательного мальчишки совсем не так забавно, как может показаться. Все прочее любопытное и озорное внимание было приковано к разъяренной Франческе. Глаза ее полыхали истинно южной страстью, на скулах расцвел соблазнительный румянец.
- Благодарю, донна Орио, - эльфийка и впрямь смотрела на нее с тихой свойственной ей нежностью.
- Сперва желания, прекрасная донна, - неумолимо напомнил хозяин замка, необычайно довольный шансом полюбоваться на искрометную гостью. Даже данная ему отставка в этой игре герцога не смутила. Принц все равно отдаст свою эльфийку ненадолго. Но лишь в обмен на некоторые уступки в видении свадьбы. Когда хорошо проведенная ночь этого не стоила?
- Мне говорили эльфы не умеют лгать, - он подался вперед и отсалютовал смущенной Джемме полным кубком. – А немного девичьих тайн нам не помешает, верно?
Уж он-то точно воспользуется приобретенным знанием, когда придет время. Лоран легкомысленно покривил губы – на улыбку это было не похоже. Поддразнивая желания будущего родственника, он лишь намеревался сделать его сговорчивее по части приглашенных и тех, кого на эту свадьбе вежливо забудут позвать. Жанна заметно скуксилась, но стол поддержал.
- Никто не продемонстрирует вам чопорность северных нравов лучше, чем эльфийская леди, - прохладно ободрил принц.
Эльфийка вздохнула едва слышно, тихо-тихо, и впервые открыто посмотрела ему в глаза, а после не отрывалась уже, спасенная этой напряженной незримой дуэлью от порочного любопытства Генриха, от ревнивого недовольства Жанны, от скабрезного интереса Данкеля... Принцу не было все равно, но не все равно ему было совершенно иначе, и это небезразличие она должна была выстоять. Лоран намеревался посмотреть, тронут ли пленницу желанные ласки, а та не желала уступить ему ни мгновения истомы. Чопорность северных нравов приобретала совершенно новый смысл – брошенный вызов.
- Руки, - освобожденная от пут, эльфийка мягко прошлась пальцами по тылу ладони и отдала Франческе узкое запястья, на внутренней стороне которого между драгоценными браслетами билась тонкая венка.
- Губы.
Едва ли на теле Джеммы было местечко, неспособное доставить ей радости, но она намеревалась упростить задачу для гостьи, не слишком терзая ее сумеречную природу здешними нравами.
- Грудь, - аккуратно скользнули вниз по плотно сошнурованному корсажу легкие пальцы.
- Не следует ли сперва расшнуровать корсаж? Испытание не будет полным, - подал голос Микеле.
- Сделайте милость, донна, – поддержал развеселый герцог. – Вы нас всех бесконечно обяжете!

- Видите ли, моя донная, - герцог вальяжно откинулся на спинку высокого кресла, точно устал изображать добрые манеры, и теперь рассматривал женщину так прямо, так просто и плотоядно, что и у куртизанки бы подломились колени, но Франческа в своей броне утонченной невинности именно к этим взглядам была совершенно равнодушна, откликаясь искренней яростью на то, что пресыщенная возможностями и избалованная обожанием свежая поросль магов почитала хоть сколько-то развлекательным в прискучившей им вседозволенности.
- Едва ли на теле этой несомненно невинной девицы, - говорил он неспешно, смакуя слова, -  есть хоть одно сладкое и отзывчивое местечко, которое я сам не назвал бы вам, даже не глядя в ее сторону. Но мне это ничего не стоит. Нет никакого великого умения в том, чтобы ублажить девицу в постели, ровно как и в том, чтобы ее туда привести. Зато в смущении - и ее, и вашем – столько освежающей прелести, что на это можно любоваться бесконечно.
Он и впрямь любовался. Лоран любовался тоже, но куда больше удивительным сочетанием покорности в поступках и ярости в словах. Франческа играла по данным ей правилам, как бы не было ей в них тесно, в игру, которая ей не нравится. Что за изумительные плоды дает кастильское воспитание.
Под общее ликование Джемма с облегчением села рядом с гостьей. Вот эта легко отказалась бы от ужина, пойди что-то против ее воли. Лоран дал себе труд проверить, сколько эльфийка может голодать, пока он не уступит ее намерениям. И тот факт, что от голода она не умрет, не делал метания его раненной гордости хоть сколько-то меньше. Сейчас же принц наблюдал, как в гостье накипает медленный гнев.
- Все что угодно, моя донна, - легко откликнулся Вустершил с самой обаятельной своей улыбкой. – Но лишь если вы исполните обещание станцевать тарантеллу. Я даже готов простить вам платье! Так и быть, танцуйте в платье. Хотя изначальное предложение, надо признать, подкупает меня намного больше.
Он доверительно склонился к Франческе и заговорчески понизил голос, подливая гостье в бокал.
- Но для этого нам всем нужно еще немого выпить, верно?
Теперь уже Франческе пришлось представить, что этот человек способен вытворять под стоны бубнов, если одежда не будет ему мешать.

Не разозлить, нет. Не разозлить он хотел. Отрезвить и поддразнить одновременно. А еще обнаружить гостье же за пологом ее фальшивого благочестия, ее напускного смущения, как же жарко и широко она разбрасывается такими громкими, такими волнующими словами, такими ослепительными картинами, какими не в каждом борделе сорит добрая хозяйка. А подлинной скромнице те и вовсе бы не пришли в голову. Так что же было во Франческе истинным? Где покоились ее настоящие желания? И как так случилось, что жаркую вьюгу кастильской страсти в ее душе никто не потрудился огранить до подлинного величия?
- В Айзене это называется дипломатия, - ласково поощрил герцог и в светлых, совершенно невинных глазах его занялась азартная искра. – Разве я мешал вам ставить условия? Или отказываюсь выполнить ваше желание? Я лишь желаю, чтобы наш общий вечер сделался еще краше.
Казалась Жанна, сидевшая от него по другую руку, сейчас зашипит и вздыбится холкой, как кошка, облитая водой. Франческа отлично могла увидеть ее лицо за плечом собеседника, но это ее ничем не смутило. Принц наблюдал сцену с затаенным удовольствие, лениво путая пальцы в медовые волосы эльфийки. Внутренняя метаморфоза гостьи занимала его куда больше, чем безупречная нечеловеческая красота.
Однако названое, запальчивое желание вызвало неожиданный фурор, Данкель хрюкнул, Фридхен и без того хохотавшая, теперь и вовсе покатилась со смеху. Жанна полыхнула по-южному темными глазами. Пальцы Лорана изумленно замерли под вуалью Джеммы. Если бы гостья предложила Генриху зайти в ближайший дом любви и перепробовать весь товар, он и тогда вы выиграл. На что она рассчитывала сейчас?
- Кто я, чтобы отказать даме в таком восхитительном пари?! – Вустершир тоже смеялся, но ласково и милосердно. Веса в нем было вдвое больше, чем во Франческе, а уж опыта по части вина…
- Но боюсь, стоит нам начать, как танец явится раньше, чем вы его ждете.
- Не продешевите, Франческа, - подал прохладный голос принц. – Вы еще мало знаете герцога. Его можно поместить прямо в бочку, чтобы виночерпии не забегались.
- Ваше Высочество полагает меня смутить этим комплиментом или вознаградить? - в невозмутимом тоне герцога слышалось не поддельное самолюбование
- В бочку! – подхватили Ульрих и Микеле.
- В бочку! В бочку! – сидящие за столом, воодушевившись новым волнующим предложением, стучали ладонями по дрожащей столешнице, сопровождая свои требования невозможным звоном дребезжащей по суды.
- Некроманта мы так и не поймали, стало быть, лишняя бочка фалернского стоит у вас без дела.
- У меня и кобыла, - расхохотался Вустершир, – в этом случае лишняя и стоит без дела.
- С кобылой, Генрих, поступите по взаимности, - тут уж улыбнулся и Лоран. – На этот счет приказывать я вам не посмею, духовник и без того ко мне суров. А бочку вы нам все же должны.
- Что ж, донна, - герцог поднялся со своего кресла и протянул гостье руку. - Я с радостью поделюсь с вами этой бочкой, но при условии, что погружать в нее мы будем все же вместе.
- Вы же станете приглашать даму в бочку, - наконец, Жанна нашла возможность пусть косвенно, но выразить свое несогласие с самим развитием ситуации, однако спорить с расшалившимися мужчинами – дело дурное.
- Справедливо, - поддержал Его Высочество. - Наполните для нашей гости и ее соперника купальню! Кто еще развлечет нас так, как умеет герцог?

Оглушенный торжеством задуманной вакханалии, наследник услышал ее не сразу и лишь мгновение спустя остановил на Франческе прозрачный и полный извечного своего снега взгляд, пытаясь понять, отдает ли себе эта женщина отчет в том, что она сейчас сказала. Как это звучит и как может быть услышано. Не то романский двор и впрямь так празден, как о нем говорят, не то… Но так запросто и так публично на севере его не посмели бы пригласить в весьма интимную игру, ладно бы к женщине, — к мужчине. Север был суров и подобные вещи любил прикрыть семью песцовыми шкурками, а принц берег свою репутацию так, как бережет ее не всякая девица на выданье. Еще одна такая сомнительная выходка, и южанка никуда не поедет. Одной фрейлиной больше, одной меньше… Подумаешь, девица спьяну сбежала в лес, и ее загрызли волки. Чего только не бывает! Северная корона выражает глубочайшую скорбь и приносит свои соболезнования родным несчастной и ее герцогине в их потере.
— Конечно!  —любезная улыбка согрела губы, но не глаза. – Как всякая дуэль, эта потребует секундантов. Я готов быть вашим. А баронесса будет следить, чтобы Генрих не забывал произносить тосты.
Северянка, прежде носившая лишь имя Фридхен, приподнялась из-за стола и поклонилась, вызвав общий восторг. Баронессой она могла быть и от рождения. Но судя по самым простым манерам, потому как легко было принять ее за куртизанку, получила свое достоинство после Академии. Немного глянца и воспитания за десяток лет муштры безродным все же давали. Новая знать не должна была так уж позорно отличаться от старой и не должна была погибнуть слишком быстро от интриг и происков тех, кого «дипломатии» обучали дома за обедом. Но разница все равно чуялась. Эти же, чудом и волшебством выбравшиеся из грязи, готовы были в рот смотреть своему принцу, принимавшему их как равных. И если Его Высочество велел следить за тостами, так тому и быть. Желает ли Лоран опоить эту женщину и присвоить, позабавиться, или каким-то образом посмеяться над запальчивым герцогом, или же, напротив, позволит этим двоим как можно дольше ласкать друг друга под багровым покрывалом вина, происходить будет ровно то, что было Фридхен приказано: герцог Вустершир будет говорить тосты.
— Предлагаю принести купальню прямо сюда, чтобы все могли наблюдать за поединком.
Приключение становилось все забавнее, и публика, разгоряченная уже выпитым и еще  обещанным, с нетерпением наблюдала, как слуги в несут широкую лохань для омовений и катят тяжелые винные бочонки, чтобы ее наполнить.  Пользуясь суетой Джемма доверительно склонилась к ушку своей спасительницы.
- Баронесса  Шультен – целитель. Но если вы станете возражать, Его Высочество спросит меня о ваших талантах и велит Фридриху закрыть ваш дар, чтобы состязание оставалось честным.
Спрашивать о талантах Франчески не было никакой нужды, о них Лоран помнил и со времен Академии. Если бы сейчас не видел, как сияет вокруг нее разгоряченная азартом, возбуждением и гневом – очень опасное сочетание - ментально-целительская аура, в которой ровно ничего не изменилось с памятного дня в Стоунгейте.
- Не желаете отозвать свой вызов, донна Орио? – вежливо осведомился Его Высочество, легко принимая на себя отведенную роль. А потом повысил голос так, чтобы слышно его было уже всем. – Для победителя я лично исполню одно желание. Любое – на ваш изобретательный вкус.

Вустрешир и совсем не его секундант только обменялись взглядами – веселым и изумленным. Никто и не подумал бы раздеваться. Вся потеха состояла ровно в том, чтобы вымокнуть, как черти, а после вспоминать, хохоча, про эту ванну и безудержные тосты, на которые герцог был большой мастер. В конечном счете Генрих обязательно уступил бы даме и победу, и приз, даже не ожидая, что позже ночью она явится его отблагодарить. Рыцарем он оставался при любом количестве выпитого за обедом, старая кровь – как старое золото. Надираться до непристойного ни у кого и мысли не было. До свиного состояния пьют с горя. А эти были молоды, богаты и веселы, видели впереди, пусть и трудные, но лишь победы. Они, вообще, не привыкли проигрывать, потому что в серьезные игры еще не играли, а в детские уже научились слишком хорошо. Никому в этой компании и в голову не пришло бы, что Франческу могут обижать ее собственные идеи, а уж тем более не пришло бы ее раздевать и пригласить фрейлину романской герцогини к публичному выступлению в неглиже. Но кто они, чтобы перечить даме, желающей снять с себя платье? Кто в своем уме от этого откажется?! И господа бессердечно согласились, проводив гостью с исключительной любезностью. Публика ликовала. Не всякий день такая красивая, да еще и благородная донна готова выкидывать эдакие фокусы!
- Неужели вам, герцог, не жаль свежей сорочки? – Его Высочество за спиной Франчески сдержать улыбку был уже не в силах. – Я бы на вашем месте пожалел весь гардероб.
Эльфийка лишь окинула резвящихся охотников тревожным взглядом и двинулась следом за своей подопечной, но не спорила с ее решением и нашла в сундуке тонкую нательную рубашку из белого батиста, украшенную изящной вышивкой у широкого ворота и такой же с золотом по краю рукавов. Помогла затянуть ее так, чтобы манящая ложбинка между грудей южанки дразнила взгляды в этой кружевной роскоши, если бы она желала соблазнить герцога. Плотность ткани не имеет никакого значения, стоит ей пропитаться вином. Даже холстина обляжет жаркие, манящие груди и острые, дерзкие соски. Лен так же обрисует хрупкие ребра и оближет тонкую талию, да и хлопок позволит рассмотреть округлость бедер и обещающее всхолмье лобка там, где откровенный мужской взгляд пожелает его найти.
- Всякий, кому есть что скрывать, желает это скрыть, - ласково отозвалась Джемма. – Во Фрайбурге талисманы того или иного толка носит каждый, кому это по средствам. И уж точно каждый, чьи мысли представляют ценность для империи. И всякий мажеском корпусе. Для чего вы желаете приникнуть в мысли Его Высочества, донна? Быть может, у ваших вопросов есть простые ответы, которые я могу вам дать без того, чтобы вы нарушали его волю?

Талиcманы не были тайной. Их носили и до того, как магия стала частью обыденный жизни. Но прежде носили украдкой и передавали в роду, как драгоценные реликвии. Теперь же, когда в столицах и армиях, появились люди легко и законно читающие чужие мысли, все, чьи знания и планы имели ценность – от политиков до салонных шулеров – стремились эти мысли утаить. Наверняка, эльфы нажились на нынешней повальной моде – необходимости - невероятно, но Лорану эльфийские поделки с их непонятными подвохами и тройным дном не нравились. Талисманы для Корпуса изготавливались из бревен волшебной рощи, по несчастью срубленной некогда на монастырь, обнаруженный принцем совершенно случайно. Монастырь Его Высочество равнодушно сжег, конфисковав все интересные ему бревна для своих целей. Сделанные из них талисманы были одинаковыми, предсказуемыми и ровно всем своим носителям позволяли сохранять мысли в тайне, а собственное тело под личным контролем. В память об этом монастыре все талисманы выпиливали в форме неприметного деревянного распятья. Носили его на груди или в четках – все они были узнаваемы. И в этом была главная ошибка задумки.
- О, донна, - Джемма впервые за этот день рассмеялась. Рассмеялась так солнечно, как смеялась бы любящая мать или нежная сестра – до тепла в сердце. – Они лишь пытаюсь вас развлечь. И… понравиться? У мужчин не так много возможностей произвести впечатление на красивую женщину. Тем более на женщину знатную, умную и независимую. Ни игры веера, ни танца взглядов. А потому их игры шумные и… хищные? Мужчины привыкли, что их желают просто так. Потому что они те, кто они есть. Достаточно титула. А если титул обеспечен средствами, наряжен в приятную внешность и снабжен галантным обхождением, ему и вовсе никто не откажет. Их окружают сводники и сводницы, готовые угодить любому их заинтересованному взгляду. Лишь на миг представьте, как они неопытны в тонкой науке завоевания сердец, и ничего, кроме нежности вы не сможете испытать к их смущенной неловкости.
О, только эльфийка могла видеть ситуацию так! Сколько же восхитительных оправданий она успела изобрести для капризов своего зачарованного принца! Как же талантлив и изворотлив становится достаточно измученный рассудок!
- Но вам совсем не обязательно участвовать, если игра вас не развлекает. Вы можете прервать ее в любой миг, и никто не посмеет спорить. Что бы вы не решили, вы можете верить, что все случившееся в замке, навсегда останется тайной замка.
Но игра успела понравиться. Джемма лишь вздохнула. Всякая женщина, столкнувшись с герцогом была по-своему обречена. Удивительное ли дело, что женится он на принцессе?
Возвращение гостьи, а более всего ее эффектное и раскованное разоблачение произвело невероятный фурор, откликнулось затопившими залу восторгами и аплодисментами. Черный плащ вылизал точеное девичье тело, открывая сорочку, под которой так дивно угадывались томительные манящие контуры, что в горле пересохло даже у принца, которые по детским воспоминаниям был к чопорной и суровой Франческе весьма предвзят. Похоже, пребывание при романском дворе пошло ей на пользу. Мысль колыхнула неприятный осадок в памяти, и Лоран поспешил изгнать эти призраки, неожиданно трезвея. Из его трезвости внимание Генриха, очертившее контуры манкого женского тела под тонким батистом показался таким темным и таким жарким, что в воздухе потянуло знойным маревом, как бывает только в июльский полдень.
- Моя госпожа, - герцог Вустершир наряднейше поклонился гостье, потянул с загривка сорочку и легко сошел бы за уличного паяца с этими веселыми, потемневшими желанием глазами, с этой лучезарной слепящей улыбкой, если бы хоть кто-то на миг оторвался от развернувшегося перед ними разлета широких плеч и лепной грудины. К сожалению, без одежды Генрих был еще притягательнее, чем в одежде. И судя по тому как неторопливо он стаскивал свой наряд, без стыда красуясь и оставляя девицам следить за шнуровкой и ловкими пальцами, он отлично знал, как он, черт его дери, выглядит. Какой же блядский засранец, - меланхолично вздохнул Лоран, предвкушая все терзания, которые ждут его маленькую сестру. Что ж.
Оставшись лишь в тонких брэ, позволявших опытному воображению ой как много, Вустершир зачерпнул из купальни двумя кубками и предложил один даме. Лишь после, наконец, позволив всем налюбоваться крепким скульптурным телом, опустился в купальню напротив Франчески, щедро разливая вино за бортики пунцовым лужами. В лохани мгновенно стало отчаянно тесно, и обреченность предприятия сделалась вопиющей. Не было ни единого шанса – как бы они не располагали ноги – не прикоснуться друг к другу. Поэтому пару неловких мгновения спустя герцог попросту устроил ступни Франчески на своей груди. Так на них уж точно никто не будет покушаться. Вино быстро согревалось теплом тел. Подогреть его магам не стоило труда, но тогда хмельные испарения не ставили бы ни шанса справиться с опьянением.
- Раз уж наш вечер обрел такие нежданные и, не будем скрывать, приятные краски, - принц невозмутимо лил масло в полыхающий костер. - Я требую от каждого по поцелую для соседа слева на всякий тост донны и для соседа справа - на всякий тост герцога.
Лоран отлично понимал, что при этом условии уже пять тостов спустя это неуемное веселье превратиться в безудержную пьяную вакханалию, и испытание можно будет закончить. Но что на всем свете должно было его остановить? Гости весело засуетились, пересаживаясь и выбирая для себя желанные пары по обе руки.
Для принца и Фридхен были поставлены стулья за спинами состязающихся. Лоран уперся локтями в колени, склоняясь к Франческе. Его собственный полный кубок покачивался совсем рядом в замке пальцев по-над плечом.
- Я буду следить за этим негодником. Но сейчас ваш тост Донна, раз уж эта перчатка брошена вами.

- За прочим мне вряд ли удастся уследить, - уклончиво улыбнулся Лоран. Была у принца текучая, тенистая манера недоговаривать, или неоднозначно намекать, ласково утаивать и всячески вызывать у собеседника ощущение, что над ним добродушно, а то и очень жестоко подтрунивают. А стоит спросить, он будет божиться, что ровно ничего не имел ввиду, и каждое его слово стоит понимать буквально. А потому, пообещав следить, Его Высочество немедленно же вычеркнул происходящее в купальной лохани их зоны своей моральной ответственности. Что бы ни было в ходу в Романии, Франческа Орио уже очень взрослая женщиная, и любовников у нее, наверняка, полным-полно тем более в отсутствии законного супруга. Вустеширом больше, Вустерширом меньше…
- Вот уж за что грешно не выпить и всю бочку, прекрасная донна!
Генрих тем временем вскинул кубок, щедро раплескивая вино обратно в купель - вовсе не из попытки уменьшить его количество, а от размашистой щедрости натуры – и опрокинул его залпом в пару быстрых глотков. Только горбатый кадык заходил в затворе глотки. А после оглянулся налево и скроил невыразимо скорбную, исчерпывающе театральную мину.
- Ваше Высочество, у меня нет никакой возможности исполнить вашу высочайшую волю, потому что этот вечер не наградил меня дамой ни по левую, ни по правую руку, - мгновение он помедлил, точно и впрямь раздумывал, хотя Лоран был беконечно уверен, что к этому пришло бы и без сюзеренова благословения, пусть и под другим соусом. -  Но может быть, ножки меня спасут?
С этими словами, ни мгновения, больше не сомневаясь и не оставив гостье шанса вставить ни слова, он подхватил упертую в его грудину узкую ступню Франчески, поймав изящную щиколотку, и припал губами к своду, неспешно и в удовольствие собирая все пролитое вино. Поцелуй вовсе не был щекотным, но вышел жарким и сладким, как фалернское, а еще дразнящим, но уже не принимающим возражений и исчерпывающе откровенным: в детские игры эти мальчики наигрались еще в отрочестве.
- Предлагаю тост за нежные ножки нашей гостьи и за восхитительные прелести всех присутствующих дам, в щедрости своей спасающих нас от тоскливых будней, а наших врагов от наших героических подвигов!
И снова, второй раз гости загомонили, засмеялись, вскинули кубки, поддерживая многократным эхом «за дам!» и снова искали губами согласные губы, уже легко путая право и лево, как отметил про себя Лоран, который равнодушно цедил второй за вечер бокал небольшими пресыщенными глотками. Ни великой радости, ни великой горести, которые стоило обмывать, у него сегодня не случилось, а вино и впрямь было хорошим и требовало того, чтобы его смаковали за этим столом хоть кто-то.
Принцу было занятно, что победит во Франческе: гордость, сладострастие, азарт или стяжательное желание получить приз. Куда ни кинь – грех. Одно удовольствие!

Ничего здесь не было честными. Весь этот клубок интрижек, уступок и противовесов был слепком любого двора за тем разве что исключением, что откровенной жестокости и несказанно большИх ставок в охотничьем замке не делалось. Принц лишь с удовольствием следил, как гостья теряет контроль над своими желаниями и уступает тело сладострастной истоме, а герцог ей галантно подыгрывает, зная, что Его Величество это развлечет, да и его самого развлечет изрядно. Взгляд южанки сладостно затуманился, на скулах распустился хмельной румянец, свойственный влечению куда больше, чем стыду. Музыканты запели новое, кто-то за границей зрения поднялся – по полу прочертили ножки тяжелого стула – стол медленно пустел, уступая своих хозяев танцу, ненавязчиво, но непреклонно превращавшемуся в кружение разнузданных ласк. Наконец, слуха Франчески достигли стоны столь откровенные, что пожелай она обернуться, ее память обогатилось бы интимнейшими деталями чужих тел. Но руки Генриха, без стыда блуждавшие по ее щиколоткам и крепким смуглым икрам, оказались безупречно нежны и настойчивы, отвлекая от этих ошеломительных подробностей. Тосты следовали один за другим, пока Вустешир не переместился к южанке, чтобы поить Франческу из собственного кубка и позволить ей поить его. Под общий хохот и хриплые стоны вдали от стола вино текло темными струями по его горлу и по широкой груди, а после собиралось мелкими лужицами на ключицах гостьи и оттуда тоже было выпито под самые щедрые тосты. Тяжело дыша, герцог перевел трезвый, но пьяный взгляд на Лорана, со всей очевидностью желая избавиться от неуклонного и требовательного присмотра секундантов.
- Ваше Высочество, я прошу принять мое поражение и с радостью уступлю обещанный приз прекрасной донне в надежде, что и она не откажет мне в удовольствие разделить с ней еще пару бокалов.
- Что ж, - уклончивая, едва читаемая улыбка принца была понимающей. Он уже пресытился явленными ему картинами и тоже не желал отвлекать Генриха от его самых очевидных для любого мужчины намерений.
- Если благородная донна готова принять извинения герцога за проявленную запальчивость, предлагаю ей забрать ее выигрыш новым утром.
С этими словами он приложился к сладким от вина пальцам Франчески и откланялся, легким движением кисти поманив от стола эльфийку. Та, не позволившая себе ни одного лишнего, фривольного или компрометирующего движения в разгоревшемся блуде, простилась с гостьей лишь ласковым, теплым взглядом, очевидно благословив наслаждаться разразившейся ночью.

Зимнее звездное небо смотрело в комнату мимо тяжелых портьер мириадами горючих пульсирующих звезд. Лоран открыл глаза со скрипом входной двери. Не то чтобы он сомневался в охране замка, но сон не шел, несмотря на выпитое. Принц проваливался в него урывками, снова и снова пересматривая бредущих к опушке покойников. Двигаться за стадом, не на него и не в не с фланга было непривычно. Он рассматривал мальчика, лежащего на земле, слезы Франчески, заломанные руки, палку. Как же легко она успокоилась и забыла об увиденном. Лоран отнес бы это к особенностям ее холерических южных переживаний, но между ним и донной Орио стоял маленький Ганс, недавно пойманный некромант, и история сгоревшего Стоунгейта. Навсегда удивившие его замершие у лаза в крепостной стене покойники, которые не двинулись дальше, не стали преследовать убегающих в лес мальчишек. Как только Франческа потеряла сознание? Или она притворилась мертвой, чтобы спасшиеся кадеты показали, что она погибла? Существовала эта связь на самом деле, или это лишь работа воспаленного воображения?
В ногах пошевелилась эльфийка. У Джеммы всегда был выбор: она могла спать в соседней комнате или в этой. Но в этой постели равного места у нее никогда не было. Они не были ни любовниками, ни друзьями. Движение воздуха, блики масляной лампы, сопровождающие гостью, заставили принца импульсивно найти под подушкой длинный и тонкий нож. Старинная мизерокордия стала привычным спутником Лорана со времен академии.
Полыхнуло пламя в камине, затеплились свечи, и лишь после Его Высочество обернулся на знакомый голос и сел в подушках. Подобрал с плеча убежавший ворот сорочки в тонком шитье и непонимающе рассматривал гостью.
- Доброй ночи, Франческа. Сядьте, - кивнул на кресло против постели. Он все еще был принцем Айзена, а она всего лишь фрейлиной герцогини, пусть и вольнороманской. Немедленно на может только извиниться или выйти вон - уйма возможностей. Встрепенулась, подняла голову Джемма. Ее медовые газа, блестели, отражая пламя камина, как темные янтарные глаза кунички.
- Чем я обязан ночному визиту? Генрих уснул раньше, че вам хотелось бы?