Сид рассмеялся. Распахнулся узкогубый рот, обнажая голубовато-белые острые зубы, похожие на драконьи, и тотчас в небе над храмом загремело. Высверки молний заглянули во все окна, белым сиянием снова закрыло дверной проем.
- А он смешной, твой человек, - сообщил сид, проходя в храм, - и храбрый. Назвать своим сида!
Подойдя к алтарю он, наклонив голову, посмотрел на бусы.
На отполированных до гладкости бусинах играли красноватые отсветы горящего на алтаре пламени. Сид подцепил пальцами украшение и повернул голову к юноше, издав фыркающий звук.
- Кто бы не оставил здесь бусы из электриона, это подношение не отнимет Дар, который я несу на своих плечах от начала времен, - сказал он и эти мысли слышали оба, - и буду нести до конца.
- Если считать началом времен Великий потоп, - то примерно шесть или семь тысяч лет, - пояснил Анейрин со снисходительной улыбкой, - а если эпоху камня и огня, когда сиды вовсе не знали закона, то неведомо сколько. Мы называем это временем до первых песен.
И теперь он понял Лорана, то и дело вспоминавшего сказки об эльфах в их разговоре и пытавшегося отыскать в них опору. Потому что сам теперь мог что-то предполагать о Таранисе, основываясь на легендах о древних временах, о том, что происходило до Первых песен или во времена их создания. Но произносить прочитанное в рунах имя он не спешил, не зная, что за этим последует – знакомство или ссора.
Сид его пояснения проигнорировал, погруженный, казалось, то ли в свои мысли, то ли в воспоминания. Потом отошел от алтаря и двинулся вокруг него, рассматривая стены, словно бы читал руны на каменных таблицах. Эльф скользнул к нему, подхватив кинжал, и двигался в такт его шагам, рассматривая что-то то ли на темной коже гостя (а гостя ли в этом храме?), то ли в сиянии его ауры, разбиваемом паутиной других чар.
В какой-то момент, движимый неудержимым любопытством, он протянул руку, чтобы прикоснуться к этой темной паутине, и с возгласом боли отшатнулся, не успели его пальцы коснуться темной кожи.
По руке прошел разряд молнии, от пальцев до локтя и рукав камзола загорелся.
Кисть же руки стала синюшной.
Сид обернулся и, сурово сведя густые брови, взглянул на эльфа.
- Ты бы еще лизнул…

Лоран успел погасить пламя на рукаве быстрее, чем Анейрин отошел от ужасающей боли, чтобы сосредоточиться на необходимых для такого действа чарах. Лицо его сделалось каменным, а угадать, какие мучения он испытывает можно было лишь по полыханию ауры. Эльф постарался утишить боль и смежив веки, дышал медленно, цедя воздух через зубы. В эту минуту ему было не до болтовни.
А сид смеялся. И ему вторили громовые раскаты за стенами древнего храма.
- Ты хочешь откупиться тем, что тебе не принадлежит, а мне не понадобится, - легли в сознание Лорана его слова.
- Ничего ему не обещай, - глухо, через силу сказал Анейрин, - не принимай, не соглашайся, не обещай. Я сейчас вернусь.
Пошатываясь, он направился к дверному проему, сосредоточенный на исцелении раненой руки чуть менее, чем на попытках понять природу защитных чар, связанных с проклятием сида, ударивших его молнией.
Сид обернулся и проводил эльфа ничего не выражающим взглядом.
- Я могу заставить  этого неприятного эльфа и освободить тебя от обетов ему, - сказал он, подходя к алтарю и протягивая к огню руки ладонями вниз, словно желал согреться, - Не убивая. Иначе ты утратишь способность видеть.
Сид коснулся пальцем нижнего века под своим левым глазом, жестом поясняя, что именно подразумевает, - ты же пойдешь со мной. Ведь это ты развел огонь и добыл пищу. Конь, ждущий тебя – лучший из коней. А кто может быть лучше тебя самого, ты смел, силен и… одарен более, чем любой из ныне живущих человеческого племени. Или останешься здесь, служить в этом храме. Жена твоя родит сыновей и лучший из них станет моим спутником вместо тебя через десять лет.

Оказавшись на пороге храма, Анейрин обернулся, следя взглядом за струями зачарования теперь окутавшими старые камни. Они текли, опускаясь по струям неиссякаемого ливня, и, незримые для людей и животных, для эльфа видны были как сплетение бело-голубых нитей и струй, пронизывающих все пространство над полуразрушенным храмом. Точнее… над сидом.
Осторожно он спустился со ступеней и оглянулся, чтобы убедиться, что зачарование тянется и за ним, струясь под ногами. А потом побежал, не ощущая ни пут, ни преграды. Бежал он быстро, ловко лавируя среди кустов и уклоняясь от нижних ветвей деревьев, но даже эльфу нужны хотя бы минуты, чтобы преодолеть расстояние в милю, а, может статься и две, а затем вернуться.
Но что-то предполагать, не увидев всей конструкции окружавших сида чар, он не решался. Однако, усел уже восхититься их силой и хитросплетениями самых разных по сути магических потоков.

- Когда-то здесь жили люди, для которых было честью отдавать мне в услужение лучшего из племени, - рассказывал сид, - каждые десять лет юноши состязались в умении выследить зверя, стрелять из лука, бегать, плавать  и накладывать чары. Лучший брал себе любую из дев или жён, будь та даже женой вождя. А когда приходил я, седлал лучшего из коней и следовал за мной.  Если же я не приходил, то становился служителем в моем храме. Так было давно. И давно уже я странствую один и один сражаюсь. Не потому, что нет племен, и по сей день приносящих мне жертвы и готовящих своих сыновей для служения. А потому что я перестал брать то лучшее, что могут дать эти люди… Но ты…
Сид взглянул на Лорана.
- Ты… особенный. Как тебе удалось заполучить эльфийское око? Какую цену ты заплатил?

Отредактировано Aneirin (2025-02-16 07:15:00)

- Значит, ты получаешь дары, которых не просишь, - проговорил Сид.
Голос его звучал в мыслях Лорана и потому оказался лишен каких-либо интонаций. А сопровождать мысли речью, которую человек все равно не поймет, он не стал. Лишь посмотрел на юношу пристально, оценивающе и плотоядно усмехнулся.
- Жизнь – равноценная плата за любую службу, - сообщил он, - И принадлежит она тебе. Что бы там не думал эльф со своим кольцом, твой отец или ты сам. И не принадлежит, если ты не можешь отстоять её или ступил на путь служения. Но… ты не готов. А я пришел напрасно.

На последних словах по рогам его пробежали голубоватые молнии.
И, словно прислушиваясь к чему-то, сид обернулся ко входу. Там, в густой темноте шумел ливень, стучал о каменные стены, о еловые ветви, пробовал на крепость хрупкие сухие стебли дикого хмеля. Сид повел плечами, словно бы поежился. И добавил.
- Но это мой храм. Теперь – лишь эхо памяти, оставшейся в камне, да в пустых знаниях эльфов, вроде твоего покровителя.
И если раньше гром над храмом вторил смеху сида, то теперь что-то в небе заворчало, тяжело и глухо. И если снаружи не иссякал дождь, то у юноши не прекращались вопросы.
- Мое племя не называет имен. А люди зовут меня по-разному. – сид, казалось, о чем-то раздумывал, -  Покажи мне свое искусство, мальчик, пока мы ждем эльфа. Я видел пламя в твоей руке, и мне хочется узнать, где живет твое племя и все ли его мужчины могут подчинять огонь своей воле?  А твои предположения… не совсем верны. Я давно ни с кем не сражаюсь, и путь мой уже не имеет ни цели, ни конца.

Темное лицо сида не изменило выражения, лишь белое сияние за веками померкло,  окрасившись сапфировой синевой. По рогам его змеились тонкие молнии, добегая до кончиков ответвлений и исчезая там с едва слышным потрескиванием. Он следил за игрой пламени, рождающемся по воле человека и находящего себе место по мановению его рук.
- Когда-то, когда земля исторгала из себя излишки изначального жара, и горы изрыгали потоки огня, перерождающегося в камень, рожденные от него несли в себе этот огонь. Они и сами были сродни пламени, бестелесные и вечно голодные. Они жили яростью и сражались друг с другом, выясняя, чей огонь жарче. Одни легенды говорят, что их было только двое – два брата, способные достать облака. Другие – что это было целое племя. Но как огонь гасят встречным огнем, все они вернулись  к природе. И первая магия, рассеявшись искрами стала искать приют в других телах.
И второе племя вышло из океана. Они поделили реки и озера и щедрые, отдавали от себя земле и всему, что созидали от неё. Кто-то скажет, что дары их были горьки, как соль, растения ядовиты, а создания – сплошь гадами, червями и змеями. Огромными, заметь. Яд этот оплодотворил землю и она исторгла из себя третье племя. Они могли двигать горы и созидать, используя свою плоть и частицы жизненной силы, что была в них. И некоторые созидали. А у других не получалось…
Или их было двое, кто знает? Брат с сестрой, ставшие супругами и давшие начало всему живому.
Мать взяла от огня из горных недр и создала драконов, взяла от воды, очистив ее от соли и гнили огнем, и из земли и пара создала сидов. Но Муж ее и Отец всего сущего тоже захотел сотворить жизнь, которая сознавала бы и себя и все величие творца и творения. Он создал людей из земли, замешав  ее водой. Но едва те высыхали, тотчас рассыпались в прах.  Тогда он создал людей во второй раз и закалил их в огне и они получились крепкими, но хрупкими и, рожденные трудом и умом, стали жить трудом и умом, чтобы беречь свои хрупкие тела.  В третий раз Отец отыскал ил и глину и добавил их к земле и песку, и созданные люди не нуждались в обжиге. Но вместе с огнем, илом, глиной и песком к земле примешались и искры той первозданной жизненной силы, которую со времен обретения названий или, как говорят эльфы, Первых песен, называют магией. Я родился позже, когда дети сотворенных уже пережили потоп, а эльфы уже пели свои песни, но были еще единым племенем, выделившись от прочих сидов.
Поток мыслей, собранных в ладную, сотни раз рассказанную историю оборвался.
Сид, словно задумался, а продолжать ли. Но решился.
- И не мог ничего. Я сид и все, кто видел меня, считали, что все со мной в порядке, но мне не подчинялся ни ветер, ни рост травы, я не мог укрыться от чужих глаз и подозвать даже бабочку.  Моя мать оставила меня, как только зачала снова, и если бы сиды умирали от голода, то я не прожил бы и сезона. Но в своих скитаниях по лесу я набрёл на человеческое селение и первый же встретившийся поделился со мной молоком и хлебом и дал свой плащ. И привел в деревню.
Я не понимал человеческой речи, но люди решили оставить меня. Потом я узнал, что они надеялись, что я буду защищать их, когда вырасту. Я же… охотился удачливее, да мог отыскать целебные травы – только и всего. А потом я решил, что если со мной что-то не так, как с сидом, то надо найти того, кто сможет это исправить. Как пробить штольню к подземному потоку, чтобы вода вырвалась из земных недр. Я прожил срок человеческой жизни и первые мои друзья умерли. Но едва ли я был старше юношей, проходящих первые посвящения. И я ушел. Я искал мудрейших и те отправляли меня к своим учителям. Я жил среди эльфов и по их советам чествовал Богиню, надеясь на ее снисхождение. Я уже не был убогим и слабым, но силы мои были дарованы амулетами и чарами других сидов. И какой бы тяжелой для меня ни была плата за эти дары, она была лишь забавой для прочих. Но я нашел ту, которая сказала, что может пробудить мои собственные силы. Она учила меня. И дарила свою любовь. Рожала от меня детей, не боясь их ущербности и учила их тоже, превращая в чудовищ. Да и сама была чудовищем, хтонической тварью, хитрой достаточно, чтобы пережить времена сотворения. А когда я захотел уйти, одарила меня  сверх меры даром нести благодатную воду и силой управлять молниями, изменив что-то во мне так, что куда я бы не пошел,  за мной следует гроза. Поэтому стоит мне задержаться где-то на несколько дней и там появится озеро.  Касание мое убьет животное, сида или дракона. Ты видел, что стало с эльфом, а ведь он… сделал все, чтобы обезопасить себя.
А потом оказалось, что я не могу даже умереть, как умирают сиды. Свет моей жизни заточен в клетку из молний.  А та, что сотворила это…

Появившийся на пороге храма эльф промок, казалось, насквозь. Бархатный камзол его висел темно-бордовой тряпкой а с пол его буквально лилась вода, как и из сапог и с перекинутого через плечо плаща. Плащ Анейрин отжал тут же на пол, и встряхнул, нимало не беспокоясь, что забрызгает Лорана и сида. Глаза его из под слипшейся сосульками челки весело блестели.
- О, ты вновь разжег огонь, - произнес он, - очень кстати. Мне надо просушить одежду, а тратить на это силы – расточительно. Ты уже потратил свои.
- Все, что я понял, - говорил он вслух, нимало не заботясь понимает ли его сид, — это сложное проклятие из тех, что даруют бессмертие очень занятного свойства: «Пусть тебя никто не полюбит, пусть ты никогда не умрешь». Единственный способ снять его наверняка  – убить того, кто эти чары создал. Но, вполне вероятно, как пытка надеждой, существует и другой способ. И остаток ночи, юный Лоран, а так же до того часа, пока вы мне служите, мы будем играть в презанятную игру - высказывать предположения и из очень обтекаемых ответов нашего друга, предполагать какие из них верны хоть в какой-то степени.
Мнение сида короля Неблагого двора интересовало не более, чем мнение подобранного в лесу волчонка, которого выходили, вылечили и решили выпустить на волю, лишив трехразовой кормежки и теплого угла для сна.
- Есть идеи? – Анейрин обошел алтарь и раскинул на нем плащ.
- Есть, - прорычал сид и голос его грохотал над храмом, а за узкими окнами и дверным проемом плясали молнии, - убить тебя. Не нужна мне помощь эльфов!
- А я и не предлагаю, - Анейрин гордо выпрямился, - я хочу найти того, кто сотворил это проклятие!
- Зачем?
Выражение лица Анейрина красноречивее любых слов передавало мысль: «так я тебе и сказал».
Но тотчас его взгляд устремился на Лорана.
- Вы когда собираетесь жениться и обзавестись наследниками, юноша? – весело спросил эльф, - кому то из нас придется добавить к принесенным жертвам лучшее из рода. И, боюсь, это будете вы.

Пылкое возмущение Лорана вызвало смех у детей леса. Грохотало над обвалившейся крышей храма, и вторил грому веселый смех эльфа, окидывавшего голову всякий раз, когда стихший было хохот накрывал его сызнова.
Замолчали они, сид и эльф, одновременно.
- Вот вы научились читать в сердцах, Лоран, - сообщил эльф довольно, - вне всякого сомнения я облагодетельствую своим обществом нашего нового друга, вынужденный оберегать свое право на вашу смерть, когда вы отправитесь с ним. Но это видится мне тем более скучным, что затея с самого начала обречена на провал. И вы станете одним из многих, кто умер так и не достигнув цели, какой бы она ни была. Но умрете быстро, как только я решу, что мне все это наскучило и убью вас. А это может случиться, к нашему с вами прискорбию, дня через три. Или через три года.
А идти придется вам, потому что вы добыли змей, вы развели огонь на алтаре, чтобы отдать лучшую часть этой добычи во славу Тараниса. Ибо все, что здесь вершится, вершится в его честь. И вы – лучшее, что ест в вашем роду. Но ваш сын или дочь может превзойти вас и выполнить данные вами обеты. Будь для этого годны мои дети от человеческих женщин, я отправил бы в этот храм одиннадцать из дюжины, о которых знаю.
Он на миг задумался и поправил себя:
- Десять. Служение Богу – все же обет, и жизнь монаха мне уже не принадлежит. Но лучшие из моих детей могут родиться лишь эльфами. И я мог бы выкупить вашу кровь за свою.
- Нет, - прошило сознание обоих резкая и чужая мысль.
Анейрин только отмахнулся от сида
- Не слушай его.  Я мог бы, будь у меня дети. И даже воспитал бы свое дитя способным дойти до края леса и победить великанов.
- Нет!
Вверху снова загремел гром.
- Это невозможно, эльф!
- Помолчи. Людей тебе дать могу и я. Но никто из них не сможет выкупить твою свободу, даже если сделается… необходимой частью ее обретения. А эльф может хотя бы сберечь человека на пути к твоей цели. Кстати, куда идти?
- Никуда. Она мертва. Я сам убил её…
Теперь Анейрин смеялся один
- Прости, - весело сказал он сиду. --  Допустим, ты считаешь, что она мертва. Но мы ее возродим к жизни. Потом расскажешь, кто она. Моей власти над мальчиком осталось несколько часов. А он вздумал упрямиться!
- Лоран, - Анейрин подошел к айзенскому принцу, - если вы откажетесь, тысяча последних дней вашего друга будут мукой, в сравнении с которыми выдуманный человеческий ад покажется невинной детской сказкой. И в своих мучениях, разлагаясь заживо, он будет винить вас, так легко забывшего о нем. Но, пожалуй, вам будет тяжело жертвовать лесу дитя, о котором вы знаете. Но почему бы не отдать того, о ком вы не знаете? Поступим так: я возьму в наложницы женщину из своего народа и, если она зачнет прежде, чем ваше семя прорастет в женском лоне, мое дите займет ваше место. Соглашайтесь, мой мальчик. Что вам стоит воздерживаться от женщин год-другой. Вы так юны! А я более, чем заинтересован в этом выкупе.