Маэстро Эланхар, эльф, как половина преподавателей Королевской военной академии, оглядел выстроившихся в два ряда первокурсников, одетых в белые и темно-зеленые костюмы. Даже здесь, где учеников, казалось бы не должны разделять их магические таланты, команды были составлены согласно делению на лекарей и менталистов – в темно-зеленом и стихийников – в белом.
Шагах в пяти за спиной наставника стоял высокий, стройный юноша в темно-зеленом костюме, телосложением и чертами лица напоминавший античных богов, какими их можно было представить, рассматривая древние статуи. Овал лица, прямой нос и даже крупные кудри, спускавшиеся до плеч – все было при нем. Защитную маску он держал в левой руке и с непроницаемым выражением лица ждал, пока наставник произнесет приветственную речь, которую слушал уже в четвертый раз.

Эланхар выглядел лет на двадцать пять при своих трёхстах и вид имел столь надменный, словно это над его острыми ушами однажды будет красоваться корона, а не над тремя или четырьмя, если считать его ассистента, из двух дюжин юношей. Отпрыски королевских фамилий, родившиеся с магическим даром, нередко получали образование в Академии, вынужденные принимать здешние, оскорбительные для людей благородных правила равенства и отказа от титулов. Простолюдины, для которых засиявшая трехцветием диагностическая сфера, опущенная в ладонь при вступительном испытании оказывалась золотым билетом в блестящее будущее, могли не сразу узнать, что стоят рядом с будущим своим монархом, которому будут приносить клятву верности только потому что одного с ним роста.
Но вот быть вызванным на подиум мог на занятиях по фехтованию мог только отпрыск благороднейшей фамилии. И дело тут было вовсе не в титулах. Просто короли, герцоги и графы учили своих сыновей фехтованию с раннего возраста, тогда как простолюдины меч брали впервые только в академии.
- Мондрагоне, - назвал маэстро фамилию одного из курсантов, - на подиум.
Сегодня и впредь мне будет ассистировать Александр Дианти и тот из вас, кто лучше всех покажет себя на занятии.
Фамилия светловолосого мальчишки говорила сама за себя. Говорила о многом, и том, что едва ли на следующих занятиях его место займет кто-то другой – тоже. Принц. Тощий, тщедушный, рослый для своих десяти или двенадцати лет, с некрасиво собранными чертами, несомненно, благородного лица. Старший или младший из королевских сыновей Алессандро не знал.
- Мои ассистенты будут показывать вам стойки, выпады, защиты, вы повторяете и отрабатываете. Тех, кто готов к тренировочным поединкам, я разобью на пары.
Алессандро коротким кивком поприветствовал своего партнера. И зная, что тонкий слух эльфа позволит ему расслышать беседу, даже если бы он заговорил шепотом, спросил просто понизив голос:
- Кто был вашим наставником до академии?
Имя должно было быть, несомненно, известным. Но о своем учителе сказал первым:
- Меня обучал немец. Барон фон дер Ховен.
Их с юным принцем ждала скучнейшая часть урока, служить примером для прочих, правильно ставить ноги, держать спину и голову.

И каждый из них был обучен его танцевать и держаться под прицелами десятков взглядов так, словно в зале только они одни.
- За всем остальным можете приходить в этот зал в шесть утра кроме среды и воскресенья, - негромкие слова сопровождались интригующей улыбкой.
Защитная маска скрыла лицо партнера, но Алессандро хорошо запомнил колючий взгляд серых глаз и мраморную бледность идеальной кожи.
На юге светлая кожа считалась одним из признаков красоты. Алессандро в этом отношении отличался от родителей, словно нарочно выбеливал кожу, словно какой-то жеманный модник или девица, для которой крайне важно избавиться от природной смуглости. Но против северного принца он был темен, как угольщик против герцога.

После того, как они с принцем исполнили основную стойку, выпады и уходы от атак, трижды поменявшись ролями, маэстро поднялся на подиум, чтобы видеть всех своих учеников, велев дону Алессандро показать дону Лорану в чем, собственно, заключаются его дальнейшие обязанности на этих, - тут наставник позволил себе едва заметную иронию в голосе, - занятиях.
Всего лишь, двигаясь за спинами упражняющихся студентов, указывать на совершаемые ошибки.

Практически каждый из преподавателей Академии имел в своем распоряжении нескольких ассистентов. Для многих усидчивых и старательных студентов-стипендиатов, такая работа была серьезным подспорьем, давая возможность позволить себе маленькие радости жизни в выходные дни за пределами Академии. Но фехтмейстеры Академии если и готовы были предложить такую должность, то только тем из студентов, которые точно не нуждались в скромном жаловании ассистента, поскольку их семьи нанимали лучших учителей фехтования для своих отпрысков и предложение работы оскорбило бы любого из мальчишек, будь то сын барона, герцога или кайзера. Потому ассистирование на занятиях по фехтованию стало почетной обязанностью и некоей любезностью, которую нельзя было не оказать наставнику, выбиравшему лучших из группы.
Сделать из толпы мальчишек, не державших до поступления в академию оружия, хороших мечников представлялось Алессандро задачей, которую невозможно было бы решить никакой магией. И все же, глядя на неуклюжих, смешно отставлявших задницы или сутулящихся первокурсников, он мог сравнивать их со теми, кто прошел пять и шесть лет обучения. Особенно упорные и целеустремленные добивались неплохих результатов.
Но не настолько, чтобы получить приглашение собираться в этом зале до начала занятий.

Не все из первокурсников были откровенно плохи. Но тех, кто явно уже был чему-то обучен были единицы. Возможно и эти графские или баронские отпрыски будут вскоре приглашены на утренние уроки, но сделает это сам учитель.
Признаться, Алессандро сомневался, что фон Гессен придет, руководствуясь только этим приглашением. Но отвечать на провокацию во время занятия Алессандро не мог себе позволить хотя бы потому, что связываться с ребенком на глазах толпы его одногодок было недостойно. Но и оставлять вызов без ответа – ущербом для гордости герцогского наследника.

Фон Гессен пришел. Интуиция, обостренная благодаря дару, заставила Алессандро вошедшего парой минут ранее в сопровождении кастильца и лучшего из своих соперников в этом зале, Хорхе Ринальдо - еще много имен -де Фигероа, обернуться.  Хорхе тоже повернул голову, заинтересованный тем, что могло привлечь внимание друга.
- Прошу прощения, дон Хорхе, - церемонно склонил голову Алессандро, - с вашего позволения мы продолжим несколько позже.
Кастилец только кивнул и тотчас был забыт. Алессандро стремительно направился к новичку.
- Вижу, вы не поленились встать раньше, дон Лоран фон Гессен, - произнес он, оказавшись подле айзенского принца раньше, чем фехтмейстер смог бы вмешаться, - представить вас юношам со второго курса, которые могут составить вам вполне достойную компанию или, - тут он указал на стойку с тренировочными мечами, - покажете, есть ли вам, чем хвастаться в этом зале?
Хрупкий, тонкокостный айзенец волновал воображение Алессандро достаточно, чтобы испытывать удовольствие уже только дразня его тенью возможного унижения фамильной гордости.
Впрочем, здесь собрались будущие игроки на политической арене мира, враги и союзники. И Алессандро был уже в том возрасте, чтобы понимать это и выбирать в друзья тех, с кем едва ли возникнут разногласия из-за границ, дорог и притязаний предков.
- Тренировочными мечами… для начала. Или вам еще не позволяли сражаться настоящим оружием и все, что я слышал о суровых северных нравах – лишь досужие вымыслы?

Айзенца Алессандро слушал, с трудом сохраняя серьезность. Мальчишка в своей рассудительности словно бы перерос себя за эту минуту и выглядел не умно, как, вероятно хотел, а удивительно трогательно и забавно. Ледяной принц из мест, где бывает настолько холодно, что этот самый лед, который в родной Романии подается с десертами, сковывает реки на несколько месяцев, Лоран фон Гессен вызывал у Сандро странное, раздражающее чувство, определить которое юноша сейчас даже не пытался – колкости принца требовали ответа, тем более что айзенец предпочел уклониться от тренировочного поединка именно с ним.
- Вы, дон Лоран фон Гессен, - переходить на айзенский и, соответственно использовать принятые для этого языка обращения, Алессандро не собирался хотя бы потому, что принц отлично владел кастильским, - говорите за моего наставника гораздо больше, чем он сам во время наших занятий. Или цитируете своего. Видимо он опасался, что для вас всякое прикосновение к оружию может закончится плачевно.
Алессандро не спешил прятать лицо под маской – его эмоции казалось, легко читались и всякий знавший здесь единственного сына романского герцога видел, что и всегда – вежливую любезность и расположенность к собеседнику
- Заведомый проигрыш опыту – не позор, но урок. Но раз вам ваш наставник подбирал соперников исключительно, чтобы тешить ваше самолюбие победой…
Взглядом он предостерег Хорхе от необдуманных действий. Тот стиснул зубы, так, что желваки заиграли, и вскинул голову, не слишком понимая, что происходит, и почему друг и, возможно, будущий сеньор, явно не желает такой замены.
Алессандро оглядел собравшихся мальчишек и, повысив голос, чтобы стоящие в десяти футах от них двое юношей лет тринадцати и четырнадцати, его услышали.
- Дон Юрген фон Райхенбах, будьте так любезны…
Имя выдавало в приглашенном айзенца больше, нежели песочного цвета волосы и простоватое, открытое лицо с каре-зелеными глазами.
Второй юноша последовал за Юргеном. По их лицам нетрудно было догадаться, что они братья, а цвета тренировочных костюмов говорили о том, что магия разделила их так, чтобы в своем пути под этим небом, стихийник и целитель прекрасно дополняли друг друга.
- Наш новый друг, дон Лоран фон Гессен, о котором вы без сомнения слышали, если не знакомы лично, отказавшись от поединка со мной, просил назначить замену, доверив мастерству другого дворянина защищать честь Кастилии. Вы, кажется, немногим старше, так что, надеюсь, такая замена будет принята.

Политические игры кастильцев и айзенцев во всей красе. Одни уклоняются, другие подставляют союзников первых под удары вместо себя.
- Почту за честь, - слегка поклонился Райхенбах.
И, кажется, смутился этого поклона, не уместного в стенах Академии, где студентам со дня зачисления говорили о том, что одно из правилах королевской академии гласит о равенстве всех в ней обучающихся, независимо от происхождения и пола.
Куда вот только девать предшествующие десять лет принадлежности к своему сословию, правила не говорили. И подобное тянулось к подобному. Дворяне трапезничали за одним столом, рассаживаясь согласно титулам родителей без каких-либо споров, а там, где титулы оказывались равны, полагаясь на личной старшинство, пусть даже в несколько месяцев, а то и дней. Дети военных держались друг друга, как и маги из семей богатых торговцев и ремесленников. Разве что ребята из богатейших торговых династий, чьи матери были из бедных, но благородных семей, искали дружбы с аристократами или покупали ее.
Лишь к старшим курсам, после месяцев службы в приграничных фортах, студенты начинали держаться проверенных друзей, а не ровню по происхождению.

- Вы так же боитесь проигрыша старшему, как ваш соотечественник, дон Фридрих? – обратился Алессандро ко второму из братьев.
Тот с вежливой улыбкой покачал головой и выбрал тренировочный меч.
- Мы прийти сюда за тренировка, - его кастильский звучал так, словно Фридрих лишь год перед академией мучился с дрянным наставником, а не проучился уже два года.

Оставив младшим достаточно пространства для поединка, старшие, уже оба при оружии, обменялись вежливыми поклонами и после нескольких выпадов, закружились в поединке, который, как не раз замечай фехтмейстер иллюстрирует все лучшее и худшее одновременно в северной и южной школе. Парадоксальность именно этой пары соперников состояла в том, что южанин был обучен как раз тактике, бывшей в ходу в Айзене, а выходец из хоть и южного, но айзенского баронства – традициям сложной, полной обманных финтов кастильской школе, но за годы тренировок у маэстро Элонхара манера боя каждого значительно изменилась, и рисунок боя сделался более гармоничным. Нюансы же прежней науки эти двое использовали лишь для того, чтобы доставлять сопернику как можно больше неудобств.

Разочарован Алессандро был вовсе не проигрышем Райхенбаха. Тот был скорее подачкой заносчивому кайзерскому сынку. А подчеркнутым небрежением Лорана, каковое можно было бы счесть просто чертой характера айзенца, принять, как данность и не обращать на это внимания.
Это получалось прежде, и время само стирало остроту в общении, когда начинались общие боевые тренировки. Но отчего-то теперь это детское небрежение уязвляло.

С того первого, не случившегося поединка Алессандро знал о том, о чем первокурсник с самым высоким среди студентов статусом, едва ли задумывался, еще не представляя, что его ждет – на совместных тренировках преподаватели будут ставить к нему парой именно Алессандро Дианти, потому что титулы родителей все же сказываются на поведении детей и аристократу проще прислушаться к подсказкам равного, нежели «торгаша» или «гончара», а еще потому что боевому магу нужно привыкнуть пользоваться силами напарника и доверять тому, кто стоит за спиной настолько, чтобы быть готовым к оглушающему удару, отправляющему в бессознательное, если напарник решит, что боевой маг вот-вот выгорит, исчерпает до дна собственные силы.

Минул год.

Лорану в пару поставили графского отпрыска, откуда-то с восточного побережья Айзена. Мальчишку той славной солнечной породы детей, которые располагают к себе одним только видом – удивленно распахнутые голубые глаза, едва заметная россыпь золотистых веснушек на пухлых щеках, льняные кудри до плеч. И только нарочно вызнав, что Гюнтер фон Ланген целитель с толикой огненной магии и минимумом ментальной, Алессандро понял для себя отчетливо и ясно, что ревнует.
Это стало для него открытием тем более удивительным, что флирт кастильской инфанты, оставившей маковый цвет своей невинности на его простынях во время службы в приграничном форте на западе, оставлял его равнодушным вне зависимости от того, кто был целью этой рослой девицы с крутыми бедрами и пышной грудью. Инфанта Диана же, кажется, избрала его в качестве будущего супруга, во всяком случае была весьма изобретательна в устройстве свиданий в выходные дни за пределами жилых корпусов академии.
И если свободной от занятий жизнью Алессандро распоряжалась теперь одна из младших кастильских принцесс, справедливо полагавшая себя бесценным подарком для будущего герцога стоявшей, как кость поперек горла, кастильскому королю Романии, то в мыслях жил ледяной айзенский принц с колючим серым взглядом, насмешливой полуулыбкой, лунным шелком гладких практически белых волос, спускавшихся ниже лопаток.

«И это пройдет» - гласила мудрость, начертанная на кольце древнего правителя.
- Отец благословит нас, когда ты попросишь моей руки, - сказала, словно продолжая начатую накануне беседу, Диана, скатывая тонкий коричневый чулок с ноги, когда они в очередной раз уединились в «их» номере в небольшой, но баснословно дорогой гостинице «Белый павлин».
- Ты беременна? – невозмутимо спросил Алессандро.
- Конечно, нет.  Кристина, мой сосуд и целительница, умеет возвращать кровь. Мужчин такому, кажется, не обучают.
- Отчего же… В теории.
— Вот и отлично. Наследником обзаведемся лет через пять.
- И сколько раз уже… она возвращала крови? – слова дались Алессандро с трудом.
Диана подняла на него черные, с неразличимыми зрачками глаза. Ночная бездна, пропасть, в которую можно падать бесконечно.
- Дважды.
- Ты все решила за нас двоих?
- Я всегда буду решать за нас двоих, - улыбнулась девушка, - потому что это будет лучшее решение. За мной отдадут графство Искию,  графы, земли которых лежат между Искией и Романией будут вынуждены примкнуть к нам, если мы продолжим политику герцогства.
- То есть, тебя не смущает, то положение, которое Романия удерживает сейчас?
- Ничуть. Наш союз увеличит её территорию. А Хорхе и другие, верные тебе, тоже примкнут к нам. Представь теперь карту.
Алессандро прекрасно понимал, о чем она говорит.
Это будет новый сильный союз, земли которого разделят Кастилью практически пополам. И если восток со столицей можно предоставить себе, то подчинить Западных графов становится задачей… вполне посильной.

Он поцеловал ее, не дав ей аккуратно раздеться и впервые скользнул в ее сознание с мстительным каким-то желанием заставить эту гордую девушку сделать теперь, после того, как она не оставила ему выбора на остаток жизни, то, в чем она отказывала вовремя прежних свиданий.
«Только во благо больного, который не может сам понять причину своих страданий…»
Кто из обладающих способностями проникать в чужое сознание руководствовался только этим правилом?
Диана не ощутила этого вторжения…

Въехавшие через ворота Академии груженые сундуками, повозки числом десять, вызывали всеобщее любопытство. На памяти Алессандро здесь не обновляли ни мебели, ни портьер, разве что простыни меняли раз в две недели на неизменно свежие. За более частую перемену постельного белья приходилось тайком приплачивать кастеляну.
Большинство студентов склонялось к мысли, что на территории Академии оборудуют алхимическую лабораторию или кабинет для создания артефактов, на деле же все оказалось прозаичнее.
И Алессандро узнал о содержимом сундуков одним из первых. Притом из уст ректора, к которому явился по приказу, полученному через одного из секретарей.
- Из имения покойно графа де Ривейры по приказу Его Величества в Академию перевезли библиотеку, - сообщил ректор, - поскольку свободных людей для того, чтобы принять книги согласно описи и разместить в архиве, у меня сейчас нет, вынужден обратиться к вам, дон Алессандро, - фамилию ректор в силу статуса и возраста позволил себе опустить, - во всяком случае, вы ничего не напутаете. Можете взять себе помощников из числа студентов, о которых сами того же мнения, что я – о вас.

Примерно в тех же формулировках он пригласил в архив за библиотечными залами Лорана фон Гессена, добавив прохладно:
- Возможно, благородный дон, вам будет любопытно знать на будущее, какие книги можно отыскать в нашей Альма Матер. Лично я согласился исключительно из этих побуждений.
Помимо принца, Алессандро привлек еще шесть человек, руководствуясь не физической силой, а способностями в воздушной магии – носить сундуки таким было бы не в пример легче, чем слугам.
Участь графа де Ривейры обсуждать не хотелось. Достаточно было того, что его имуществом распоряжался теперь король и сколь бы прекрасной ни была библиотека покойного, не пожелал пополнить ею дворцовую.
- Опись, - он раскрыл кожаную папку и раздраженно поджал губы, - сделана явно человеком подобной работой никогда не занимавшимся. – Оставим господам Сантьяго и Сейнсберри выделить в этом списке содержимое отдельных сундуков, пока осмотрим архив.  Двадцать названий на листе, и листов тут не меньше пятидесяти… Как думаете, сколько дней нам понадобится?

Он мягко коснулся сознания принца, чтобы поймать мысль прежде, чем она будет облечена в слова, а после влил в поток чувств Лорана фон Гессена толику собственной радости от встречи, подмешивая ее к подлинным эмоциям принца, которые теперь, после того, как Алессандро решился на этот шаг, перестали иметь значение. Ведь подлинным станет именно то, что будет прожито и останется в воспоминаниях.
- Хотите взглянуть?  Здесь несколько листов названий на айзене. Жизнеописания святых и сказания о северных землях. Северные земли в Айзене, это территория Тотенвальда или так называют другие места, не столь далекие?

Последние месяцы, всякий раз глядя на айзенского принца, Алессандро болезненно-остро ощущал холодок неизбежной разлуки. Через пару недель их ждут тренировки в реальных боевых условиях, ради которых младших отправят на границу Айзена с эльфийским лесом, старших -как раз в один из наиболее укрепленных фортов на землях Рейхенбахов.
Первые увидят хотя бы небольшой отряд мертвецов, если очень повезет, вторые – насмотрятся вдоволь на нескончаемые ряды готовой к атаке, но замершей, кажется, в ожидании чьего-то приказа армии.
После Дианти, как и всех выпускников ждет период экзаменов и не успеют отцвести апельсины – отъезд домой. И все, академия останется лишь чередой ярких воспоминаний, среди которых будет и Лоран фон Гессен такой, как сейчас, серьезный, собранный, рассуждающий о будущем так, словно у него не было иных вариантов.

Потом, если они встретятся, оба будут уже взрослыми мужчинами, действия каждого из которых будут обусловлены не личным желанием, но долгом перед своей страной. Если встретятся.
- Я тоже думаю, что сожгли или отрубили голову, - рассеянно откликнулся он, - но едва ли только за интерес к древним рунам. Иначе бы такой книги тут не было. В прошлом, ты же знаешь, еретиков сжигали вместе с книгами, а ересью считалось то, чем мы занимаемся теперь каждый день.
Он подошел к Лорану достаточно близко, чтобы забрать книгу.
Будь сейчас здесь господин библиотекарь, он пришел бы в ужас от того, что один из лучших студентов, способный к светским наукам вопреки отсутствию должного прилежания, просто перевернул книгу страницами вниз, раскрыв ее и встряхнув, а после, захлопнув, небрежно бросил на сундук.
- Если те, кто собирал книги не проделали ничего подобного, мы можем забрать все, что найдем. Романтические письма, засушенные лютики, локоны любовниц графских дедов и прочее. Кто, знает, может граф хранил в книгах и артефакты. Но едва ли так, чтобы они вываливались. Будем вскрывать форзацы? Или…
Слова скользнули с губ сами собой.
- Найдем занятие поинтереснее?

Открывая для себя мысли Лорана, Алессандро поразился, до чего же тот... далек от мыслей о земных радостях и вместе с тем по-взрослому серьезен. И, кажется, верит в то, что говорит. Север севера, надо же…
- Твои рассуждения вгоняют в тоску, - сообщил он, - второй сын, ты свободнее, чем наследник. Ты можешь ведь просто жить в свое удовольствие. Остаться здесь, в Кастильи, драться на дуэлях, пить лучшие вина, писать кайзеру о том, что достижение договоренностей с королем – это только вопрос времени.
Он так живо представил себе Лорана в нижней рубахе и штанах, без неизменного на занятиях форменного дуплета, полулежащим среди подушек на низком диване в солярии романского своего замка с  томом «Блистательных речей Альвизия из Сармы против пороков человеческих» в опущенной к полу руке, что задохнулся. Что ему мешает пригласить принца в романию на каникулы? И сделать это на следующий год?
- Или ты и в самом деле хочешь делать то, что должен?
Вопрос совершено простой и обыденный был окрашен такой болью, что прозвучал, наверное, странно.
А к первой капле яда собственных мыслей, вливаемых аккуратно в сознание юноши, добавилось это вот желание, не слишком оформленное в слова или образы, лишь сиюминутная эмоция – остаться, там, где нет всех этих политических дрязг, к которым принц не готов.
Совсем не готов. И никогда… готов не будет.
Почему?
Алессандро ужаснулся собственного ответа, честного и простого: «потому что я так решил».
Потому что после первого шага и второго так легко сделать третий.