![]()
Раз жив, то непременно значит прав.
03.08.1552/земли Аббатства Св. Августа Пророка
Antrax & Laurent von Gessen
Глава, в которой Лоран спасает детеныша дракона задолго до того, как это стало мейнстримом.
[1552] За право жить - плати чужою кровью
Сообщений 1 страница 20 из 32
Поделиться12025-01-12 23:30:33
Поделиться22025-01-13 08:28:26
Ещё с утреца Бунтя Краб ворчал себе под нос про шторм, а Краб в этом никогда не ошибался, пусть даже он последние двадцать лет ни к одной лодке и близко не подходил. Бунтя заработал свое прозвище в тот злосчастный раз, когда морская тварь, не похожая ни на какую нормальную рыбину, перевернула его судёнышко, потопила всех его спутников, а Бунте откромсала добрую половину спины и перегрызла ребра, после чего он и стал передвигаться, ровно краб, боком, всё боком. Да ладно, хоть жив остался, спасибо мамаше Пиж, упокой ее грешную душу кто-нибудь, кто уж за это возьмётся.
Мамаша Пиж знала свое ремесло, пусть она и была настоящей ведьмой, и сгорела, как ведьма.
А теперь некому было варить зелья да мази на припарки, и бок у Бунти Краба болел с каждым сезоном все сильнее.
Он забрался на крышу своей хибары, дрожа от ветра и неизбывного страха, а все же глядя в море, на крошечные ровно семечки лодчонки, разбросанные по темному водному неспокою.
Темнело быстро, и теперь уж никто не надеялся, будто шторм их минует. Ладно бы хоть только шторм, а то говорили ведь, мол после всех ентих богопротивных новшеств не по доброму Небо на людей смотрит, совсем не по доброму.
Священник же, говоря к слову, про то недавно и проповедь читал, мол, маги – они ничуть и не изменились, и только шкурами овечьими свою волчью суть прикрыли, да так хорошо, что смогли провести и короля, и прелатов. Не ототрешь с леопарда пятна, так ведь? Вот то-то и оно.
Лодчонки, ровно мухи под грязной тряпкой, стали торопливо стягиваться к берегу, а черная хмарь на горизонте всё ширилась, разевала свою мрачную пасть, и по-над горизонтом уже плясали молнии, хоть гром пока не докатывался до деревни.
Бунтя Краб стал шатко спускаться по лестнице, цепляясь обеими руками за стенку и перильце, и на ходу выкрикивал сиплым своим голосишкой команды, будто все ещё вел собственное судно с десятком рвбаков под рукой. Только нынче слушались его команд лишь стряпуха, ее племянница да мальчонка-подавальщик. Единственная на всю бухту, харчевня Крабья Клешня готовилась накормить рыбаков, что промокшими да голодными вскоре вернутся на берег, если повезёт – то аккурат перед ливнем, с какого начнется шторм.
Безымянная рыбацкая деревушка жила ровным ритмом десятки, если не сотни лет. Поколения сменялись, сети чинились, потом плелись новые и снова чинились, а порядок вещей оставался все тем же: рыба, рыба, торжище в ближайшем городке, и снова рыба. В межсезонье добавлялись ремонт лодок и домов, свадьбы, роды, похороны; изредка, давая пищу россказням на долгие вечера, промелькивали случайные путники; чуть чаще из городка наведывался какой-нибудь монах, а то и целый священник, чтобы принять исповеди, отпеть всех закопанных между визитами уполномоченных бога, узаконить все браки и рождения и собрать причитающееся.
От сегодняшнего улова никто в бухте не ожидал ничего, столь же запоминающегося, как неведомый гость или хотя бы как ежемесячная проповедь.
И правильно. Чего ждать от улова перед непогодой! Вся рыба ушла куда поглубже, поспокойнее, а после уж можно будет заново забросить сети и пополнить запасы. В ячейках уныло трепыхались пара-другая рыбёшек, а так все больше комья водорослей да поднятый непогодой всякий хлам – мусор, сброшенный в море, вымоченный плавник, прогнившие обломки давних крушений, и лишь изредка – что-нибудь стоящее, да не дороже кружки хмельного у Краба.
Иное дело, если штормом свернёт с курса пузатый купеческий кораблик… О таком помалкивали и на исповедях, но вот именно такими оказиями в деревеньках вроде этой и сколачивали достойное приданое своим детям.
После того, как были вытащены сети, не разбирая набившийся в низ мусор, деревенские хлынули в харчевню. По домам расходиться было ещё рановато, предстояло главное дело нынешней ночи.
Ребятня, зная свой долг, уже тащила на скалу заготовленные внизу дрова и выкладывала аккуратными пирамидками кострища в законченных каменных кругах.
После их отошлют спать, не детское это дело – то, что будет дальше. Если, конечно, будет.
Если шторм будет достаточно крепкое, и занесет дурная судьба какой-нибудь корабль на траверз прибрежных скал.
Тогда и вспыхнет костер. Мощный, большой. Зовущий.
Лживо обещающий гавань.
Дежурить на скалах местные мужики привыкли по очереди, в давно устоявшемся порядке. Остальные спали вполглаза, держа под рукой нужное – обычно топор да линь с крюком. Ножи же и так всегда были при себе.
Море даёт, море отнимает. Тут важно понимать, когда оно способно дать именно тебе, и решиться взять.
Шторм навалился, обрушился черной стеной.
Лодки и сети были подняты вверх по берегу, в безопасном отдалении от хлеставших огромных волн. Привычное дело, рыбаки знали, как уберечь своё добро.
За шумом ветра и волн невнятный стон или вой не задел ничей слух окрест. Даже будь он в разы громче, никто не расслышал бы этот звук.
Дождь хлестал с неутихающей яростью, вертер хохотал над хлипкими крышами.
Комок сетей, опутавший странной формы обломок, не то комель, не то колоду, перевитую длинными водорослями, бился и дёргался, как живой, будто что-то… кто-то в середине перепутанных веревок пытался вырваться из них наружу.
Сеть была новой, крепкой, способной тащить немалый груз.
Воющий вопль прорвался сквозь ветер снова, и снова… гораздо слабее. Кем бы ни был спутанный сетью злосчастный зверь, он изнемог.
Но чем слабее звучал голос из перепутанных сетей, тем громче и отчаяннее, слышимый тем, кто мог услышать, над бухтой, над берегом, над всем штормом разнёсся, как мог, далеко, мысленный зов.
Не страх, – неподдельный панический ужас звучал в совсем ещё юном, девчоночьем крике.
Как страшно, как безнадежно он звал, сквозь темноту, сквозь шторм и холод!
Поделиться32025-01-13 22:20:16
Аббатство Св. Августа Пророка погрузилось в долгожданную тишину. Его Высочество не заставляли присутствовать на дневных службах, но вежливо приглашали, и, чтобы сбежать к книгам, лучше было сказаться больным. Но тогда приходил целитель и снова смотрел укоризненно, молча излечивал то, что не болело, и убирался восвояси. Не третьей попытке Лорану его общество надоело еще больше, чем богомилое лицо настоятеля. Интересно, хранились ли в Аббатстве подлинные записи Святого Августа?
С событий в Стоунгейте прошло два летних месяца, первые дни разменял третий. Скоро предстояло вернуться в Академию. Вот бы вернуться! Там Лоран чувствовал себя дома куда больше, чем в долгих каменных переходах и парадных залах Фрайбургского дворца, где его не то шарахались, не выставляли на показ, как диковинную зверушку. Отец присвоил Его Величеству омерзительную шестиконечную звезду в россыпи сапфиров и требовал, чтобы наследник носил награду при всяком парадном случае, которые приключались мучительно часто. Лоран чувствовал, что это посвящение тянет в сторону святой матери церкви, потому как в уставе ордена отчетливо слышались нотки служению Вышнему, новенькой закрытой касты для отличившихся магов. В нее захотят попасть. Кажется, дядюшка решил проблему совладания с магами по-своему. Довольно мудро и вполне изящно. Отвратительным было то, что орден этот достался мальчишке за героическую оборону сгоревшей крепости, в которой принц даже не участвовал. Нет ли у Его Величества ордена за позорное бегство, капитуляцию и сдачу форта? К звезде прилагалась широкая золотая цепь, душившая Лорана, точно удавка. У отца не было выбора, ход бы, несомненно, хорош. Но от этого удавка не делалась слабее. Его Высочество только стискивал зубы крепче, изуродованное лицо делалось нечитаемым, и держался принц очень прямо. Повзрослевший за одно лето, он был еще угловатым, слишком поджатым и казался неестественно высоким против того, каким был год назад. Уже убедительно и комично похожим на мужчину. Голос еще ломался, и Лоран старался говорить поменьше, чтобы не срываться с баса на внезапное контральто. Говорить ему не хотелось. Принц разом вырос из всех своих прежних друзей. Никто из них не видел горящих и мечущихся по замковому двору людей, не видел обтянутые морщинистой кожей лица нежити, беззубые оскалы обезумевших покойников, вздувшихся утопленников, висельников с навсегда высунутыми языками и насвежо изъетых червями молоденьких девиц, цепляющихся зубами в живых. Еще недавно живых. А потом уже мертвых. Бесконечная армия мертвых… Запах, который до сих пол стоял в носу. И звук. Клекот истлевших гортаней, щелканье челюстей, чавканье осклизлой плоти. В мире живых таких звуков не услышать. Лорану было не с кем об этом говорить. Он мог бы говорить с теми, кто уже видел мертвых, но говорить с настоящими героями о своем трусливом бегстве?.. А охота, лошади и диспуты о прочитанных книгах его больше ничем не занимали. Все это казалось никчемным, пустым и бесполезным, как наскучившие деревянные солдатики, неспособные никого защитить. Надо полагать, вдовствующая августа изрядно обеспокоилась душевным здоровьем внука, раз Архиепископ Айзенский просил у Его Величества позволения отправить принца с паломничеством к святым мощам. Кроме прочего из храма следовало доставить в столицу пророчества святого Августа. Дядя к чему-то готовится? Ищет ответы?
Однако в аббатстве сопровождающие наследника солдаты вели себя тихо, чинно и достойно и вынуждены были ложиться с вечерней, чтобы явиться к заутренней. Между первой и второй службами Лорану принадлежала вся ночь. Мальчишка взял обет молчания на время своего пребывания в святом месте, и сопровождающий отряд епископ посчитал этот жест богоугодным, благословил. От Лорана, наконец, все отстали. Он остался наедине со своими воспоминаниями, своим ужасом, своей виной выжившего и своим орденоносным позором.
Гроза распахнула окно и ворвалась в комнату освежающим, освобождающим ароматом бури, теплой летней слякоти, разметала огни свечей, и тени, корчась, заплясали по стенам, точно грешники в адских котлах. Словно принц стоит посреди такого котла, багряно-черного. Девичий голос возник ниоткуда, тонкий высокий пронзительный, неуловимо странный, но Лорана на тренировках никогда не ставили в пару к девчонкам, и он не знал, как это чувствуется. Принц помедлил, опершись на распахнутые внутрь створки. Прислушался, пытаясь понять, с какой стороны исходит зов. Голос он слышал лишь в сознании. Ей чем-то заткнули рот? Девочка казалась совсем юной. На миг в его воображении нарисовалась ломкая маленькая менталистка, беспомощная, попавшая в беду. Она где-то рядом, а маги бесценны. В Стоунгейт принц узнал одно – узнал, что он может на самом деле. Не стоит собирать солдат среди ночи, если веришь, что справишься сам. А если Лоран не справится сам, то и два десятка солдат не справятся. Боевых магов в Аббатстве не было. А целитель… слышал? Пожалуй, спал. Потому поднимать шум без толку. Принц перебрался через подоконник на толстую, скользкую от дождя виноградную лозу, увивавшую стену, и спрыгнул на землю, прислушиваясь к чужому плачу, замолкающему и возникающему вновь. Никогда не знал, слышит ли его Дианти или читает в сознании вопросы, на которые отвечает, только если сам обращается туда. Менталистики у принца было немного, достаточно лишь для того, чтобы одернуть, позвать, постучать в чужое сознание, как стучат в запертую дверь в надежде, что та будет открыта изнутри. Но звать он не спешил. Хорошо бы убедиться, что это не ловушка. Выгоревший форт научил Его Высочество ничему и никому не верить, и это недоверие оказалось куда глубже, чем сейчас можно было полагать. Ни инфанта, ни романский герцог не должны были оказаться в этом пожарище, в этом предательстве и фарсе, в центре заговора.
Стонущий зов, захлебывался усталость и отчаянием, становясь утомительным. С высоты холма, державшего аббатство, рыбацкая деревушка казалась грязным пятном, растянутым вдоль берега. Напряженным пятном, выжидающим. Эльфийский подарок – принц еще к нему не прижился – не видел никакой магии, но видел дрожащее напряжение, мерцающую маету. Деревня не спала. Почему? Теплый дождь лился за воротник и между лопаток, но это освежало. Парня он столкнул со скалы случайно. Тот вскинулся на встречу спускающемуся, блеснул ножом и растерялся, потому что сверху никого не ждал. Лоран не терялся, он-то ждал сейчас чего угодно. Мальчишка, немногим старше его самого, вскрикнул и кубарем скатился вниз по скальному склону, ломаясь о скальные зубья, как запутавшаяся в нитях марионетка. Принц сбежал на пляж, придерживаясь тени скалистого взгорья. Будь он местным бароном, он мог бы сложить возведенные под навесами костры, прибрежные рифы и неспящую деревушку, но он не был. Зато принц был хорошо образован, начитан и знал историю и землеустройство, а потому предположил, что здесь поклонятся какому-то из местных божков. У моряков и рыбаков часто бывают свои праздники и суеверные ритуалы, которые должны умилостивить море, дать много рыбы и вернуть мужчин в деревни живыми. Но должна быть жертва. Море должно получить жертву. Ничего не дается просто так. Вот почему ей заткнули рот. Девчонка вернулась из Академии на каникулы, точно так же как он, но ей посчастливилось родиться в семье попроще. Волшебное дитя – роскошная жертва или проклятое отродье. Как он, как все они.
Пляж бы завален ветками, обломками лодок и сором. И среди этого мусора что-то билось в сети, то и дело захлебываясь бесноватой пеной. В безлунной ночи очертаний было не разглядеть, но у сети и ее добычи была своя, живая, аура. Очень странная. Лоран не видел ничего похожего прежде. Но он и жил-то с этим глазом 9-ую седьмицу – много чего еще не видел. Бросившись через мокрый, залитый мглою пляж, он ухватился за сеть, попытался оттащить ее от кромки воды. Сеть была необыкновенно тяжелой для девицы, видимо, ее придавили камнями или чем-то еще, чтобы жертва не могла вывернуться.
Не двигайся, - он добыл из сапога нож. Перекрикивать бешенный вой волн не имело никакого смысла, а потому говорил, принц как привык, формируя мысли в сознании. Скорее картинки и ощущения, чем слова и предложения. – Я буду резать сеть и могу тебя задеть. Замри.
Лоран понимал, что его попытаются остановить, как только суета у линии прибоя и нарушение ритуала будут замечены, но здесь было так черно, а море так плескало в лицо промозглой пеной, что он рассчитывал успеть. Море получит свою добычу, а ливень смоет следы на песке.
Замри.
Нож дернул мокрые снасти.
Поделиться42025-01-14 17:59:18
Не так, ох не так до́лжно было всё делаться, и не надо было всё ж малому Дью дозволять нести вахту! Сопляк же ещё, пусть и вытянулся орясиной по самую притолоку.
Вприщур Краб видео, как сквозь рваные молниями тучи возник корабельный силуэт, и будь он неладен, ежели то был военный аль рыбацкий кораблишко. Нет, нееет, то был жирненький купчишка, и небось новичок в ентих водах, а то б не поперся так близко к берегу!
Ах, какой соблазнительный, какой нужный всем нынче кус!
Тут надо бы и тотчас же запалить костер, – а что творил этот малахольный верзила?
— Дюь, болван ты неладно сделанный, чего бегаешь - мельтешишь как куря безголовая! А ну назад, пали огонь! Вишь –кораб, вишь – торгаш, вишь – без охраны, так жги костер, мани его ближе!
Он дал пацану крепкий подзатыльник, схватил половник и с привычной силушкой бамснул по пустому пню, для такой самой штуки и стоявшему обочь, близ самого входа в Клешню.
Глухой и гулкий, звук не разнёсся бы шибко-то далеко, а спавших вполглаза ребятушек в самой деревеньке пронизал до костей знакомым, утробным гулом.
И повскакивали, и сорвались с мест, и – бегом со всех ног на берег к лодчонкам, лишь с виду хлипким да неустойчивым. Будет же нынче улов, ой будет!
Следом за Дью двое старших, привычно, шустренько, вскарабкались на скалы, помогли пацану разжечь пламя, чтоб светило ярко, прям таки как в городской гавани – штормовой сигнал.
В такой темнотище, в такую качку и самый зоркий глаз разницы не подметит. До самых скал будет верить, что бухта ему передышку даст.
Даст, а как же иначе! Долгую передышку…
Как жалел Краб в такие ночи, что уже не встать ему с топором на зыбкий дощатый настил, не выглядывать в темных волнах ещё барахтающихся, ещё верящих в спасение людишек!
Но свою долю он всегда получал, свое дело всегда справлял годно. Пусть теперь молодые топориками машут, а он уж тут, как-нибудь…
Не получилось “как-нибудь”. Катаясь по песку, ещё сильнее она запуталась в сетях и, наконец, уже просто лежала без сил, неслышно скулила от страха. Моргая, пыталась сквозь налипшую на веки тину и грязь, разглядеть хоть что-то кроме песка и низких темных лачуг.
Звала уже бездумно, в безнадежном отупении, смыкая глаза и почти покорившись неведомой жути.
Песок набился в ссадины и раны, болью теребя и подстегивая к жизни, да только боль постепенно становилась отдаленной и вялой. ..мама… мама… ты умирала вот так же? Лютая вспышка молнии, резкий удар, нестерпимая боль – и темнота, и даже вода превратилась в жгучую боль, пронизанная белыми огненными змеями из туч.
Страх вспыхнул с новой силой, иной, не тот страх, – кто-то был рядом, кто-то из них, этих мелких, живущих у воды двуногих. Это они скрутили ее сетями, они вытащили на берег и бросили, как ненужное, умирать на песок!
..замри?..
Он не хочет причинить ей боль. Он… не такой,как они!
Вот в этот миг она и вправду чуть не испустила дух, от радости, пронзительной, как боль. От вспыхнувшей надежды. Мир померк, ненадолго, на доли мгновения, и уже вернулся со всей его силой и яростью, с болью в каждой царапине, с ликованием в каждом клочке ее разорванной страхом души.
— Ты пришел. Ты пришел, пришел, ты здесь, ты поможешь!..
Она чувствовала его опаску, слышала других, топотавших и перекликавшихся где-то поодаль. С силой заставила себя не издать ни звука, не завизжать от радости, не закрутиться ликующим волчком, а тихо вжаться в песок. Она старалась быть меньше камня, тише росы, стиснув зубы так, что чуть не прикусила язык. Облегчение молчаливыми слезами смыло с глаз сухость и грязь, лужицами растеклось под замершими лапами. Когти впились в песок и древесные обломки, запутанные в сети вместе с нею. Остатки древесины с тихим хрустом осыпались в щепу.
— Я не хочу умирать. Они связали меня, их много. Так больно!.. Ты услышал меня, ты можешь слышать… Ты другой. Ты... мой!
Мысли бились шумно, сумбурно, но звука – ни единого, ни шороха, ни шевеления. Лишь мысленные образы, лишь поток, сумятица, сумбур, переполненный пережитвм. Фрагментарные картинки, эмоции, всё вперехлест.
И вдруг всё стихло внутри. Внезапно, четко она поняла, что боится уже не только за одну себя.
За него…
Нежданный, не из Рода, но – он ее слышал. Он был своим.
Он был… её. Она поняла это в крошечный миг и совершенно ясно, – теперь и на любое потом, он стал её собственностью, частью её Гнезда.
Её спасением. И её ответственностью.
— Осторожно. Идут.
Она слышала дальше, чем двуногие, и почувствовала приближение, когда несколько гомонивших только развернулись от своей стаи, от скал – к ней. К нему.
Она чуть шевельнулась, напрягла мышцы. Подрезанные веревки лопнули с лёгкостью. Она сумела повернуться к нему ещё спутанными в суставах лапами.
— Тут. Сделай слабее.
Почувствовав, как близка свобода, она ощутила и огненный комок ярости, гнева, всклубившийся из глубины. Связали. Тащили. Бросили. Её.
Пока было не время для ярости, – но оно было так неотвратимо близко!
Чуть пошатываясь, она привстала на коленях и, наконец, сделала то, чего так хотела. Она прижалась плечом к его плечу, ловя тепло и делясь теплом посреди этой мокрой, мрачной темноты.
Отредактировано Jagahar (2025-01-14 18:10:46)
Поделиться52025-01-14 21:36:26
Штормовые волны с шумом бросались в лицо. Они не были холодными, тем более ночью, по неминуемо поднимался прилив, и море пожирало сушу. Теперь принцу приходилось с усилием удерживать терзаемый валами куль сетей, чтобы новый кувырок воды не увлек их обоих кубарем в черное ревущее море. Лоран тянул к себе снасти с зажмуренными глазами и с зажмуренными глазами резал – все равно ничего не разглядеть, а соль едко резала зрение. Вой ветра заглушала только девчонка, болтающая в голове восторженно, обнадежено и – опрометчиво. Того гляди, сглазит, и море выцепит из пальцев Лорана тяжелую сеть или скользкую рукоять ножа.
Ты... мой!
Я маг, - лаконично пояснил принц. Он привык быть сам по себе, но деликатность мешала оттолкнуть испуганную девчонку, кем бы та не была. Она не знает? Не поняла, кто он? С каких-нибудь староверящих деревенских дикарей сталось бы спрятать новорожденную магичку в подвале и держать до первой крови, когда она, по их мнению, пойдет в невесты какому-то угрюмому морскому божку. Или демону? Но картинка в сознании вспыхнула пламенем над распахнутой ладонью, ярким огненным штормом, рожденным между пальцами. Маг ощущается вот так. Вот всяком случае, магия принца Айзенского выглядела именно так. Он совсем не знал, что сейчас подсказывает ей, отчего они одни одной крови.
Наконец, сеть подалась, провалилась под ножом. Лоран толкнул нож обратно за голенище, чтобы не ранить девчонку и принялся раздирать возникшую дыру.
Выбирайся, пока волны не утащили тебя в глубину.
Пошарил ладонью в сети, в попытке найти ее руку и вытянуть пленницу из силка, но нащупывал только то не то спину, не бы бок. Девчонка была как будто замотана в кожаный плащ? Он отшатнулся, торопливо глотая воздух, отирая с лица пену и налипшие волосы, выцепил еще обожжённым от соли глазом движение у берега, а потом повернулся на легкое касание к плечу…
За полосой седого шторма на песке сидело… нечто.
Чтобы сообразить, что это дракон, надо частенько видеть драконов, а Лоран не мог похвастаться и тем, что видел хоть тень хвоста. Драконов он видел лишь на рисунках в церковных книгах, и там, на рисунках, эти уродливые монстры, бесновались в кругу других дьявольских слуг, кувыркались в кипящей смоле, пожирали и извергали из себя грешников самыми неприятными способами. Но это существо не походило на тех огромных рептилий, о которых рассказывали очевидцы. Размеру в ней было с молоденькую лошадку. Необыкновенно уродливую молоденькую лошадку, наказанную перепончатыми крыльями и жуткими загнутыми когтями. Принц оторопел. Все это дьявольский морок? Нечистый соблазняет его, чтобы уволочь в морскую пучину? Вот это похоже не то, что он привык слушать в кафедры!
Лоран сделал несколько медлительных шагов прочь, не торопясь. Каждый, кто когда-либо учился охотиться, знает, что резко срываться от хищного зверя не стоит. На расслабленной ладони родилось игривое пламя, разбрасывая по лицу принца и морде рептилии непослушные тени. Удивительно, но льющая с неба вода огонь не тушила. Мальчишка невольно схватился за висящее под мокрой сорочкой распятье, однако уродливое видение не исчезло.
Что ты такое?
Наследник внимательно рассматривал существо напротив. У нее была странная аура, но испуг читался в переливчатом сиянии так же, как читался бы в человеке, однако никто не знает, каковы происки Дьявола.
Люди на берегу заметили свет. Впрочем, между ними еще была пара десятков футов пляжа, и Лоран мог выбрать, как скоро они умрут. Никто не должен застать его с Дьяволом любого рода, хватит и того, что он проклятый подкидыш.
Мы с тобой сейчас уйдем отсюда, - звучал он очень ровно, но решительно. - Пока эти люди нас не заметили. Ты можешь идти?
Выбирая между рыбаками и Дьяволом, Лоран выбрал того, кто казался ему сильнее.
- Дракон! - чей-то вопль перебил монотонный плеск дождя и уханье моря. – Дракон!!
Конечно! Моряки видят ящеров чаще, чем кто бы то ни было.
Дракон?
Уходим, - огонек умер зажатый ладонью.
Раньше, чем Лоран обернулся, у его ног врезались в песок тяжелые вилы и выдохнули, повалившись на пляж. И решение, стемительное, как спушенные арбалетный болт, приняло себя само. Принц крутанулся на каблуках прочь от девчонки, чем бы та ни была.
Уходи. Я – дракон.
Не было на свете более галантного способа сбежать от этого жуткого создания, чем прикрыть его собой. Но Лоран об этом не задумался, заслонив видение плечом. Никто не будет кидать в него вилы на его земле! Уж точно не грязные, сумасшедшие вероотступники! Пружина сорвалась и вылилась гноем боли, за два месяца под прессом хорошего воспитания перебродившей чистейшую ярость. Ужасы и позор Стоунгейта, отчаяние под пологом эльфийского Леса, омерзительный стыд на тяжелой цепи, бесконечная ледяная вежливость, вынужденная парировать восторги и шепотки, изъедающее его чувство долга и долга неисполненного – все это разом рвануло огненной волной, рожденной между распахнутых ладоней. Мальчишка двинулся к деревушке, толкая впереди себя стену кипящей ярости.
Я – ДРАКОН! Убирайся!
В пламени находили свою смерть легкие стрелы, но не камни. Один задел Лорана в плечо. Тот покачнулся, пламя вильнуло, но выровнялось. Другой пролетел мимо и вмазался дракону в грудину.
Поделиться62025-01-20 10:59:10
...Облегчение, свобода, вернувшееся чувство своих сил, – да, сегодня она впервые ощутила и близость смерти, и ценность жизни. Глубокий вздох вырвался из ноздрей, взбив песок и гальку вблизи ее ног. Она встряхнулась всем телом, сбрасывая ослабевшие сети, и вытянула передние лапы, прогибая спину, с наслаждением и мощью. Живая, сильная, дышащая и… э… и голодная!
Прекрасные переживания момента сменились чувством голода так внезапно, что она даже растерялась. Да, она ела… когда? Тот морской зверь был жирненький и вполне мясистый, но он был давно!
Тем временем теплый и дружелюбный Свой что-то невнятно курлыкал себе на своем наречии, которого она не понимала, потому что ещё ни разу не была двуногим, а вот исходившее от него ощущение изменилось, и она считала это изменение очень ясно. На смену уверенности пришли смятение и проблески страха.
Страх? Опасность? Он спас ее и стал для нее Своим, и опасность, какую чувствовал он, требовала от нее немедленного участия.
Она посмотрела туда, куда смотрел он.
Двуногих, копошившихся невдалеке, она слышала и ощущала постоянно. Это их сети поймали ее в поле, это они выволокли ее, связанную, и явно собирались убить. Обычно животные понимали разницу между ними и Родом, а эти явно не знали берегов. Сейчас ей было так хорошо, что она отложила бы возмездие ненадолго и оставили бы этих бешеных радоваться их мелким жизням, – разве что перекусила бы одним-тремя или пятью. Но она чувствовала от них угрозу, какую передавал Свой.
Сощурив глаза, она послала взгляд вдоль берега. Были прыгавщие с огнем на скале, были возившиеся со скорлупками на самом берегу, довольно близко от них. И были несколько, поднявшие головы и посмотревшие на нее и ее обретенного Своего.
А затем они побежали прямиком к ним.
Доля удовольствия и насмешки примешалась к чувству настороженности, - да ну, сами? Бегут к ней? И догонять не придется? Вот так охота!
Она внимательно всмотрелась в бегущих и нашла их удовлетворительными. Довольно крепкие, мяса много. Вот только напиравшая от них ярость, вперемешку со страхом, вызывала недоумение. Они бежали, вопя, и воплями пытались заглушить нормальный страх перед нею и Родом. Что-то болезненное чувствовалось в их поведении, что-то вроде бешенства…
Может, лучше их не есть, а? Непонятно, что за дрянь поселилась в их головёнках и гнала их к смерти.
Она взглянула на Своего. Он вышел вперёд, мелкий, худой, он был не соперник даже одному из бежавших к ним. Но Свой - он владел огнем, как и она, и это явно подчеркивало их родство. Сколько бы их ни бежало, Свой будет сильнее. Она прижмурилась с удовольствием, она испытала гордость за его силу.
И тут в него что-то прилетело. Какая-то палка с когтями. Мгновение, и сильная лапа готова была прихватить Своего прочь, но палка не долетела. А следом… пуфф, да они впрямь без мозгов! Они кидались камушками прямо в нее!
И это не казалось желанием поиграть.
Она возмущённо фыркнула, не зная, что вместе с поднявшимся в ней гневом ее глаза вспыхнули в темноте парой исчерна-красных огней, невероятных, невиданных для этих двуногих.
“Отойди!” – она все так же думала и говорила мыслеобразами. Но тут же поняла свою ошибку, Свой тоже был оскорблен, он тоже хотел воздать этим неудачно вылупившимся. Она понимала его чувства. Шаг, другой, крепкие лапы встали рядом с ним.
“Вместе,” – со внутренней улыбкой она озорно скосила взгляд на Своего.
И пропустила по мышцам живота приятную, вибрирующую волну, давая огню заклекотать в глотке.
Весьма кстати она вспомнила то, что видела, летая над гнездами двуногих, – они использовали огонь, чтобы обработать себе добычу для еды.
И уточнила, из самых благих побуждений:
“Которого из них тебе поджарить?”
Картинка была вполне ясной, она бросила Своему в мысли образ костерка и похожих на него двуногих, жаривших дичь.
Отредактировано Jagahar (2025-01-26 15:33:07)
Поделиться72025-01-26 16:18:45
Должно быть, местным жителям частенько приходилось сталкиваться с драконьим молодняком, случайно, по незнанию или усталости, опустившимся на берег и, должно быть, этот молодняк не так уж славно обходился с огнем, раз рыбаки решили попросту прогнать юного дракона, как прогоняют крупных хищных птиц. И все бы обошлось, но принц с его уязвленной гордостью и накипевшим гневом на непослушный и непредсказуемый, жуткий мир оказался между петлей и висельником.
О, он был бы рад отойти! А еще лучше сбежать отсюда, как можно дальше! От самого этого кошмарного монстра. Но опасался делать резкие движения, даже несмотря на заполняющее сознание чужое нежное, почти детское принятие. Так льнут к руке котята. Но котята впиваются в ладонь ногтями и зубами в самый неожиданный момент и умеют подрать шкуру в кровь. Чего ждать от ящера? Лоран лишь растерянно посторонился, уступая драконице место рядом. Похоже, спасаться ценой его благородства она не собиралась, напротив, планировала прихватить с собой мзду со сплоховавашей деревеньки.
Замер потрясенным каменным изваянием, когда под тонкой кожей ее складчатого, чешуйчатого горла потек золотистый цвет и вспыхнул в приоткрытой пасти в упавшей на берег тьме, стоило ему на миг удивления унять магическое пламя.
Всех!
Его Высочество ни на мгновение не задумался, что ему предлагают отужинать или вместе поохотиться на людей. Таких мыслеформ в его сознании пока не было. В их сейчас общем воображении огненный вал накатывал на ошалевшую ночную деревню, сметая ее в горящие, пойманные ночным ветром ошметки сена и дерева. Это не был приказ. Позже принц многократно уверял себя в этом, пересматривая воспоминания, но память - кривляка, и ей не льзя доверять. Это было острое алчное желание, выкованное яростью и испугом быть застигнутым вместе с чудовищем. Надо признать, принцева манерка заметать следы имела размах. Но это не был приказ. Только желание.
Пожалуй, - так он подумает позже, – стоило бежать к людям от дракона, а не напротив, но вилы решили все.
На миг, обнаружив себя между плечом и дрогнувшим за спиной крылом зверя, Лоран ощутил восхитительную, сладкую безмятежность, которую можно испытать только в самом раннем детстве. Дурманящую самоуверенную защищенность. Неуместную, опасную и опьяняющую. Опустил ладонь на мокрую, прохладную шкуру чудища, прислушиваясь к гудящему в зобе жару, создавая такую телесную и такую необычайную синхронию, и мысленно согласился на то, что посчитал сделкой. Вот так Дьявол и скупает души.
Вместе.
В пальцах родился новый огонь.
Поделиться82025-01-26 22:40:55
Всех…
А-ахх, какой накат его чувств уловила она одним толчком! Слившичь со вспышкой огня, что занялся в ее чреве, его яркая, беспримесно чистая страсть отозвалась в ней детским весельем.
Всех!..
Она выпрямила упругие лапы, вскрикнула голову, изогнула стройную шею. Маленький силуэт мрака на фоне темного штормового неба…
И ударил огонь.
..и вспыхнули вопли.
Ее взрослые Сородичи накрыли бы факелом весь берег, до самых домишек. Она же ещё так не могла. Она знала свои пределы, а потому била аккуратно и точно, с филигранным, почти нежным искусством.
Она не могла испепелять, превращать в статуи из золы и праха, – лишь поджигала. Поджигала с хорошим охватом, всех, кто оказывался в конусе удара, и так, чтобы вспыхивали сразу по пол-тушки. Недолго охваченные пламенем, они метались, озаряя ночь, прекрасные в огненном хаосе, потом падали и дотлевали.
Тем временем она уже бросилась длинным прыжком вперёд, к другой кучке двуногих. На дистанции огня, сбоку и вкось, послала факел, на опережение.
Крики сгорали вместе с телами. От пронзительных воплей берег превратился в птичий базар, мечущиеся живые костры создали феерически праздничную, ликующую сцену.
Паника охватила двуногих.
“Разбегаются,” – она послала лаконичный образ, сотканный драконьим зрением, нюхом и чутьем. “Давай, я сгоню их на тебя”.
Охватив хищным взглядом мечущихся зверюшек, темный абрис скалы, зигзаг крыш и торчащие деревца, она уже знала, откуда и как будет загонять дичь. Надо только , чтоб Свой поднялся повыше, для обзора и безопасности.
Дорога от берега шла через деревню наверх, на взгорье. Как раз от него на берег спускался скальный язык, где прежде горели большие костры. Закрывая его от дороги, у самого начала скал высился камень, высокий и узкий, недоступный для бескрылых.
“Я подниму тебя туда,” – она показала мысленную картинку. Спасаясь от ужаса, беглецы устремятся прочь от по дороге, и скалы им не миновать. Других, кто попробует уйти вдоль моря, она перехватит без всякого труда.
А после можно допалить и гнёзда с выводком. Не оставлять же птенцов взращивать месть!
Забава набирала темп.
Отредактировано Jagahar (2025-01-26 22:41:18)
Поделиться92025-01-27 16:55:55
В хищной жадности они оказались изумительно созвучны. В драконьей жажде убийства была чистая месть, простая, как пущенная стрела. А принц малодушничал отчаянно! Любой бы малодушничал в его щенячьи года, если бы из замковых подземелий поднялись к нему обещанные сказками призраки и предложили дружить. Этого быть не может, потому что не может быть никогда! А если и будет – обернется еще пущим кошмаром. Лорану хватило кошмаров в начале лета.
А теперь перед ним полыхала деревенька, и люди метались в пляске смерти, такие узнаваемые! Так и должны кружить люди, терзаемые пламенем. Живые! Память подбрасывала Лорану ряды безучастных мертвых лиц, обглоданные черепа, глазницы, сочащиеся гноем, ошметки волос, голые ключицы – безучастные, погибающие без боли, без терзаний, неуязвимые, смертоносные даже в последнем замахе полыхающими костьми. Отвратительные. Трупная вонь была ничем на фоне запаха гари. Гарь забивала волосы пеплом, ложилась черной пленкой на лица. Он снова стоял в подземном переходе, сожранным огнем с обеих сторон, в горящей ловушке. Мальчишка моргнул. Визжащие люди забегали. Те, другие, они молчали. Не были бесшумными, гудели, скрипели, чавкали разлагающимися мышцами, но молчали. Как судьба. Как смерть. Как Господь бог, слушающий молитвы.
Принесенные драконом образы были непривычными. Ее нюх оказался тоньше и как будто терпимее, хотя различал больше оттенков вони. В темноте она видела куда лучше принца.
Предложение загонять людей застало наследника севера врасплох. Он намеревался уничтожить свидетелей своего провального милосердия, но невольно становился участником охоты на собственных подданных. Сколько же дурацких ошибок он совершил невольно! И сейчас, и прежде! И еще совершит!
Пропустил драконицу вперед, притушил огонь и мгновение был уверен, что надо бежать, но куда? И вдруг ему сделалось совершено очевидно: она отлично видит в темноте. Стоит сейчас броситься прочь, и он станет предателем так же стремительно и просто, как стал другом. В мире этой ящерицы нет ни оттенков, ни религии, ни законов, ни титулов - никаких оправданий. Ее мир черно-белый. И в черно-белом мире, однажды наступив в дерьмо, нужно шлепать по нему до конца. Одна ошибка - и из охотника ты превратишься в добычу.
Подними.
Звучал он твердо, но энтузиазма в принце было ровно до кромки отчаяния.
Он представил лошадь, свою вороную кастильскую Мару, тонконогую, гарцующую, сияющую на солнце, своего лоснящегося боевого Лотара, иноходца, белого в палевых яблоках – айзенской породы. Упряжь, шенкеля, стремена…
Как?
Мысль о том, что монстр понесет его в лапах, Высочество даже не поселила. Верхом его носили лучшие кони из кайзерских конюшен. А в когтях не приходилось.
Поделиться102025-01-31 04:02:40
Дракон помнит всё. С тех ощущений, когда она осознала тесноту скорлупы и стала стремиться к свободе, она помнила каждый миг. Каждый миг был впитан и пережит ею в опыт, дал знание и затем, когда на досуге она лениво переваривала пищу или плескалась в море, вычищая шкурку, она усваивала это знание, насыщая свое нетерпеливое любопытство.
Она легко поняла, что ее Свой ни разу не взлетал. Тому даже не отсутствие крыльев было признаком, а то, как он сжался изнутри, будто готовый к схватке с незнакомым зверем. Она помнила себя – как боялась сама спрыгнуть с уступа в первый день своей свободы. Мать легонько столкнула ее со скалы, и крылья расправились сами, в переплетении восторга и паники.
Но Своего сталкивать не стоило, он же просто упадет насмерть, бескрылый. Его готовность взлететь была беспощадно смертельна для него самого и тем – прекрасна.
Она расправила крылья, бережно, чтобы не задеть Своего, шагнула вперёд и вверх, подхватывая лёгкую костлявую тушку за плечи. Она была нежна, словно брала первое в своей жизни яйцо, а может, что-то такое, сродни материнскому она сейчас и испытывала. Хрупкий, бескрылый, он должен был ощутить силу и восторг полета! Хоть и заимствованную.
Ну… наверное, да?
А сам полет был коротким, взмах крыльев, и они уже оказались на высоте надо всеми. Вровень с тем человечьим гнездом, что стояло силуэтом на верхушке соседней горы и тыкало в тучи своими бесполезно-острыми крышами.
По плавной дуге она в тот же взмах спустилась от верхней точки к намеченному ею базальтовом у столбу. Человеку и ей было просторно на плоской шестигранной вершине столба, взрослому же дракону – лишь на одну лапу.
Точно поставив его на середину скалы, она заглянула в лицо Своему, немного лукаво и с любопытством.
Не собираясь застревать с ним на месте, она сузила глаза в удовольствии от его отваги, – а гибкое тело уже описывало гладкий поворот в воздухе, изменяя направление полета.
А-ахх! Охота!..
***
Море кипело и фыркало, здоровенным зверем ворочалось в темноте, его когти скребли берег у самых домов. Но пусть так, – здесь, у берега оно лишь играло, не показывая своей уродливой страхоты, скрываясь за шумом и пеной.
Там, дальше, в черноте, где смешались небо и вода, там оно было иным. Бунтя Краб помнил гнетущую тишину, сдавившую сердце и самые ребра. Там был истинный ужас, безмолвный, неоглядный, чернота во весь мир и медленное ленивое движение. А что ему было суетиться! Скорлупка Корабли короны – и те были ему игрушкой, что говорить о фисташковой скорлуке рыбаков…
И все же Краб помнил не только свой ужас, – надежда, вот что самое жуткое, вот что изодрало его нутро в ошметья. Надежда.
Он помнил, как они уплывали. Они уносились к берегу, убегая от шторма, бросив его в пасть морю, похоронив живого, увидев тварь, что выплыла из глубины в самом предвестии бури.
Он помнил, как перестал кричать.
Он не помнил, кто и как вытащил его, переставшего быть человеком, чтобы докончить начатое морем. Он умер там, в пасти монстра, – вернувшийся, он был уже другим. Краб появился из моря точно так же, как тот монстр, затаившийся, тихий, вкрадчивый. Он благодарил за спасение, он лизал руки и жопы, но то уже был не он, а Краб.
И не надеждой он жил теперь, а ожиданием. Чего? Он не знал и сам.
Вопль от моря, многоголосый, жуткий, был воплем самого моря. Бунтю как кипятком обварило, не сверху, а насквозь, он будто оцепенел в нестерпимом ужасе.
Они так и поняли, – Краб все так же ссыт перед штормами, – и кинулись мимо него наружу, на вопли и на свою смерть.
Краб не зассал. Прежде, чем кто-то до него, он понял, чем были эти вопли. Не страх, – его охватило жгучей болью восторга. Он ждал, не зная, чего, – теперь он понял, чего он ждал. Они умирали, там, на берегу, те, кто смеялся над его убожеством. Он понял это и дал остальным бежать вперёд, туда, где им наигрывала смерть.
Оставшись один, – а выбежали на крики не только мужики, но и его племянник, и кухарка, - Бунтя встал с непомерным усилием, со стоном, на грани крика, распрямил спину и вытянул крабьи свои клешни. Его боль разрывала ему все нутро, а он все же встал и выпрямился,разрывая себе жилы, ломая кости и кроша многолетнюю маску уродства. Задыхаясь, он постоял посреди пустого трактира, потом сделал шаг и другой, и вцепился в дверной косяк.
Ноги несли его наружу, внутренний жар подгонял: иди, смотри, вот он, твой час! Они подыхают, все они, – море пришли за бежавшими прочь.
Никто в деревеньке не знал глубины его ненависти. Они бросили его морю, они смеялись его калечеству, они слушались его советов, постепенно признав его мудрецом, и жрали, и пили в его трактире, но ни один не видел Бунтю за Крабом.
Он вышел за дверь, в соленые вихри. Ветер срывал с крыш солому и дранку; у края тьмы массивный купец колыхался силуэтом Левиафана, - все, кто мог, теперь бежали сквозь штормовые порывы, сперва к огням, вспыхнувшим вдруг и во множестве, и тут же – от них, не веря и ужасаясь.
Море и Монстр снова пришли вместе, и теперь уже не за Бунтей.
Бунти не было, давно уже был лишь Краб.
— Чего вопишь? – с ласковой, издевательской нежностью он посмотрел в бледное запрокинутое лицо племянника. Тот не понял и не задумывался, как так выходит,что он смотрит на Краба снизу вверх, будто не было тех десятков лет, когда, скособоченный, его дядюшка заглядывал ему в лицо будто пёс, просящий подачки. – Неужто страшно стало, ммм?
— Там… там!..
— Там, – с наслаждением повторил Краб. Он снова смотрел поверх мальчишки, туда, где факелами извивались его односельчане.
— Там – дракон! – выдохнул наконец щенок.
— А ты – здесь, – улыбнулся Краб.
Он без натуги, играючи, поднял руку, какую держал за спиной, и мясницкий секач ударил по лицу подростка. Не сильно, не насмерть. С разящей точностью Краб лишь вспорол тому глаз, потом другой. А после, развернув за плечи, толкнул на дорогу, к разбегавшейся толпе. Он не смотрел уже, как, ослеплённый, махавший руками, щенок с воплями врезался в одного из бежавших. Одежда на том уже горела, огонь перекинулся на злосчастного слепого щенка, но Крабу не было до этого дела.
Внимательно вглядываясь в небо, он смотрел, как крылатый монстр уволакивает кого-то прочь. Улыбка не покидала лица Краба, спокойная, удовлетворенная улыбка. Он был бы ещё более доволен, если бы монстр разорвал того малого прямо перед ним, но нет – так нет.
Что-то странное было в парне, которого волок в небо дракон. Что-то… не то.
Бунтя Краб недоверчиво встряхнул головой. Он попытался разглядеть яснее если не лицо, так хоть фигуру парня. Тот должен был извиваться от страха в когтях у зверя, или обвиснуть покорной жертвой, если уже готов. Но силуэт парня был прям и как будто спокоен. Мелькнув, это невероятное видение заставило Бунтю стиснуть в ненависти кулаки. Этого не могло быть, не должно было быть! Они все должны подохнуть, корчась в ужасе, все до единого пса и едва рождённого щенка!
Он почувствовал себя преданным – снова преданным, оскорбленный в самых тайных своих чувствах, – опять, в бесконечной боли и несправедливости происходившего.
Отредактировано Jagahar (2025-01-31 04:51:38)
Поделиться112025-01-31 10:41:50
Драконица, быть может, и была нежна, но когти всадились в куртку, вспарывая плотную замшу, и коснулись кожи. Потрясенный уязвимостью своего положения, принц не слишком сейчас задумывался, останутся ли следы и как он их объяснит, а в особенности о том, что стоит ей поднажать чуть сильнее, и кожа порвется так же легко, как замша и батист нижней сорочки. Он обнял ладонями то, что можно было бы назвать щиколотками, будь драконица дамой. Обхватил покрепче и подобрал под себя ноги, группируясь под жарки драконьим брюхом, потому что висеть тряпкой – значит, быть добровольной и удачной мишенью для тех, кто еще не отчаялся стрелять. Положение это было неудобное настолько, что Лоран позабыл испытать ужас от происходящего. Или не успел. Дракон взмахнул крыльями раз или пару раз. Вихрь взбаламутил волосы, и вот под его ногами уж крепкая, каменистая почва величественной скальной полки. Мальчишка уронился из когтей неудачно, но перекатился и встал, отряхивая куртку.
Под уступом метались горящие люди. Драконица взмахнула крыльями, швырнув в лицо новый поток ночного ветра. В нем заплясали звезды, далекие и холодные. Единственные трезвые свидетели происходящего.
С уступа отлично просматривалась полыхающая на песчаном берегу деревенька, это дракон верно подметил. Темные силуэт ящера казался хищной птицей, заходящей на новый круг. А внизу человек резал лицо другому, и это было неправильно. В этот час люди должны были держаться вместе, бежать вместе в окружавшие бухту скальные расселены, в мокрые узкие пещеры, прятаться вместе. Спасать друг друга! Остаться человечными. Но старик толкнул ослепленного мальчику в огонь, и на мгновение они встретились взглядами – принц, темный силуэт на скале - и этот безвестный, изъеденный солью дед, такой же темный в зареве гудящего пламени и паре прекратившегося дождя. Легкое пламя сорвалось с пальцев и метнулось сияющей стрелой в грудь незнакомца, а потом жаром обошло трактир. Драконица упоенно плясала в воздухе, и Лоран понял, что сейчас он свободен. Развернулся и бросился прочь под кроны тонкой наскальной рощицы, окружившей Аббатство. Он, наконец, был спасен от дьявола и свидетелей, но не от опыта и греха. Впрочем, грехи еще можно замолить, хотя исповедоваться в таком не стоит.
Поделиться122025-02-07 03:41:21
— Это не маяк! Скалы по курсу!..
С вопля марсового “Марипоса”взорвалась хаосом и бестолковщиной. Клял всех боголхульно и отчаянно боцман, молились сквозь стиснутые зубы матросы, сражаясь со снастями; малочисленные солдаты, враскоряку удерживаясь на палубе, проверяли оружие, наспех завязывали и защелкивали доспехи, а бедолага Санчес…
“Малыш” Санчес, впервые вышедший самостоятельно в большой рейс, вглядывался в мелькание огней на опасно близком берегу. Происходившее там было… нелепо.
Береговые пираты Севера, нарваться на них можно по всему побережью, скалистому и изрезанному. Опасность, о которой предупреждал его отец, когда дал согласие на северный рейс. Он рассказывал, что и простолюдье этих мест на брезгует попользоваться выгодами рельефа, если на камни занесет невнимательный нао. Едва марсовый распознал угрозу, капитан тотчас начал маневр, отводя “Марипосу”. Но что за чертовня вдруг случилась на берегу?
Санчес -младший впился пальцами в планшир, не замечая, как заломило мышцы, и побелели костяшки.
Фигуры на берегу метались на фоне огня, и огонь разрастался. Это уже не походило на здоровенный костер, что вводил в заблуждение мореходов, – свет огня очертил силуэты домов и людей, и пламя прямо на глазах захватывало деревню.
— С-санта Мадонна Грасиата! – гаркнул кто-то чуть не над самым ухом Санчеса-младшего. – Видит же Бог всякое дело под небом! Кара Господня…
— Залупой пялишься или глазами?! То ж дракон! Дьяволов посланец!
— Дьявол счёт предъявил, своих забирает…
Малыш Санчес безмолвно пошевелил губами. Дракон… Крылатый силуэт не выглядел большим, но извергал огонь так далеко и так яро, что дрожь пробирала и жаром, и льдом. Люди гибли, дома горели. Кара Господня на разбойный люд или дьяволово веселье, – но, едва сумев совладать с оцепенением, молодой купец заорал во все горло, развернувшись всем телом к мостику:
— Уходим! Уходим, капитан, быстрее отсюда!..
Тот и сам знал, что делать, его люди работали со всей натугой, и Марипоса, дрожа под ударами волн и шквалов, повернулась от берега и помчалась прочь с такой скоростью, точно само судно подстёгивал ужас.
***
А дьяволовой посланнице было ровным счётом ни до моряков, ни до “дьявола”, концепции которого она не знала, - и даже мстительная ярость, начавшая ее забаву, уже давно отступила.
Она веселилась, просто и без затей, игралась, как в недалёкие детские дни, гонялась за убегающими двуногими и развлекалась их смешными попытками спастись.
Кто-то побежал к воде, – наверное, думали, что вода остановит ее, извергавгую пламя, а может, просто привыкли искать в море и пропитания, и спасения, и в жуткие минуты – отчаянной надежды.
Кто-то, что было ожидаемо, убегал по дороге наверх, к скале, куда она забросила Своего, – тех она на него и оставила, его огонь тоже был точным и сильным, она могла не заботиться о той стороне.
Ей хотелось спросить Своего, хочет ли он приберечь пару двуногих себе на перекус, но сказанное им: “Всех!” – ещё помнилось молоденькой дракошечке, такие сильные эмоции были вложены в один-единственный образ. Она сочла ненужным вмешиваться в его решение. Каждый сам лучше знает, когда он голоден и что хочет съесть.
Она же была голодна, давно голодна! Ее смущало подозрение, что поведение двуногих какое-то нездоровое, так что она выбрала себе на ужин нескольких небольших, ещё молодых особей и аккуратно убила их когтями, чтобы не портить вкус горелым. Они были неплохи, хотя и не утолили ее аппетит полностью. Подумав, она взлетела снова, решив поискать добавку среди убежавших раньше. Далеко ли они могли убежать!
Да и то самое, сказанное ее Своим “всех!” – ещё имело силу обязательства. Свой спас ее, и если он считал, что этого гнезда двуногих не должно остаться вовсе, - его не останется.
..Под утро она устала. Надо было бы найти местечко поспокойнее, повыше – ну пусть та же скала, где она оставила Своего. Кстати, дна давно не замечала оттуда огня, наверное Свой тоже устал и спит. Так она думала, загоняя и вычищая последних из спаленного гнезда, а потом, уже с трудом двигаясь, от усталости и обжорства, поднялась на скалу. Круглое пузико волочилось по земле, когда она добралась до подножия камней. Сейчас, ещё лишь один взмах крыльев, и она устроится рядом со Своим и отоспится, удовлетворённо и сыто пригревшись возле Своего. Ей не хватало чувства Гнезда, не своего, пока что пустого и одинокого, а прежнего, материнского, где она с сиблингами устраивала кутерьму, ощущая себя в полной безопасности. Не хватало чувства близости со своей кровью.
Или это уже был первый зов ее собственной крови – и плоти, заставляющий забыть о неприязни к сородичам?
Она не знала.
Она собралась было придремать прямо тут, под скалой, не забираясь наверх, но все же хотела посмотреть, как там устроился Свой, и взлетела.
Ух как тяжело взлетела, пыхтя и отдуваясь, со своим наетым пузичком!..
А Своего не было. Ну вот просто так, и не было. И запах, - она издалека проследила его направление, - был уже остывший, давний. Она было загрустила, но как-то не слишком хотелось грустить после ночи игр и еды, так что тяжёлые веки сами собой прикрыли глаза, голова упала на лапы, и, бросив в пространство вокруг сонный образ: “Ты где? А я вот тут, спать…” – она заснула.
Молоденькому дракону, с ещё не установившимися сотнями лет привычек, спать хватает пары часов, только потом надо хоть разок в десять лун отоспаться, не замечая восходов и закатов. Она проснулась бодрой, задорной – и очень любопытной. Почему Свой ушел с веселья так рано? Ушел сам,- в запахе не было ни страха, ни агрессии, – и не так сложно было понять, куда он ушел. Неподалеку было большое каменное гнездо, и запах, остывший за ночь, тлел смутной дорожкой прямиком туда.
Ей стало интересно, как живут в таких гнездах?
Сегодня она была и сыта, и полна сил, и множество съеденных двуногих были в ее распоряжении с прошлой ночи… Но, из-за смутного непонимания, она решила не натягивать двуногий образ. Много вопросов. Мало знаний.
Вчера, мимоходом попавшие на зубок, у нее были и другие варианты. Один из них она и выбрала – маленький, покрытый приятной на ощупь шерстью, с запахом тепла, уюта и такого же безудержного любопытства, как ее собственное.
Выбор оказался неудачным. Чтобы не привлекать нежеланного внимания, она преобразилась почти возле самой скалы, между деревьев, – и маленький образ, хотя и удобный, внезапно стал причиной больших незадач.
У принятой ею формы были слишком маленькие лапки!
А до каменного гнезда… эх, дотуда она могла добраться за пару взмахов, – но идти лапками оказалось невероятно долго и, под конец, даже мучительно.
Всё ее любопытство иссякло к концу пути, оставив лишь неимоверную досаду и усталость. Зачем вообще она решила идти лапками? Чем плохо было бы долететь до этого гнезда, а образ принять уже внутри, после приземления где-нибудь в спокойном месте?
…ну, она и впрямь была ещё очень юна. Думая так, она ровным счётом ничего не знала ни о двуногих, ни об их гнездах.
Пушистое тельце, истомленное долгой ходьбой, упало на краю дороги у ворот аббатства. Кое-какая трава тут росла, так что было почти мягко. Пестрый клок шерсти свернулся в клубок - пока что неуклюжий, с точки зрения любой урождённой кошки, - и заснул, даже не подумав, что такому маленькому существу может быть небезопасно лежать на дороге, пусть и с краю. Ей хотелось выспаться прежде, чем что-то разузнавать о Своем.
Поделиться132025-02-07 13:11:36
Мальчишка плохо помнил, как добрался в ту ночь до стены аббатства. Помнил, как задыхаясь бежал через рощу, как бросались в лицо подсвеченные луной стволы, что тянувшаяся с побережья гарь забила легкие и стаяла горечью во рту. Гарь въелась в кожу в волосы и сушила горло. Из-за спины все тише и тише доносились крики и вой горящих людей. Наконец, он вынырнул на луг, промчался через него, путаясь в высоких ночных травах, и ударился о приземистую каменную стену спасительной божьей обители. Никогда еще Господь не спасал юного принца так буквально.
Вскарабкавшись по неровностям старинной кладки, Его Высочество спрыгнул в цветник, чавкнула жирная после ливня почва. Лоран поискал заполошным взглядом окна отведенных ему покоев…
Он помог дьявольскому отродью, а стал причиной гибели деревеньки, не это ли наказание? Убережет ли его Спаситель теперь? Можно ли вымолить прощение и избавиться от Лукавого? А если нет… нужно хотя бы помолиться за покойных!
Избавившись от мокрой одежды и кое-как просушив волосы, Его Высочество спустился в молельню, вызвав некоторое недоумение ночной стражи. Но обет молчания принятым принцем был известен, и вопросов ему не задавали. Мальчишке приснился страшный сон? Едва ли столь юному существу грехи не дают спать. Остаток ночи Лоран провел в молитве, и спать ему не хотелось. Лишь лихорадочное отчаяние заупокойной унялось до смиренного Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum.
К утру с проезжавшими по тракту путниками пришли вести о сгоревшей деревушке, и монахи, отзавтракав, двинулись вниз, чтобы разобраться в произошедшем и похоронить по обряду тех, кого еще стоило хоронить. От завтрака принц не отказывался, но есть не мог, а потому неспешно мешал постную монастырскую овсянку. Хотелось запереться и остаться в одиночестве со своими молитвами, но сказаться сейчас больным было опасно. Болезнь мага могут связать с деревней, люди способны выдумывать самые лютые причинно-следственные связи. Так недолго и вурдалаком прослыть, и одержимым, и безумцем. А потому принц слушал, как переговариваются монахи, как настоятель обсуждает с сопровождающим принца пастором детали произошедшего ночью трагического события.
- Дракон, святой брат, – осеняя себя знамением кивал седой осанистый настоятель. – На побережье такое случается. Сегодня же придадим останки огню и отпоем.
Лорану стало легче. Никто не заметил на нем дьявольское метки. А говорят же, что черт метит тех, кто вступает с ним сговор… Честно проглотив пять ложек овсянки, Его Высочество вернулся в церковь и продолжил молитву теперь уже за упокой душ погибших вместе с оставшимися в аббатстве пожилыми монахами, от которых не было толку на разборе сгоревших руин. С людьми было спокойнее. Но детский страх, что дьявол все же найдет и заберет его, буквально проломив крышу храма когтистыми лапами, то и дело снова возвращался. На печах, где коснулись кожи драконьи когти, Лоран нашел мелкие царапины. Но что если он проклят, и эти метки никогда не заживут?
Присутствие наследника требовалось на отпевании, но смотреть на сгоревшую деревню не было никакой нужды, а главное сил. Да, эти люди были гадкими, грязными, нищими и уродливыми, а ко всему, как он понял, наблюдая приманенный огнями корабль с высокой скалистой полки, еще и помышляли какой-то мерзостью… Но это были люди. Лоран уже знал, что умеет только разрушать. И это клеймо не смоешь. Это и есть дьявольская метка.
- Смотри-ка, –чумазый и пропахший дымом брат Ганс возвращался с пожарища вместе со своим извечным и неразлучным спутником братом Клаусом. Добры эти монахи были так дружны, что в пору было бы подозревать неладное, если бы аббат, человек понимающий не смотрел на неладное сквозь пальцы. – Отдыхает!
Кошка в доме лишней никогда не бывает. Особенно в монастырских подвалах.
- Кис-кис-кис! Ну-ка, подь, - Ганс потянулся, чтобы погладить дикарку, но Клаус придержал его за плечо и принялся развязывать длинный пояс, изрядно смутив спутника: ну, не посреди же дорогу в светлый божий день!
- Спугнешь.
Кончик монашеского пояса весело заплясал перед кошачьим носом черной, но игривой бабочкой.
Поделиться142025-02-18 22:04:54
«Обернусь я белой кошкой,
Да залезу в колыбель.
Я к тебе, мой милый крошка,
Буду я твой менестрель.» ©
Драконица открыла глаза, - один синий другой зеленый, - уставившись на двух людей перед ней. Что они себе позволяли, размахивая шнурком перед ее носом! Совсем эти людишки потеряли всякий стыд, всякую совесть.
Утробно заворчав, она вскочила на ноги. Лапы расставлены, шерсть дыбится на загривке точно шипы в истинном облике. Мгновение-другое, и цепкая лапка ударила по надоедливому шнурку.
Раз-другой-третий!
Это было так весело, что драконица не заметила, как поддалась своим-не своим инстинктам. Она, небесная хищница, землерожденное пламя, валялась на пыльной дороге и дико ворчала, впиваясь когтями в игрушку.
- Экая охотница! - Восхитился Ганс, опустившись на коленки чтобы лучше рассмотреть кошку. В другом бы состоянии она с удовольствием продемонстрировала этому мягенькому человечку, какая она охотница на самом деле. Но второй изрядно ее порадовал, и драконица решила, что она, как достойная наследница и сестра великих, позволит этим двоим жить чтобы развлекать себя.
К тому же ей еще надо было найти Серебряного.
- Пойдем-ка с нами, милая. - Клаус опустился рядом, протянув руку. Драконица замерла, посмотрев на него, настороженно навострив уши.
Раззадоренная, ей было интересно куда это они хотят ее отвести. Вдруг там будут какие-нибудь Красивые Вещи, которые она сможет забрать? Потом она обязательно отнесет их Серебряному, поделиться радостью. Эти мягенькие существа ведь не просто так создают Красивые Вещи...
Она обратилась куда-то внутрь заимствованной сущности, найдя там то как ей стоит повести себя: подойти вперед, втянув когти и заменив рычание бархатистым урчанием. Ткнуться мордой в подставленную ладонь, позволив себя погладить. Странное ощущение, непривычное.
Но еще страннее было когда рука мужчины скользнула ей под брюхо, аккуратно поднимая пушистую тушку от земли. Словно она его добыча!
«Нет, не добыча.» Сказала сама себе Шаас, успокаивая всколыхнувшееся возмущение. «Это они добыча.» Она слышала истории, как двуногие сами искали снохождения могучих ящеров.
Задумавшись и пригревшись, она почти задремала в ладонях монаха, позволив ему отнести себя в амбар при монастыре. Вряд ли он знал, что как только "кошка" оказалась одна, она выскользнула за дверь. На лужайке паслись толстые, вкусные овцы, которые драконица стоически проигнорировала. Здесь были вещи и поинтереснее...
Обежав окрестности, ей в нос ударил знакомый запах.
Серебряный был где-то здесь!
Конечно же его надо было выследить. И она выследила! Сначала Серебряный с группой людей пошли в какой-то большой каменный зал с красивыми стеклами - она сидела в образе соколицы на окне. На полу этого зала была картина дракона, борющегося со всадником на белом коне. Дракон и конь ей понравились, всадник не очень.
Потом - он ушел. Но охотница на то и охотница, она выследила его. Напротив гнезда Серебряного росло дерево, на котором никто не заметил сидящую соколицу. Подождав, когда в окне появится знакомый человек, она ловко скользнула внутрь.
Приземлившись на окно, драконица негромко крикнула, привлекая внимание юноши. А потом вновь обернулась кошкой, жалея что не может в этом облике разговаривать. Разные глаза внимательно следили за Лораном. Тот явно ничего не понимал. Кошка вздохнула, как-то уж больно по-человечески.
Точнее, по-драконьи.
Шаас прыгнула на стоящий у окна стол. С него — на пол. С исключительно кошачьей грацией, с гордо поднятым хвостом, прошествовала вдоль двери.
Мгновение-другое и силуэт кошки смазался, вытягиваясь и меняясь. Теперь перед принцем стояла девушка, чуть старше самого принца. Темные глаза, темные волосы. Была не особо симпатичной, проскальзывало что-то неуловимо первородное.
Но разве это было важно, учитывая что девица была абсолютно голой?
Тело её, слегка угловатое, было поджарым и сильным, точно у гончей.
— Я хочу знать, — Голос драконицы хрипловатый, словно она не очень часто использовал слова. Развернулись в полуоборота, она задвинула маленький засов на двери — такой выдавить снаружи раз плюнуть, но хозяину комнаты даёт мнимое ощущение изоляции. — Я хочу чтобы ты знал, — Повторила Шаас, словно пробуя слова на вкус. — Что ты помог мне, а я помогла тебе, Серебряный. — Она подошла ближе, встав напротив юноши.
— И поэтому я ничего тебе не должна. — Поставила перед фактом. — Но я хочу знать, почему ты помог мне.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/5e/af/9/906841.gif[/icon][nick]Shaas [/nick][status]живое пламя[/status][zv]<div class="lzname"><a href="https://renaissance.f-rpg.me/">Шаас из Мелководья</a></div> <div class="lzrace">дракон, ~20</div> <div class="lzzv">вольная драконица</div> <div class="lztext">дочь великих, сестра могучих</div>[/zv]
Отредактировано Niel of the Shallow Water (2025-02-19 19:18:11)
Поделиться152025-02-19 20:22:36
Заупокойный молебен тянулся до вечерней службы. Лоран не понимал, как монахи не устают петь. Впрочем, голоса их охрипли. А после, к ночи, когда они обследуют всю выгоревшую деревушку и соберут останки, они начнут обмывать покойных и плакать над ними. Этого принц перенести не мог. Прежде его магия не была такой разрушительной. Такой напрасно разрушительной. Он мог уйти, сбежать в дождь и ночную мглу, и все были бы живы. Кто-то был бы жив… Хоть кто-нибудь. Гнев – такая парадоксальная и досадная слабость. Можно ли смирить ее молитвой, постом и аскезой, если она вплетена в саму суть твоего существа? Он не раз задумывался, связана ли магия в его характером или характер определил магию, или все это абсолютная случайность? У каждого есть свой путь преодоления себя и, если Лоран не ступит на свой, последствия могут быть самыми плачевными. Эта идея не была еще сформирована до конца, но ощущение уже родилось. Ровно как в фехтовании любой слишком яростный выпад оставляет тебя открытым и уязвимым.
Принц вернулся в келью и повалился на узкую кровать. Усталость давала о себе знать: по краю зрения танцевала голубоватая ряска, а тени и углы обретали неоновый люминесцентный подбой. Дрема затягивала сознание вялой туманной пеленой, а потому на шелест птиц он не обратил никакого внимания. Птицы звонко перекрикивались в кроне дуба, празднуя скоротечное северное лето и ища самых серьезных отношений. Смеркалось.
Женский голос вырвал принца от густого небытия, он вскинулся и, завидев в сумраке силуэт, вмазался лопатками в изголовье кровати. Помедлил, рассматривая острые коленки, дерзкие вздернутые соски и такой же остренький дерзкий вздернутый нос. Моргнул. Благодарение Дианти видеть обнаженных девиц ему уже приходилось. В Академии ходили слухи, что мальчишки попроще происхождением подсматривали за девицами в купальне, но знать до такого не опускалась. Во всяком случае принца на эти подвиги не приглашали. Да и зачем? Мальчишкам побогаче такое образование охотно давали дома.
Тем не менее Лоран бы абсолютно уверен, что он спит, а сатана не закончил искушать его. И если прошлой ночью нечистый испытывал его в гнев, то нынешней намерен вовлечь в грех похоти. Отчего сатана посещает его в святом месте, Лоране задумался. Видно, братья были не так уж чисты… Мальчишка осенил себя крестным знамением, но девица не исчезла.
- Ты суккуб? – неуверенно поинтересовался Его изумительное Высочество. – Я не буду делать с тобой то, ради чего ты пришла. Это святое место.
Наконец, обнаружив в себе достаточно сил, - а ведь говорят, что суккубы лишают своих жертв воли, - он скатился с кровати и распахнул сундук со своими вещами, дернул оттуда тонкую батистовую сорочку с чудесным кружевом и швырнул девице через келью.
- Надень.
Поделиться162025-02-19 21:22:39
Она с полсекунды рассматривала чужое лицо, с которого так быстро исчезло выражение безмятежного сна. Когда Серебряный вскочил, Шаас рефлекторно шагнула назад - и не справившись с мало понятным телом, запутавшись в длинных ногах, шлепнулась голой задницей на каменный пол.
Шаас раздражённо зашипела, явно ругая камень на своём, драконьем. Внутри отголоском далёкого пламени колыхнулась злоба. Своя или чужая?
- Кто? - Потирая ушибленную часть тела, она неловко поднялась на ноги. Точно не девица в возрасте невесты, но только родившийся жеребенок. - Я - Шаас. Огонь, рождённый в земле, вблизи воды, закаленный ветром. Кровь и плоть Древней Матери, пожирающей и дарующей жизнь. А не какая-то там сука! - Расправив плечи и выгнув грудь колесом гордо заявила девица. Может быть человек стукнулся головой и забыл их приключения? Бабушка говорила, люди забывчивы, особенно когда сами хотят забыть.
- Как это не будешь? - Шаас возмущенно сложила руки на груди, брови её нахмурилась. - Значит, вчера ты был рад и доволен, когда я тебя взяла. А теперь даже говорить со мной не желаешь?! - Была бы она в истинном облике, из её носа наверняка вырвались языки пламени. Но она не была.
- Что ты.... - В неё что-то прилетело. Шаас попыталась шарахнуться, негромко взвизгнув когда на неё приземлились что-то непонятное. - Опять сети?! - Задергавшись, пытаясь содрать с себя ткань, она опять чуть не врезалась - на этот раз в стол. Но драконица сумела победить сорочку, героически стащив её с себя и с удивлением уставившись на тонкую ткань.
Красивая!
- Зачем мне это? - Не столько у него, сколько у себя самой спросила Шаас. Потом задумалась, вспоминая что-то.
Что там было, зачем им одежда... Приличие, тепло и статус. Кажется.
Лицо Шаас осенило озарение, которая бывает у ученика, отвечающего перед строгим учителем. Наверное Серебряный не хотел чтобы она замёрзла!
Доаконица накинула ткань боком на плечи и спину, даже не подумав одеть её как положено. И забралась на кровать, подобрав от холодного пола пятки, сложив ноги перед собой треугольником.
- Что такое святое? И почему мне должно быть важно, святое оно или обычное?
[nick]Shaas [/nick][status]живое пламя[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/5e/af/9/906841.gif[/icon][zv]<div class="lzname"><a href="https://renaissance.f-rpg.me/">Шаас из Мелководья</a></div> <div class="lzrace">дракон, ~20</div> <div class="lzzv">вольная драконица</div> <div class="lztext">дочь великих, сестра могучих</div>[/zv]
Поделиться172025-02-19 22:01:15
Его Высочество, к своему прискорбию, видел неловких женщин. И даже пьяных женщин. Но эта не казалась ни пьяной, ни неловкой, как какая-нибудь пастушка, впервые получившая шпагу и вставшая в первую позу. Эта казалась… больной? Проезжая по столице в картеже от главных ворот ко дворцу, видел он и просящих милостыню, опирающихся на костыли палки и не владеющих своими убогими телами. Хотя стража старалась спровадить этих людишек подальше от центра в их грязные норы. Нет, и больной она не казалась. Тело было крепким, удивительно грациозным в контурах и, надо признаться, соблазнительным. Однако девица болталась, как марионетка на крестовине, падая, когда хозяин, отвлекшись, забывал, что ее надо держать. Принц помедлил, всматриваясь в нее, вслушиваясь, но черты ему ровно ничего не напоминали, зато слова… Может ли суккуб быть драконом? Богословских знания Его Высочеству определенно не хватало, однако дьявол имеет множество обличий – это каждому очевидно. Огонь, рожденный в земле… Кем же ей еще быть?
- Я вовсе не хотел, чтобы ты меня брала!
Неожиданно для себя принц вспыхнул накипающей яростью, мгновенно вспомнив панику, подступившую тошнотой к горлу, когда под ногами потянулись горящие домишки.
- Я принц, в конце концов! Однажды все в этих землях будет принадлежать мне!
Тут он приврал, но грех не обмануть нечистого.
- Если ты хочешь меня носить, изволь носить меня правильно!
В голове Лорана кружили былички о том, как святые в разное время посрамили Дьявола. Первого искушал он яствами, но тот вырвал себя язык и не мог их испробовать. Второго искушал он песнями, но тот залил себе уши воском и не мог их услышать. Третьего искушал он наготой прелестной девы, но тот… Впрочем, не стоит уходить в крайности!
- Это сорочка, Шаас, - растерянность гостьи смирила его раздражение. – Ее носят, чтобы нагота не искушала. Чтобы твое тело меня не… тревожило. Надень.
К этому времени несмотря на гротеск, ужас и комичность ситуации, тревожило его это тело вполне. Молодость бывает очень требовательна. Девица устроилась на кровати, Лоран набрал в грудь воздух, чтобы что-нибудь еще ей запретить, и почувствовав, как жар заливает скулы, медленно выдохнул и отвернулся к окну в надежде, что ночной ветер остудит щеки, да и все остальное. Игрейн он так раскованно не виднл никогда. В воде не слишком налюбуешься. Тем временем закат уронился за кроны деревьев, и в комнате сгустилась обещающая покой мгла. Хозяин кельи пристроился на подоконник на спасительном расстоянии от демоницы.
- Святое. Здесь служат Господу, и нужно вести себя подобающе. Тихо и спокойно. А если ты хочешь со мной говорить, это должно стать важным для тебя.
Поделиться182025-02-19 23:35:59
- Так ты бы помер! - Удивилась Шаас. - Раз и все! - Провела рукой по горлу, откинув голову и вывалив язык на несколько секунд.
Все в этих землях? Шаас фыркнула, смерив юношу скептическим взглядом.
- Но все может принадлежать только Матриарху, а ты на Матриарха не похож. - Люди очень ценили свои территории, даже хуже Спящего. Тот хотя бы не нападал, если просто приземлишься отдохнуть на его остров. В хорошем настроении Спящий мог и поделиться чем-нибудь интересным! Люди же, когда Шаас вздумалось отдохнуть в уютном амбарчике, гнали её вилами. В лучшем случае. Пару раз получить от возмущенных фермеров хватило, чтобы больше не пытаться.
- Спорим я стану Матриархом раньше, чем ты? - Азартно предложила драконица. Точно так же, как привирал Серебряный, привирала и Шаас: в ближайшие пару-тройку сотен Матриархом она не станет. Да что там тройку, на много больше!
Ей и не то чтобы сильно хотелось...
- Аааа! Точно, вас же пугают эти смешные мешочки. - Шаас ткнула себя пальцем в левую грудь, тут же поморщившись. Не рассчитала силы. - Зачем тогда они нужны, совершенно не удобно. Вот у нас такого нет. Хотя ты, наверное, и так видел. - Решив снизойти до просьбы Серебряного, она кое-как натянула одежду на себя. - И почему это тебя тревожит тело, а одеваться должна я? - Озадаченно поинтересовалась девица, пока боролась с сорочкой. Одеться заняло больше времени, чем положено: драконица опять запуталась. Но в конце-концов из воротника показалась её темноволосая голова, а тонкая ткань скрыла изгибы её тела.
Или не скрыла, но очень соблазнительно размазала силуэт, давая простор фантазии. В прочем, в поведении девицы не было ничего соблазнительного. Себе отчета она явно не отдавала, и голое тело для нее было чем-то совершенно нормальным.
- Зачем? Это как Древняя Мать? - Вопросов у неё было множество, один пробуждал другой. - Я хочу знать почему ты мне помог. - Всё-таки понизила голос Шаас. Очень вовремя, потому что в коридоре послышались шаги. – Почему твой огонь откликнулся на мой.
[nick]Shaas [/nick][status]живое пламя[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/5e/af/9/906841.gif[/icon][zv]<div class="lzname"><a href="https://renaissance.f-rpg.me/">Шаас из Мелководья</a></div> <div class="lzrace">дракон, ~20</div> <div class="lzzv">вольная драконица</div> <div class="lztext">дочь великих, сестра могучих</div>[/zv]
Отредактировано Niel of the Shallow Water (2025-02-20 00:04:33)
Поделиться192025-02-20 00:19:22
Матри… кем?
Ему понадобилось немного времени на прохладном и обнадеживающем подоконнике, чтобы вспомнить смысл слова.
- Я определенно не стану матриархом никогда, - категорично отрезал мальчишка.
Даже если Анейрин очень постарается.
- Так что ты выиграла и можешь задать вопрос.
Неочевидно для себя самого, но в силу душевной склонности и особенностей сурового северного воспитания, сильно отдающего муштрой, наследник Айзена формировал свод правил, по которым готов вести переговоры с сатаной. Исключительная самоуверенность. Но так бывает с венценосными особами.
И он бы охотно послушать вопросы, если бы девица не принялась мять свою грудь… Она была очень неловким суккубом. Бывают же ученики суккубов? Подмастерья? Подсуккубья? Тем не менее это диковатое движение оказалось волнительным… Лоран невольно сглотнул набежавшую невесть откуда слюну и почувствовал, как гадостно сохнет в горле.
- Грудью кормят детей, - зачем-то пояснил он, ощущая себя полнейшим дураком. – И это просто красиво… То есть… они красивые.
Принц умел был галантным, если сосредотачивался, но сейчас совсем не выходило. Отчаявшись, он прикрыл лицо руками и сквозь пальцы наблюдал, как она возится с сорочкой. Тянуло помочь, но так будет совсем-совсем еще хуже. Наконец, демонесса справилась, и теперь остренькие соски манко натягивали тонкую ткань. Лоран потер глаза, пытаясь сосредоточиться на том, что она говорит. Хрипотца дразнила. Он медленно выдохнул.
- Я с трех лет езжу верхом и еще ни разу не «помер», - решил спасительно переменить тему, но точеные, смуглые коленки подсвеченные голубоватой луной очень отвлекали. Ездил он верхом, конечно, сперва на веселом сером пони, но тем не менее ничего себе все еще не сломал и теперь отлично держался в седле. – Для этого есть упряжь.
Отчего-то мысль посрамить дьявола казалась Лорану амбициозно азартной и где-то глубоко внутри подмывала на запальчивую глупость, хотя разум подсказывал, что нужно немедленно бежать к настоятелю. Но вместо возмущенного «господь – истинный создатель всего сущего» принц кивнул.
- Я не знаю, что такое Древняя Мать, но Создатель требует почтения, а его храм тишины и сдержанности. И сорочки.
В своем беглом воображении, он уже столько всего сделал с этим поджарым смуглым телом в ярких коротких неопытных мазках, что Создатель бы поседел, если бы не был сед. Во-всяком случае именно таким его рисовали.
Наконец, убедившись в том, что гостья оделась, Лоран поднял в свечах огонь, и комната озарилась теплым приглушенным светом, разбросав по углам трепещущие на летнем ветру тени.
- Мой огонь делает то, что я хочу, - он пожал плечами. – Я думал, ты магичка. Мой дом ведет войну, и маги в ней бесценны, а потому каждый, кто слышит зов, должен помочь.
Интересно, подумалось, будет ли дьявол искушать его на этот раз победой, неизмеримой силой, удивительным миром или еще чем-то, что можно предложить заинтересованному.
Поделиться202025-02-20 00:47:40
- Я не знала что вы умеете отращивать части тела! - Восхитилась Шаас, опустив взгляд себе на грудь. Воображение очень ярко нарисовало ей как мать отрывает от себя один из мешочков; потом от них еще кусочек, и еще, вкладывая окровавленную плоть в зубастые пасти маленьких человечков. Драконице казалось вполне логичным такая картина. Только вот если так могут люди, не значит, что и она сможет. Пробовать она не станет, конечно же. Но может Серебряный ей расскажет.
- Так они красивые или тревожные?... - Он совсем ее запутал. Еще чуть-чуть и из ушей Шаас пойдет дым от напряга мозга. Люди такие странные, как ей их понять? Жаль рядом нет никого из старших, чтобы объяснили ей что и как.
В голове пронесся образ утерянной матери, точно огромные крылья ее вновь закрыли небо, и Шаас мрачно вздохнула.
- У меня сильные лапы, я бы тебя не уронила. - Вытянув вперед руки, она демонстративно пошевелила пальцами. - И я не лошадь, чтобы на меня упряжь надевать! Ты, Серебряный, должен благодарить Мать, что одарила тебя честью подняться в воздух. - Муторные события ночи слились в разуме драконицы в сумбурное, непонятное пятно. Вот она ест овцу на берегу моря, а вот - ей становится дурно, откуда-то выпрыгивают люди с сетью... Серебряный, гроза, огонь снаружи, огонь внутри.
Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания. И свалилась на кровать.
- Я - дракон. - Заботливо пояснила Шаас, если Серебряный сам еще этого не понял. Она перевернулась на спину, сунув под голову подушку. - Я знаю. Бабушка про это рассказывала. Она считает, что нам не стоит в это вмешиваться. А мне кажется ходячие трупы это как-то… мерзкенько. Мой брат отчаянно хотел слетать на север, посмотреть откуда идут трупы. Но бабушка ему запретила.
[nick]Shaas [/nick][status]живое пламя[/status][icon]https://forumupload.ru/uploads/001c/5e/af/9/906841.gif[/icon][zv]<div class="lzname"><a href="https://renaissance.f-rpg.me/">Шаас из Мелководья</a></div> <div class="lzrace">дракон, ~20</div> <div class="lzzv">вольная драконица</div> <div class="lztext">дочь великих, сестра могучих</div>[/zv]
Отредактировано Niel of the Shallow Water (2025-02-20 00:48:13)