После ночевки в «Веселом Висельнике», где юную донну Монсеррат, ее служанок и охранников, разместили со всем возможным комфортом в пяти комнатах, дуэнья ее, донна Бертина, сделалась особенно мрачна, тиха и молчалива. Старая дева, взятая Монсеррат на службу именно для этой поездки, Бертина и так не отличалась многословностью, пока дело не доходило до обсуждения любимых книг, и обыкновенно перебирала свои сердоликовые четки, но словно бы при этом и не молилась, а просто о чем-то думала. Отговаривать свою юную госпожу от задуманного она не смела, да и кто бы посмел это сделать во всей Кастилии? Разве что отец?
В отцовской люббви и том, что он благословит её счастье, Монсеррат не сомневалась. Как не сомневалась в том, что выбор ее дона Диего ужаснет. Да и не только его, но всякого, кто узнал бы, кого восемнадцатилетняя красавица, вторая из самых завидных невест Кастилии после Инфанты, избрала себе в мужья.
Избраннику ее тоже предстояло ужаснуться своей участи, но пока он проживал последние минуты своей свободы, а Монсеррат с предвкушением и даже каким-то романтическим возбуждением рассматривала высокие стеллажи, заставленные бесчисленными книгами. О встрече в библиотеке она попросила сама. Отчасти желая убедится, что замужество ее не будет скучным, если размеры и богатство оной ее впечатлят, отчасти стремясь понять вкусы дона Нино Сантоса, в народе прозванного Сатаниной.
Не будь этого прозвища, воспетого в куплетах и памфлетах, Монсеррат о графе Арканарском и не узнала бы – в столице дон Сантос бывал только на похоронах одних королей и коронациях новых.
Слухи же, да что там… легенды, рисовали этого почтенных лет господина чуть ли не чудовищем и приписывали ему все возможные пороки и преступления, перечень которых был вовсе не так впечатляющ, как обозреваемая Монсеррат библиотека и сводился к тому, что граф схоронил уже шестерых жен и продал душу Дьяволу, а то и вовсе этим самым Дьяволом являлся, потому что не может человек дожить до ста лет и при этом кутить, охотится и брюхатить служанок.
Последнее тоже было исключительным плюсом к кандидатуре супруга. Наследников зачинать Монсеррат собиралась исключительно на супружеском ложе, тем более, что и сыновей своих дон Сатанина благополучно пережил.

Ожидала она его стоя, одетая в тяжелый алый бархат с тонким золотым шитьем по пышной юбке платья, лиф которого был  расшит чёрными жемчужинами.  Светлый тон ее кожи тоже оттеняло жемчужное ожерелье, сочетавшееся со скромными, каждая в одну грушевидную жемчужину, серьгами. Волосы девушки были собраны в невысокую прическу, украшенную только черненым серебряным гребнем, удерживающим тончайшую, черную, словно вдовью, вуаль, откинутую назад и теперь открывающую лицо.
Мария, горничная, в скромном темном платье держала бумаги и с не меньшим любопытством, чем ее хозяйка осматривалась вокруг. Книги ее не интересовали, а вот золотая, вне всякого сомнения чернильница и изящный стакан для перьев в виде грифона, девице понравились сразу, как и кувшин зеленоватого венецианского стекла и… неслыханная роскошь – зеркала, установленные между стеллажами.
Когда же наконец двери распахнулись, являя гостье высокого, поджарого мужчину совершенно нечитаемого возраста, Монсеррат подумала, что прозвание дону Сатанине удивительно подходит. Светлые его глаза блестели ярко, живо и как-то по-особенному хищно.
- Благодарю, что так скоро приняли меня, дон Сантос, - заговорила Монсеррат, когда хозяин прошел к столу.
Имя ее и титул дона Диего ему, вне всякого сомнения сообщили.
- Мне хотелось бы, отдавая дань вежливости, часа полтора вести беседы о том, какой была дорога до ваших мест и хвалить ваши вина, книги и цвет лица. Предлагаю остановится на том, что дорога была легкой, дурных вин вы не держите, а библиотека…
Она улыбнулась нежно и мечтательно.
- Лучше, чем я могла бы и мечтать. Мария, подай сюда бумаги. – Она не глядя протянула руку, и горничная вложила ей плотно свёрнутые в трубочку листы, перетянутые черным витым шнурком.
Листы эти Монсеррат подала графу.
- Здесь перечень того, что составляет мое приданое, - просто сказала она. – Отец благословит мой выбор. И, поскольку я здесь, вы можете догадаться, каков он. И нет, я не ищу способ скрыть последствия порочной связи, если вы подумали о подобном. Скорее, полагаю, что вы, дон Сантос, тот человек, который способен будет примириться с моими недостатками и не ставить супруге в вину образованность, собственное мнение и желание сделать что-то в этом мире и для него.

Говорила она спокойно, голосом ровным и несколько отстраненным. Но в карих глазах плясали озорные чертенята.

Сообщение графа о том, что им не придется тратить час, а то два на великосветские любезности, Монсеррат воодушевило необычайно. Задуманное ею предприятие, неприлично дерзкое и попирающее все сложившиеся в Кастилии устои и правила, требовало лобовой атаки и самой премерзкой манипуляции, мгновенно поднимающей ставки на грань дозволенного – правды.
И граф спокойно принял негласные правила этой беседы, разве что из учтивости предупредив, что простых вопросов не будет. Монсеррат согласилась, опустив ресницы, но в следующий миг вновь смотрела дону Сантосу в глаза, ожидая этих самых вопросов.
Признаться, ждала она от доан Сантоса чего-то более насмешливого или неприятного. А потому ответила с той легкостью, с которой люди рассказывают о своих предпочтениях в еде ли, или в развлечениях.
- Мне непозволительно что-то знать о столичных мужчинах, дон Сантос, о том, есть ли среди них таковые, кто и в самом деле искал бы моего общества не из-за моего положения при дворе Её Величества или положения герцога де ла Серда, а из интереса, как вы изволили выразится, к неглупой и инициативной даме.

О том, что запрещал этот интерес ей вовсе не герцог Медина, Монсеррат предпочла не рассказывать. Степень своей гордыни она сознавала, но сознавая, допускала, что на деле грех этот куда больше, чем она признает. Ну а все умные мужчины в ее окружении, таковыми были не милостью Бога, щедрого на ум , память и стремление к знаниям, составляющими примечательную личность к восемнадцати годам, а благодаря образованию, опыту и многолетней практике в делах государственных и политических интригах. И были либо недостаточно благородны, либо женаты.
- Жить я буду со своим супругом. И неважно, будет это в Альтамире, Калабре или… в провинции. Свой двор я полагаю устроить таким, чтобы служить при моем муже или получить поручение от него или же меня, стало честью для всякого идальго или человека незаурядных талантов. Как вы могли заметить, доходы с некоторых земель герцогства, составляют часть моего приданого. И половины их вполне хватит для воплощения моих скромных замыслов. Но одних только денег, - она вздохнула, безмятежно рассматривая лицо графа, и раздумывая, сколько же ему на самом деле лет, - без достойного имени, для дамы… недостаточно. Все, что я хочу сделать, я могу делать только именем супруга. В противном случае, любой от нищего барона до студента-пасквилянта сможет осмеивать всякое, даже самое благородное начинание, говоря, что девица Медина в своей гордыне силится превзойти мужчин. Но кто посмеет упрекнуть… дона…
Мысленно она назвала прозвище графа: «Сатанину», и едва сдержала смешливую улыбку, но губы все же дрогнули, а глаза заблестели почти восторженно, когда она произносила то имя, каковое желала вскоре назвать своим:
- Сантоса.

Запоздало поняв, что опять говорила много и сложно, смутилась, жалея, что не подумала даже, что придется говорить с графом о своих надеждах, но по счастью, он, будто бы поняв её замешательство, помог беседе вопросом, на который у Монсеррат был готовый ответ.
- Этому миру я хочу дать знания. Но, прежде чем что-то давать, это нужно получить. Руду добывают из шахт, доходы от банковских процентов – из капиталов. Так и знания будут добыты лучшими военными инженерами, лекарями и металлургами. Не потому, что они будут изыскивать что-то новое ради нового. А потому что будут работать над заказами от моего дома. Но под моим контролем и жестким надзором. Как… мифический Дедал, запертый Миносом. Некоторые знания будут отданы людям и прославят не только изобретателей, но и… имя, покровительствующего им дома. Самые же важные и ценные…
Голос ее сделался ниже и звучал теперь чувственно и вдохновенно.
- Останутся тайной, используемые для целей моего дома, пока будут являться серьезным преимуществом.
- Это… то счастье, которого я ищу в замужестве, дон Сантос. И вы, пожалуй, только вы и можете составить его, поскольку не нуждаетесь ни в деньгах, ни в покровителях. Взамен, я  постараюсь стать для вас достойной супругой, если не сумею сделаться вам другом. Вернее, если вы не пожелаете дать мне шанса заслужить вашу дружбу. Но даже в это случае, я смогу понять такое нежелание. Ну а предстать перед целителем или даже ментальным магом, если вы хотите удостоверится, что мои слова искренни, а прошлое – чисто, я готова. Что же до…

Повторить даже ту деликатную формулировку, которую граф использовал, чтобы осведомиться о ее готовности к исполнению супружеского долга, она не смогла, неожиданно смущенная не столько самим предметом, сколько необходимостью о нем говорить.
- наследников. Труды эти по силам всякой женщине.

Не поворачивая головы, она повела глазами в сторону своей горничной, только этим одним обозначив, что заметила внимание графа к белокурой и белокожей девице.
- Полагаю, что и я справлюсь. И, если подумать…  две, даже три беременности – прекрасное время, чтобы заняться воплощением того, что я хочу. Даже захоти я, в таком положении, вернуться во дворец, было бы невозможно, а трех или пяти лет вполне хватит, чтобы организовать самое важное. Но вы… обещали непростые вопросы, дон Сантос. Или это они и были?

По счастью, граф Арканарский выслушал её и даже не переменился в лице. Монсеррат была готова к тому, что в упрек ей поставят её восемнадцать лет, её самодурство, переходящее грань приличия, коим, несомненно, являлся этот визит с предложением брака, готова была к снисходительной насмешке над своим планом на счастливую жизнь, но граф только предложил ей присесть, чтобы продолжить разговор, очевидно смирившись с тем, что нахальная девица из Альтамиры займет у него сейчас не какие-то пять минут, а несомненно больше. Но решать столь судьбоносный вопрос в личной переписке она не могла. Граф мог счесть само предложение нелепой шуткой, не видя её и ничего о ней не зная. Искать же для себя сваху среди скучающих вдов благородных фамилия означало дать возможность появлению самых мерзких сплетен и вовсе не гарантировало успех затеи.
Расправляя на коленях тяжелый бархат пышной юбки, девушка утешала себя тем, что, будучи человеком многоопытным, граф все это понимает без слов, а потому не станет думать о ней, как об особе невероятно нахальной и склонной к неприличным выходкам.
- Конкретно, - она выделила это слово и печально потупилась, рассматривая свои пальцы без единого кольца. – меня привлекают военная инженерия и архитектура, и, как бы ни был порицаем такой интерес для женщины благородного происхождения… банковское дело. Судостроением в Арканаре заниматься не выйдет. Но… мои знания в этих областях ничтожны. У всякого прославленного мастера, которого я бы хотела видеть своим наставником в отрочестве, заказы на много лет вперед, и служат такие короне или же таким донам, как вы. Никто бы не оставил службу, чтобы обучать своей науке…девочку, тем более не собственную, а герцогскую дочь. И надо ли объяснять почему? Мой духовник сделал это, когда мне было десять. Вы, вне всякого сомнения, найдете те же слова. Или вы ожидаете, что восемнадцатилетняя девица из свиты Её Величества, привезет вам чертежи самоходных машин, защищенных броней из сплава металлов, способных выдержать удар каменного ядра из баллисты или огненную атаку?

Сказала все это не поднимая глаз. Не удержалась от капли горькой, беспомощной дерзости, но голос звучал мягко, даже тихо, а глаза изучали тонкие узоры, вышитые золотом по алому бархату юбки.
- Хотела бы я уже теперь иметь такие знания, чтобы поступить так, - добавила она совсем тихо.
И только потом подняла взгляд на графа, ожидая его слов. Кивнула, принимая условие. И, выслушав, медленно, светло улыбнулась.
- Правильный ответ, дон Сантос, здесь только один. Я удовольствуюсь той частью замка или же вовсе городским домом, что выделит под мои начинания супруг или я приобрету на средства из моего приданого, чтобы устраивать конкурсы среди мастеров, желающих заказов моего дома и давать обеды для здешней знати по случаям вроде праздников, именин и дабы наградить тех, кто своим талантом и трудами угодит вам или особенно поразит мое воображение. Если двор и будет блестящим, то будет блеск ума, но не умствований. Что же до широты взглядов… мои брат и сестра – маги. И, зная их, думаю, пройдет еще лет тридцать, прежде чем появятся маги, сведущие в архитектуре или же виноделии, и много больше времени, прежде чем люди станут создавать золото касанием, как царь Мидас и деньги… в привычном нам виде превратятся во что-то иное. Хорошо бы… в дни и годы жизни, каковые и в самом деле составляют истинное богатство. Возможно, такие люди первыми появятся именно при дворе моего супруга. Но ни палаццо, ни мастера не появятся мгновенно, дон Сантос. Хорошо, если все будет устроено к осени… Здесь, в Арканаре, мне кажется это даже возможным. Едва ли каменщики и плотники осмелятся не уложиться в сроки или же просить дополнительные средства более двадцати процентов сверх оговоренной суммы. И, если вы дадите мне возможность узнать ваши воззрения, помогая в ваших трудах, то избавите меня, быть может, от следования путем занятным, но бесперспективным. Ну а к тому времени, надеюсь, общество моё перестанет вас или развлекать, или раздражать, а живот станет свидетельством успешности ….объединяющих нас дел, и настанет время принимать проекты уже… наших инженеров. Работая на нужды Арканара, и сложными задачами, они неизбежно будут находить новые решения. Работая с магами, такие решения, каковые проложат дорогу к тому будущему, что видится вам.

Уверять графа, что готова с головой окунутся в историю Ойкумены, чтобы только ему угодить, Монсеррат не стала. Скорее, она с удовольствием бы прочла имеющиеся у него книги по этому предмету в те ночи, когда, удовлетворенный её беременностью, он вернется к тем девкам, что греют его постель ныне. Но рассуждать вслух б этом она не собиралась. Как и задавать вопросы о причинах, по которым Джанино Сантос не признавал своих бастардов. Не сейчас.
- Ваш лекарь, дон Сантос… - она покраснела впервые за время их беседы, - он ведь… не маг. И… мужчина? Ваше условие мне понятно, но если нет возможности пощадить мою стыдливость, можно ли не допустить, чтобы человек этот видел моё лицо?

Отредактировано Montserrat Medina (2025-07-25 16:08:43)