МОНСЕРРАТ МЕДИНА
.
Keira Knightley

"С такой потребностью в сепаратизме впору создавать новый мир".

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ: 02.07.1544 г., 18
РАСА: человек
МАГИЯ: -
РОД ЗАНЯТИЙ: дочь герцога де ла Серда, камеристка королевы Кастилии.
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Кастилия, Альтамира.

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Мать:Маргарита Медина (урожд. Сен-Совер), мертва.
Отец: Диего Медина, герцог де ла Серда, 45 лет.
Сестра: Эвелис Медина, 23 года
Брат: Рикардо де Медина, 19 лет.
Сестра: Камилла Медина,13 лет.
Единокровный брат: Макдара Медина, 24 года.
Единокровная сестра: Нихасса Медина, 16 лет.
Единокровная сестра: Гвенллиан Медина, 8 лет.
Единокровный брат: Мэйлир Медина, 8 лет.

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА:
С первого требовательного и громкого крика, которым возвестила мир о своем прибытии третья дочь маршала Кастилии, герцога де ла Серда, дона Диего Медины, у нее было все самое лучшее! Тончайшие пеленки с вензелями, полногрудые кормилицы, резная колыбель и подушечки, набитые лебяжьим пухом. Лучший в мире отец и самая любящая мать. Монсеррат говорит, разумеется, что братья и сестры у нее самые лучшие, но в этом лукавит, потому что прекрасно сознает, что черный бриллиант в семейной сокровищнице – это именно она!
Если не вдаваться в подробности, то детство Монсеррат протекало так: хочешь персик – бери персик, хочешь куклу – закажем дюжину. Хочешь псалтырь отца Пьетро? Найдем лучше в переплете с золоченым тиснением и полями, разрисованными монастырским художником!
Хочешь пони – будет три. Хочешь жеребца айзенской породы? К нему будет еще шестеро – для собственного выезда. Домашние учителя всегда отмечали незаурядный ум девочки, хвалили ее цепкую память и тревожились из-за того, что Монсеррат рано, едва войдя в отроческий возраст, обзавелась самым дурнейшим из женских пороков – собственным мнением. И, разумеется, оно было единственно верным. Будучи ребенком, Монсеррат порой высказывалась столь едко и прямолинейно, что доводила до слез нянек и наставляющих ее учителей и монахинь. Да и матери чаще приходилось выслушивать упреки и насмешки, чем нежные дочерние заверения в любви и привязанности. Ну а Монсеррат коротать голодные вечера в комнате без свечей, строя планы мести обидчикам и всему миру. Продумывая нехитрые свои планы, она быстро поняла, что для мести совершенно точно недостаточно одного только: «когда я вырасту», и стала задумываться, а что же ей понадобится еще? По всему выходило, что лучше бы не только вырасти, но и сделаться герцогиней, если уж стать королевой не получится. А уже потом…  Будущее становилось понятнее. Цели определеннее. Позже, через сотню голодных вечеров и пару десятков бесед с отцом, мнение которого Монсеррат все же уважала, хотя материнские упреки и слезы ее не трогали, умненькая девочка осознала, что собственное мнение лучше держать при себе, и усвоила, что яркую красоту лучше дополняет добродетель, молчание приносит больше, нежели споры, а за шахматным столом с отцом или благородными донами не грех и уступить победу, сделав намеренную ошибку и после заверять довольного победителя, что ее таланты в этой игре были слишком приукрашены. И если изначально, по самой своей натуре, она не была склонна ко лжи и лицемерию, то вполне успешно этому научилась, чтобы не огорчать отца и не лишаться сладкого.
Она могла бы выучиться чудесно петь и рисовать сюжеты для гобеленов и орнаменты для золотого шитья, дарить отцу вышитые своей рукой покрывала, если бы на то у Монсеррат было время. Но, ценя искусство и даже питая душевную к нему склонность, девочка приняла чужие знания о мире и свете, внимательная к словам учителей и отцовских друзей, а потому усердствовала в нелюбимых ею танцах, а весь ее художественный талант выражается в умении подделывать чужой почерк. Из музыкальных инструментов выбрала арфу – притом предпочитает играть исключительно на большой, напольной. С одной стороны так ее невозможно не заметить. С другой - за арфой будто бы можно спрятаться от чужого внимания. Конкурировать с музыкантами и теми, кто усердно осваивал инструмент годами не может, но, поскольку весьма умна, играет только то, что знает в совершенстве и только если очень попросят, а потому легенда о ее исключительном музыкальном таланте пока никем не развенчана.
Зато в шахматы играет более, чем хорошо и умело обращается с небольшими кинжалами из тех, которые без труда можно укрыть под корсажем или в складках юбки – эту науку освоила не из личной склонности, а из понимания, что женщине ее положения нужно уметь за себя постоять.
Пятнадцати лет от роду стала одной из королевских фрейлин и потому ее образование утратило какую-то особенность, учитывавшую её и только её наклонности, сделавшись таким же, как у всех юношей и девушек, воспитывавшихся при дворце. А свободного времени, чтобы изыскивать в библиотеке трактаты по математике уже не было – фрейлине надлежало разбираться в тканях, фасонах, духах и драгоценностях, а не в том, как высчитать объем бассейна или в преимуществах и недостатках травертина. Впрочем, уставая от дворцовой жизни, Монсеррат в первый год часто уезжала в отцовский дом под предлогами нездоровья.  Но в конце концов заставила себя жить той жизнью, в которой видела для себя и смысл, и будущее. И если сверстницы были ей скучны, а она им непонятна, то дамы зрелых лет весьма благоволили к смышлёной не по годам девице, тем более что дружба с ней могла однажды положительно сказаться на делах их мужей, если им случится искать милостей у маршала. Стоит ли говорить, что такая дружба не лучшим образом сказалась на нравственности Монсеррат? О, повода упрекнуть ее в добрачных связях нет, и ни одна из дворцовых сводниц не преуспела в своих хлопотах ради здешних ловеласов. Но все же к восемнадцати годам Монсеррат утратила даже тень наивной душевной чистоты, пережила первую любовь и первое разочарование, и далеко не все драгоценности в ее шкатулках подарены отцом или королевой.
Когда хранительница королевской спальни, вынуждена была удалиться из дворца по причине беременности и последующего за ней материнства, место ее заняла дочь герцога де ла Серда, которой к тому времени исполнилось восемнадцать лет. Никто и не думал, что Монсертат была выбрана Её Величеством королевой Софией за ум или умение вести беседы – неглупых и болтливых девиц во дворце полно. Но никто посмеет упрекнуть девушку в том, что она пользуется плодами забот своего отца, тем более, что обязанности у королевской камеристки весьма сложны и многообразны!

Будучи одной из самых завидных невест Кастилии, Монтеррат Медина словно бы не замечает интереса мужчин к себе, прекрасно зная, что сколь бы хороша собой она ни была, в глазах будущего свекра, кем бы он, в конечном счете, не оказался, она - всего лишь удачное приобретение для семьи, та, кто принесет земли, определённые ей, как часть приданого отцом, и золото. А такое знание не способствует развитию романтических мечтаний. Потому, прекрасно понимая, что в ее возрасте, свадебный сговор не за горами, она спокойно ждет отцовского решения, надеясь только, что в заботе о её счастье, герцог подумает прежде всего о том, что молодой красавчик может опостылеть своей жене гораздо быстрее, чем сойдет в могилу убеленный сединами благородный дон, волею судьбы не имеющий наследников и потому в надежде на сына, собирающийся жениться вновь.

ПРОБНЫЙ ПОСТ:
Собственная история, казавшаяся такой долгой и полной страданий, рассказана была всего за четверть часа. И леди Винтер сознательно оставила вне рассказа  все слезы, патетические прижимания рук в груди и взгляды глаза в глаза с собеседником в тех моментах, когда говорящему обычно хочется, чтобы слушающий проникся и… оправдал его, поддержал и более того – сказал об этом.
Она сознавала с кристальной ясностью, что ей равно безразличны оправдание или осуждение со стороны Шере и понимала, что у того достанет ума, уже переписывая историю в виде письма, отстраниться от эмоций и, расставляя силки тонко продуманных фраз, самому не попасться в них.  Она желала только две вещи: понять, что Шере  принимает её после всего, что узнал, и не испытать после наступления рассвета острого чувства сожаления о сказанном и сделанном.
И в кои-то веки,  ей хотелось, чтобы этот странный, сложный и острожный человек тоже не думал с горечью сожаления о ночных откровениях.
Уснуть они уже не смогли бы – столь велико было душевное возбуждение обоих, и хотя Анна и обеспокоилась об усталости Шере, тот сам настоял на том, чтобы  написать сначала черновик письма от отца Жюстена де Бейль к графу де ла Фер.
Тревожить горничную звонком графиня сочла излишним. Слуги болтливы, а уж о странных событиях в доме – особенно. Все значимые события в их жизни – дела хозяев, и даже полуночная просьба принести перо и бумагу в спальню — станет для Мадлен поводом поболтать с кухаркой о графине и её госте. А это ни к чему. Был мужчина… ушел до рассвета. И всё.  Еще она, уже с женской деликатностью и стеснительностью понимала, что Шере стоит оставить одного, если тот пожелает раздеться хотя бы до рубашки. В спальне было достаточно хорошо протоплено – Анна не любила мёрзнуть.
Да и собственные мысли и чувства следовало привести в порядок.
— Я вернусь минут через десять, — она не хотела заставлять Шере спешить и смущаться снова собственных секретов, потому и обозначила время чётко, — закройтесь снова,  и после четырёх стуков, впустите меня.
Говорила она, зажигая прежде погашенные свечи подле столика с так и нетронутыми едой и вином.
Еще ей крайне не хотелось, чтобы Шере вернулся вдруг к прежней своей манере держаться. На людях, при случайных встречах в Пале-Кардиналь – разумеется, и у леди Винтер не было ни малейшего сомнения, что он и сам не позволит себе ничего лишнего. Но если она желает получить… союзника и помощника, даже, возможно, советчика позволять ему снова уйти в спасительную серость раболепной фразы: «да, сударыня, я к вашим услугам», — будет непростительной ошибкой.
Шере открыл ей почти сразу и сразу же она поняла, что он не позволил себе даже снять камзол – лишь привёл в порядок растревоженные её рукой кружева воротника.
И снова натянутой струной зазвенело меж ними напряжение.
— Скажите честно, месье, — она вскинула голову и улыбнулась, надеясь, что улыбка вышла достаточно легкомысленной и веселой, словно вся эта затея – только глупое развлечение, — как Вы находите мой замысел с письмом? Глупостью, Безумием или у этой безумной глупости есть шанс?
Отсутствовала она, кстати, вдвое больше десяти минут.
Перо и бумага – были лишь предлогом. Анна знала, что найдёт и то и другое в одном из комодов в спальне, но не была уверенна насчет чернил в чернильнице. Те имели досадную привычку высыхать. К тому же, следовало обеспечить Шере и «образцом почерка», не скрывая, что и тот появился сегодня.  Поэтому Миледи потрудилась вспомнить несколько характерных особенностей письма своего доброго «брата»  и задержалась в кабинете, чтобы аккуратно выписать на листе несколько строк. Она отметила и сильный наклон букв влево, который всегда привлекает внимание, и характерные для отца Жюстена  «М» и «А», которые она, смеясь, называла «беременными» из-за изгиба левой ножки, и почти неотличимые друг друга  прописные s  и f – первая была излишне вытянутой, а вторая недостаточно выраженной как «f», из-за того, что отличалось от ублюдочной «s» только лёгким штрихом, которой кое-где, когда отец Жюстен писал бегло, и вовсе оказывался  лишь выдавлен кончиком пера на бумаге, потому что писавший рассчитывал, что ему еще хватит чернил на слово, и почти всегда ошибался…

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Есть ли вам 18 лет? |  да
Если да, то нужен ли вам доступ в раздел NC18+? |  да