[indent] Солнце ленивого, неправдоподобно теплого венца сезона плодов висело над Кастилией расплавленным золотом, заливая площадку для тренировок королевского замка, светом мягким и густым, как старый мед. Воздух был напоен запахами увядающих роз из дворцовых садов, прелой листвы, которую сгребали в углу молчаливые слуги, и тем ни с чем не сравнимым запахом холодной стали и пота, что веками впитывался в истертые сапогам и фехтовальными туфлями каменные плиты этого места.

[indent] Дон Диего по плацу двигался с небрежной экономией, граничащей с ленью. В его сорока пяти годах было больше жизни и смертоносной грации, чем во всей кипучей юности его противника. На нем была лишь простая белая рубаха с расстегнутым воротом, темные кюлоты и мягкие кожаные туфли. Никаких доспехов, никакой защиты, кроме сложной корзинки-гарды у шпаги. Седина едва тронула виски, но морщины вокруг глаз, как карта прожитых лет, казались глубже в косых лучах солнца. Его клинок не дрожал, не искал цели, а был словно продолжением лености хозяина – точка спокойствия в мгновенно возникающем вихре.

[indent] Напротив него, задыхаясь больше от напряжения, чем от усталости, стоял Армандо. Лучшая фехтовальная выучка, которую могли дать учителя фехтования в Академии и тренировки с Рафаэлем и отцом на каникулах. Его тренировочный дублет из белой плотной саржи уже промок на спине, а светлые пряди прилипли ко лбу. Армандо был быстр, точен и следовал всем канонам «Искусства смерти» — новомодного стиля фехтования, описанного в одноименной книге Жуана де Проваро и основанного на геометрии и логике. Опытные фехтовальщики кривили носы и лица и считали это глупостью и позёрством, но молодёжь от нового, ни на что не похожего веяния была в восторге. Выпады Армандо были стремительны, парирования — безупречны с точки зрения учебника.

[indent] Но дон Диего не фехтовал по чертежам. Он писал вязь, как риарские мастерицы свои известные на всю Кастилию кружева.

[indent] — Слишком много мыслей, юноша, — голос маршала был спокоен, не сбит ни на такт, пока он легким, почти незаметным движением кисти отводил в сторону очередной молниеносный выпад Армандо.

[indent] — Ты не решаешь задачу по тригонометрии. Ты пытаешься убить меня. Разница в этом принципиальная.

[indent] Армандо стиснул зубы и ринулся в новую атаку — сложный финт, перевод, укол в нижний сектор. Классика. Любой другой противник был бы вынужден отступить, нарушить равновесие. Дон Диего же сделал лишь пол шага в сторону, пропуская жало шпаги в сантиметре от своего бока. Его собственный клинок при этом, словно живой змей, скользнул по клинку Армандо вверх, к гарде. Сухой щелчок стали о сталь прозвучал, как насмешка.

[indent] Они кружили по площадке, Армандо бурей, шквалом рассчитанных атак, серией блестящих, но разрозненных вспышек. Дон Диего был скалой, о которую эта буря разбивалась. Он не атаковал сам. Он лишь отвечал, и каждый его ответ был уроком. Он заставлял Армандо двигаться так, как было нужно ему самому. Он перекрывал линии атаки еще до того, как Армандо успевал их замыслить, ставил его в неудобные позиции, вынуждал раскрываться.

[indent] Армандо чувствовал, как его уверенность в себе, в своих ударах и умении испаряется, как дождь на раскаленной солнцем альтамирской мостовой, под взглядом насмешливым взглядом тёмно-карих глаз. Он был лучшим на своем курсе, он мог выбить шпагу из рук и приставить острие к горлу даже учителю фехтования дону Леону в академии, но здесь, против человека, которого он и так ненавидел, и которому вынужден был покоряться, все его знания казались детским лепетом.

[indent] Дон Диего не просто парировал — он вскрывал саму суть его уязвимости, его предсказуемость.

[indent] Отчаяние, смешанное с уязвленным тщеславием, заставило Армандо пойти на риск. Он решил применить самый сложный прием из своего арсенала — каскад финтов, завершающийся «inquartata», уходом с линии атаки с одновременным контруколом. Он вложил в этот выпад всё - скорость, злость и надежду перехватить инициативу.

[indent] Как будто именно этого дон Диего и ждал. Он видел этот прием сотни раз. Он знал его геометрию, его ритм, и, что важнее всего, — его цену. В тот момент, когда тело Армандо развернулось для уклона, а рука вытянулась для решающего укола, на долю секунды его запястье, незащищенное ни перчаткой, ни рукавом закатанной рубахи, стало идеальной, беззащитной мишенью.

[indent] Движение клинка Диего было практически невидимым — не выпад, но короткий, злой щелчок, словно взмах хлыста. Сталь не встретилась со сталью в парировании. Лезвие маршала чиркнуло по вытянутому запястью Армандо.

[indent] Боль была не столько сильной, сколько обжигающей, острой, как укус гадюки. Нервный импульс, прошедший по руке, был сильнее любой воли. Пальцы Армандо разжались сами собой, отпуская эфес.

[indent] Его шпага, описав в воздухе сверкающую дугу, с громким звоном ударилась о каменные плиты и отскочила на несколько шагов. Звук был оглушительным в наступившей тишине. Унизительным для Армандо, как пощечина.

[indent] — Ты думаешь о стали, — произнес дон Диего, не меняя позы. — А нужно думать о руке, что её держит.

[indent] Армандо замер, инстинктивно прижимая левую руку к правому запястью, и смотря на тонкую алую полосу, которая медленно проступала на коже, а потом развернулся, в который раз за день к дону Диего спиной, и пошел за шпагой.
[indent] Дон Диего что-то говорил, но Армандо не слышал слов. Нужно было вернуться и продолжить тренировку, но к горлу уже подступал тугой, удушливый ком. Не боли — бессилия.

[indent] У него ничего не получалось. Не получалось стать сильным, исполнить месть, перебороть ни только этот мир, маршала и его власть, не получалось сделать то, чего от него ждёт мать, и даже побороть собственную слабость и неумение не вышло. Он бесполезен, как таракан на ниточке. Армандо сжал челюсти так, что заходили желваки, прилагая все силы, чтобы не заплакать, чтобы не дать постыдному, горячему спазму вырваться наружу.

[indent] Получалось плохо.

[indent] Плиты двора вдруг расплылись перед глазами, превращаясь в неясное акварельное пятно. Дышать стало трудно, словно кто-то сжал грудь тисками. Он моргнул, пытаясь прогнать предательскую влагу, и первая слеза, горячая и злая, скатилась по щеке. Армандо торопливо попытался утереть ее рукавом белой куртки, но этот жест лишь прорвал плотину, и он стоял, вцепившись в рукоять шпаги, вздрагивая, спиной к своему мучителю, в самом центре огромного, залитого солнцем замкового двора.

Подпись автора