Magic: the Renaissance |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1562] цена чешуи
Те, кто поют баллады о драконах, первыми снимут с них шкуру. Тебе придётся выбрать — быть легендой. Или трофеем.
Север, земли недалеко от Эльвендора/зима 1562
И`ньяру & Адалин & Аспитис
Один вечер. Один трактир. Пара чужаков, которые знают друг о друге слишком мало. И слишком много о тех, кто сидит рядом. Пока одни пьют за удачную охоту, другие — начинают выбирать сторону.
Отредактировано Inyaru (2025-06-14 00:05:14)
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
Они покинули пещеру спустя два дня. Два долгих, ленивых дня, в которых не было ни расписаний, ни тревог, ни навязчивых взглядов чужих лордов. Только камень, хранящий драконье дыхание, и вода, в которой отражалось небо, что не знало ни тронов, ни границ. Они ели, пили, спорили — вяло, как сражаются боги после пиршества, — и разбирали сундуки с сокровищами так, будто выбирали украшения для очередного бала, на котором никто не появится.
И`ньяру, разумеется, не мог устоять перед эстетикой. Те камни, что особенно пришлись Адалин по душе, он облачил в золото и платину, с той тщательностью, с какой другие облачают покойников в парадные одежды. Подвеска, кольца, серьги… и браслет, усыпанный сапфирами такой глубины, что, казалось, внутри запечатлён не просто океан, а память о нём. Море, которое смотрит на тебя — и не мигает.
— Люди, — начал он, не поднимая взгляда, — иногда приходят к нам. Не званные. Неуместные. С глупыми мечтами и большими глазами.
Пинцет в его пальцах двигался с ювелирной точностью — эльфийской, выверенной, как ноты в балладе, которую никто не должен слышать.
— Есть у них поверье: будто если в ночь с тонкой луной — когда звезды дрожат от любопытства, — встретить эльфа Благого Двора… можно попросить у него что угодно. Мол, остроухие щедры в эту пору. Или сентиментальны.
Принц усмехнулся. Тонко, почти беззвучно. Как ветер в заброшенном храме.
— Попросить можно. Это правда. Но вот плату выбираем мы. И она, скажу тебе по секрету, почти никогда не совпадает с ожиданиями просителя.
Он наконец посмотрел на неё. Долго. С ленцой, но пристально — как хищник, который давно сытый, но всё ещё интересуется, как пищит добыча.
— Желания у них убоги. Деньги. Камни. Власть. Вечная молодость, вечная любовь, вечная скука. Всё это — такое… низкое. Как будто мир можно свести к золотому мешку и постели, в которой никто не умирает.
И`ньяру слегка повёл плечом — движение было почти изящным, как у танцора, которому наскучил собственный танец.
— Почти никто не просит то, что действительно имеет вес. Никто не сказал: "Зачем мы здесь?" Или: "Для чего эта жизнь?" Видимо, у людей ответы пугают больше, чем смерть.
Он замолчал. Миг. Другой. Взгляд его стал рассеянным, как у сновидца.
— Хотя… — тихо добавил, — был один. Мальчишка. Юный. Глупый. Отчаянно хотел узнать истину. Все истины. "Мудрость веков", как он выразился, дрожа от возбуждённой святости.
И`ньяру чуть склонил голову, будто вспоминал не лицо — запах. Звук шагов.
— Один из моих братьев отвёл его в библиотеку. В самую старую. Где рукописи шепчут сами собой, а чернила ещё помнят чью-то боль.
Он улыбнулся. Почти с нежностью.
— Мальчик остался там. Навсегда. Читал до самой старости. Даже смерть к нему пришла не сразу — а вежливо, на цыпочках, и попросила потерпеть ещё немного. Он не мог оторваться. Был голоден до последнего дыхания. И знаешь что?
Принц выпрямился. Убрал инструмент. Протянул Адалин кольцо — тонкое, сверкающее, как клятва, которую лучше не давать.
— Он так и не нашёл ответов. Только новые вопросы. А значит — сделал всё правильно.
И`ньяру улыбнулся ей. Уже по-настоящему.
— Так что, милая… если вдруг захочешь попросить у меня что-то — выбирай с умом. У меня, знаешь ли, память хорошая. Особенно на обещания. И на тех, кто просит слишком мало.
Лето кончилось в ту самую минуту, как они покинули Лес. Магия растаяла, как воск на запястье, оставив после себя только кольцо — тонкое, почти невидимое, но столь же коварное, как сам его владелец.
Теперь рядом с Адалин ехала женщина. На чёрной, глянцевитой кобыле — выточенной словно из обсидиана. Дама в чёрном. Светловолосая, с кожей цвета опала и глазами, в которых жил ледник. Тонкая, как шпиль, и такая же острая. Не смеялась, не оглядывалась. Лишь поправляла перчатку на безымянном пальце — том самом, где играло золотое кольцо, что меняло всё, кроме сути. Этот облик И`ньяру любил. До неприличия.
Она казалась созданием с портрета — той, что смотрит сквозь века, но всё ещё жаждет крови. Чёрная накидка струилась, как вуаль из полночного дыма. Каждое движение было продуманным, каждое слово — ядом, смешанным с мёдом. И если кто-то из деревенских мужей осмеливался задержать взгляд на её скуле или запястье, он внезапно ощущал, как в груди замирает сердце. От восхищения. От ужаса. От чего-то, что не поддаётся человеческой природе.
— Местные любят, когда их пугают, — тихо заметил принц в облике женщины как-то, перебирая серьги. — Это упрощает диалог.
Зачарованное копьё он не прятал — только заворачивал в плотную ткань. И даже в этом наряде, как богиня из недописанной баллады, оставался смертельно опасным.
Дороги заметало. Сугробы вязали копыта, как руки ревнивых любовниц, но день выдался ясным. Снег под солнцем пел, и дыхание лошадей клубилось, как заклятие. Когда тропа вывела их на тракт, И`ньяру — точнее, она — притормозила. Губы её тронула улыбка.
— Помню это место, — произнесла она, глядя на деревушку впереди. — Здесь жил сын Л`ианора. Глупенький. Когда-то пообещал мне кое-что. Потом передумал. И сбежал. Смешной мальчик.
Пауза. Легкая, как ласка перед укусом.
— Сейчас он мёртв, разумеется.
Больше пояснений не последовало. Адалин и не ждала. Эмилиан был давно в земле, а вот его потомки… что ж, И`ньяру знал, где искать.
Перекусывать в пути он отказался. Со всем изяществом и легкой снисходительностью заявил, что аппетит должен вызреть, как интрига. К вечеру они добрались до Лейдберга — города, где его однажды били. Возможно, ногами. Возможно, по лицу. Воспоминания были... почти тёплыми.
Трактир назывался «Хромая утка» — и соответствовал. Душно, шумно, пахло потом и жареным мясом. Но для двух дам местечко нашлось — у окна, конечно. Трактирщик сперва замешкался, потом вдруг расплылся в улыбке. Кто бы отказал такому взгляду?
— Благодарю, — проговорила женщина грудным, обволакивающим голосом, в котором звучало обещание греха и угрозы в равных пропорциях. — Если что понадобится — мы позовём.
Когда он удалился, И`ньяру обратился к Адалин. Неторопливо стянул кожаную перчатку, освободив бледные пальцы. Тонкие, изящные, как ложь. Поднял кружку с элем — не вином, нет. Настоящие женщины умеют пить.
— Время расслабиться, — сказал принц. — Притворись, что мы просто две уставшие путницы. Одна умеет сжигать города. Вторая — выбирать, кого оставить в живых.
Он коснулся кружки губами. Снег за окном падал крупными хлопьями. Где-то рядом затянул охотничью песню одинокий пьяница. А вечер уже собирался начаться — и, быть может, закончиться убийством.
[icon]https://i.postimg.cc/RV9kv7Ck/ezgif-211dfd3949dad0.gif[/icon]
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
И`ньяру не просто оставил Адалин наедине со драгоценными камнями. Она перебирала их раз за разом, раскладывала вокруг себя, разглядывала через свет, играясь переливами. Драконица понимала, что не может просто сгрести их в одну кучу и таскать с собой. Очень много каменьев тревожили ее душу, что не мог не заметить принц. Он предложил их превратить во кое-что особенное, которое можно действительно протащить с собой хоть через весь континент.
Адалин в такие моменты находилась всегда рядом. Заглядывала через плечо, нависала над столом, заслоняя свет и слыша по этому поводу недовольства. И`ньяру занимался ювелирным делом, вручную, совсем иногда применяя магию. Крайней его работой стало золотое колечко. Адалин тогда уселась на стол и сверху наблюдала, как эльф ловко управляется с тонким пинцетом. И`ньяру рассказывал о людях, которые поселились недалеко от Эльвендора. Драконица не сидела ровно и спокойно. Каждое движение принца сопровождалось шевелением Адалин, которая совсем ничего не понимала в этом драгоценном ремесле, но очень внимательно следила за работой и как будто даже чересчур волновалась за сохранность сокровища.
- Возможно, тому мальчишке просто не хватило времени узнать ответы на свои вопросы, - неуверенно проговорила Адалин, принимая золотое кольцо, которое просто невероятно сверкало в свете свечей, - Людской век короток.
Она перевела взгляд от украшения, возвращая его обратно, на принца. Адалин коснулась его подбородка, призывая не отворачиваться от нее, не отвлекаться ни на что. Драконица хитро улыбалась, как в тот день, когда И`ньяру вернулся в бордель спустя два года.
- Считаешь, что я прошу у тебя недостаточно? Когда-то ты привел ко мне свою подругу, попросил ее укрыть. Помнишь, что я ты мне сказал тогда? А мой ответ? Может быть, ты решил тогда, что это было шуткой. Я напомню. Ты сказал, что твоя жизнь в моих руках, а я – что хочу не только ее, но твои тело и душу. Я не передумала. А ты?
Адалин предполагала, что И`ньяру сменит свою внешность, перед тем как выехать к людям. Она думала, что он выберет, как и ранее, образ не самого красивого мужчины, но в этот раз он решил так или иначе выделиться и запомниться. И`ньяру стал человеческой женщиной, такой же острой, строгой, прямой, без нарочитых излишеств, как и он сам. Изящная и опасная, как змея. Адалин чувствовала, как меркнет на ее фоне, но она была не из тех женщин, которых такое бы беспокоило. На деле, она и женщиной как таковой то не была.
- Я думаю, что диалог с местными упростит то, что тебя и меня будут вожделеть. Это место выглядит как обычное поселение, в котором живут охотники да фермеры.
Адалин держала свою гнедую кобылу рядом со своей спутницей и куталась в ничем не примечательный меховой плащ. И`ньяру снова вспомнил о своем брате.
- Сын-полукровка… У тебя тоже есть такие дети?
Солнце еще не скрылось за горизонтом, когда две никому не знакомые женщины въехали в город. Адалин с нескрываемым любопытством вертела головой, разглядывая всё подряд: от строений до жителей. В общем и целом, от столицы Айзена Лейдберг не сильно отличался. Всюду сновали люди, игрались дети, кричали торговцы, громко смеялись шлюхи. И`ньяру знал, куда они направлялись. Он остановился возле потрепанного трактира с покосившейся дощечкой, с вырезанными на ней буквами. Адалин читать не умела, поэтому название заведения для нее осталось неизвестным. Работник трактира, а может и его хозяин, как мог учтиво проводил двух дам до свободных мест. Адалин отстегнула пряжку у шеи и, сбросив накидку на скамью рядом с собой, осталась в мужском наряде, который я на днях наколдовал Его Высочество. Она плюхнулась на твердую поверхность, отпила из кружки горький напиток и поморщилась.
- Да уж… Если ты не заметила, моя уставшая подруга, то ты привлекаешь к себе внимание. Возможно, тебе стоило выбрать облик…попроще.
Многие посетители косились на двух незнакомок и перешептывались между собой. Обыкновенно тут собирались или продажные женщины, которых нельзя было перепутать с кем-то иным, или молодые девушки, вырвавшиеся повеселиться со своими избранниками. Женатые мужчины старались не посещать столь злачные места в компании своих ворчливых жен. Адалин посчитала, что здесь скоро должно начаться что-то веселое. Может быть И`ньяру привёл ее сюда за этим? Чтобы она порадовалось, вдоволь на забавлялась перед тем, как отправиться в мертвый Тотенвальд.
Вскоре на маленькую сценку забрались какие-то местные барды, забренчали на своих лютнях и запели о жадном торговце свиньями, который в итоге остался ни с чем. Пьянчуги и завсегдатаи громогласно подпевали, хлопали по задницам кое-каких девиц. Остальные захмелевшие девушки и юноши пустились в пляс, подхватывая остальных, кто не торопился вставать со своих мест. И вот одна с рыжими кудряшками и раскрасневшимися щеками подскочила к столу, где сидели И`ньяру и Адалин. Незнакомка схватила драконицу за предплечье и, совсем не смущаясь, потянула за собой. Она также поманила за собой светловолосую, но та глянула на девицу таким взглядом, что у той наверняка мурашки побежали по спине.
Адалин поддалась и направилась следом за рыжей поближе к сцене, где уже хлопали в ладоши, подпевали и крутились остальные посетители заведения.
- Меня зовут Леа! – прокричала рыжая.
- Адалин!
Драконица и танцевать-то толком не умела, но настроение толпы передалось и ей. Она смеялась до слез вместе с другими, когда кто-то слишком пьяный спотыкался и падал. Люди вокруг, и она сама, прыгали, устраивали хороводы. После, наверное, песни третьей или четвертой, бардов наконец отпустили выпить и закусить. Адалин вернулась к И`ньяру, уселась у того под боком и положила голову на плечо. Она тяжело дышала, то и дело облизывала губы и пыталась привести в порядок растрепавшиеся волосы.
- Ну, когда же ты мне расскажешь, для чего мы здесь? Сидеть статуей ты мог…ла и…дома! Вон тот потный бородач со шрамом на лице не сводит с тебя глаз с тех самых пор, как мы вошли сюда. Он тебе не по вкусу? С кем же проведет ночь наша неприступная госпожа? – распалившаяся Адалин бесцеремонно указала на мужчину, расхохоталась и помахала тому рукой.
[icon]https://i.postimg.cc/RV9kv7Ck/ezgif-211dfd3949dad0.gif[/icon]
Ей было весело. Драконице — в человеческой коже. Пьяной от смеха, от танцев, от своей неуклюжей, но яростной свободы. Как детёныш, впервые вдохнувший дым перед первым огнём. И`ньяру сделал глоток эля. Глубокий, щедрый, без манер. Горькое, хлебное, простонародное пойло — шершавое, как память, которую не звал. Он вытер губы медленно, изящно, словно это был не трактир, а церемония. И задумался.
Фрайбург.
С тех пор прошло два года — ничто. Мгновение в жизни эльфа, особенно того, кому перевалило за восемьсот. Обычно подобные вылазки в мир людей не задерживались в его памяти: оседали пылью, скатывались в мусорную кучу событий, не заслуживающих гобелена. Но Фрайбург он помнил.
Помнил бордель — грязный, пахнущий дешёвым вином и старыми притворствами. Помнил Атли — недобитого кретина, чей рот болтал чаще, чем мозг ворочал. Тот дал «наводку» — воспоминания прабабки своей бабки, переданные от одной изнеможденной, выпученной старухи к другой. Вереница сморщенных лиц, пересказывающих чужие сны. Бабки, прабабки, маразматические капли в клепсидре времени, сменяющие друг друга без смысла. Люди, думающие, что предание — это знание. Что бред — это пророчество.
Возможно, когда-то это было забавно. Возможно. Но И`ньяру перестал умиляться где-то между вторым и третьим визитом в подобные человеческие поселения. Где после легенд всё равно предлагали тело, хлеб и ложь.
Он выдохнул, как старик, которому уже лень швыряться проклятиями. Как раз в этот момент к столу подскочила рыжая — кудрявая, глупая, пахнущая потом и мёдом. Вырвала Адалин, как ребёнок — любимую игрушку. Принц даже не вздрогнул. Просто проследил взглядом. Принял.
Она была права. Драконица. Облик стоило выбрать проще. Тише. Менее вызывающе. Менее он. Но... это был его выбор. Он полагался не на внешность — на холод. На ту особую женскую стужу, что не мёрзнет, а морозит. Люди чувствовали её. Где-то под кожей, на уровне костного мозга и старинного страха. Женщина, которая не улыбается — пугает сильнее, чем та, что с ножом. А если у неё ещё и взгляд, как у северной бездны, то даже деревенские идиоты чувствуют: это не та, с кем стоит заводить разговор. Особенно ночью. Особенно один на один.
И`ньяру чуть склонил голову, наблюдая за танцем. Подумал, что драконы и вправду умеют смеяться. Но его — смех прошёл. Остался только лёд. И интерес к тем, кто умеет гореть.
Барды надрывались из последних сил. Один, уже не различавший своих пальцев от струн, мычал вместо слов, и это, похоже, только добавляло веселья публике. И`ньяру не морщился. Он был воспитан, в конце концов. Просто методично разделывал жареную утиную ножку — пальцами, разумеется. Приборов здесь не держали. Максимум — деревянная ложка в мутной похлёбке.
Он ел спокойно, элегантно, как едят те, кто уже обедал с богами и пировал с чудовищами. Это место было не худшим из тех, что ему доводилось посещать. Бывали таверны, где ты трижды думаешь, прежде чем вдохнуть, не то что проглотить кусок хлеба, который сам по себе — уже оскорбление зерна.
И`ньяру не танцевал. Да, где-то глубоко, в покинутой комнате души, что-то еле слышно шевельнулось: а не составить ли ей компанию? Она ведь и правда выглядела счастливой. По-настоящему. Но И`ньяру остался на месте.
В его жизни было достаточно танцев. Не балов. Не приёмов. Тех. Настоящих. Когда воздух дрожал в роще, и магия сплеталась с ритмом крови. Когда он звал Осень — и она приходила, ложилась на плечи багряной вуалью. Или Зиму — и та окутывала всё своим ледяным безмолвием. После таких танцев плясать в трактирной пыли казалось… кощунственным. Почти смешным.
Адалин вернулась — пахнущая потом, смехом, жаром. Прижалась к нему, уложила голову на плечо. Он погладил её по волосам рассеянно, даже почти нежно. Так касаются тех, кого не боишься. Или уже перестал. Жест был невинный. Но, разумеется, в "Хромой утке" нашлись зеваки, которым и это показалось предвкушением. Неким предзнаменованием собственного успеха.
— Скоро увидишь, — негромко произнёс И`ньяру, отвечая на её вопрос. — Или услышишь. Всё зависит от уровня шума.
Он повернул голову — медленно, как часы, отсчитывающие чью-то последнюю минуту. Взглянул на бородача с шрамом. Всего лишь взглянул. Этого хватило: тот захлебнулся элем, и жидкость залила ему ноздри и рубаху. Принц хмыкнул — почти с сочувствием. Почти.
Вернулся к Адалин.
— Ты спрашивала про моих детей, — сказал он, будто речь шла о снежной метели за окном. — Их нет. Я уверен.
Пауза. Взгляд — не на неё, а чуть в сторону. На прошлое.
— Из нас двоих только Ли испытывает эту странную, тянущую слабость к человеческим женщинам. У него были бастарды. Может, есть и сейчас. Я не интересовался. Слишком утомительно. Обычно его дети приносят проблемы — сначала ему, потом мне. Никогда наоборот, что любопытно.
Никакой жалости в голосе. Ни сожаления. Ни тоски. Когда живёшь под одной крышей с таким, как А`суа Белый Лис, рано или поздно начинаешь думать, что отцовство — это не дар. Это проклятие. Престол — да. Имя — возможно. Но кровь? Кровь — предательство. Особенно если у неё детский голос и твоё лицо. Но момент настанет. Должен. Когда понадобится партия. Не спутница. Не любимая. Королева. Та, что закроет рты. Роды. Претензии. Может, родит наследника. А потом — тишина. Разные крыла дворца. Разные постели. Или… что-нибудь случится. Случалось же раньше?
Озвучивать вслух он не стал. Не было смысла разбрызгивать яд в момент, когда Адалин светилась — будто на миг забыла, кто она и откуда они едут. И`ньяру позволил себе роскошь не портить вечер — хотя бы не сразу.
Тем временем к ним подошли двое. Молодые — уже не юнцы, но ещё не мужчины. Один — смуглый, черноволосый, с тонким лицом и кривоватым камзолом, который когда-то, возможно, стоил прилично. Второй — высокий, широкоплечий, с соломенными волосами и льняной ухоженностью, выдающей либо купца, либо сына бюргера. Взгляд — уверенный. Улыбка — готовая родиться.
— Рамиро, — представился смуглый, чуть кивнув, и скосил взгляд на Адалин. — Прекрасно танцевала. На миг принял тебя за свою сестру... Но потом понял, что сестра — не такая.
— А я — Ивар, — добавил второй, с лёгкой игривостью. — Простите за дерзость, но вы явно не здешние. Куда путь держите? Вдвоём, да?
Они сели, не дождавшись приглашения. И`ньяру медленно повернул голову. Его взгляд — лениво-изучающий, как у хищника, которому лень нападать, но который всё ещё рассматривает, что перед ним: еда или мусор. Он задержал взгляд на каждом по очереди. Молчание повисло в воздухе, как лезвие.
— Уважаемые, — начал он. Голос был ровным, как натянутая струна. — Не знаю, из каких клоповников вы приползли в этот благословенно забытый уголок. Но тревожить чужой вечер — глупо. А тревожить женщин, которые вас даже не заметили, — глупо вдвойне.
Принц чуть склонил голову, будто в насмешливом поклоне.
— И чтобы вы не строили себе лишних иллюзий: ни южный слизняк с зубной пудрой, ни блондинистый жеребец с глазами, полными безмыслия, нам не интересны.
Он улыбнулся. Так, как улыбаются перед тем, как зажечь чары. Или поджечь трактир.
Повисла тишина. Не неловкая — хрупкая, как тонкий лёд над тёмной водой. Та, в которой каждое слово может стать шагом не туда. Рамиро отвёл взгляд первым. Движение вышло небрежным, почти театральным: пальцы скользнули по вороту камзола, будто поправляя складку. Но рука дрогнула — незаметно для всех, кроме того, кто умеет читать тела, как книги.
— В Кастилии за такие слова зубы выбивают, — сказал он, почти с нежностью. Почти. Потому что под этой гладью слышался укол уязвлённого самолюбия — будто павлин расправил хвост, а на него посмотрели, как на воробья.
Ивар усмехнулся. Криво.
— Мы хотели проявить вежливость. А вы... — он наклонился чуть ближе, — вы разговариваете так, будто вас здесь ждали. С почестями. Но это не дворцовый зал. И тут уважают тех, кто умеет уважать в ответ.
Он задержал взгляд. Дольше, чем прилично. Глаза — настороженные, колючие, в них плескалась не столько злоба, сколько — раздражённая недосказанность. Как у того, кто не привык к отказу.
— Вот как, — отозвался И`ньяру, мягко, почти ласково, и всё же с холодной сталью в голосе. — Значит, Рамиро. Это угроза? Или всё же попытка впечатлить? Может, неуверенное признание в том, что ты бы и рад, но тебя мучает вина за то, что когда-то дрочил на собственную сестру?
Рамиро вскочил. Движение было слишком резким, чтобы остаться незамеченным. Он протянул руку и вцепился в плечо дерзкой «незнакомки». Глаза полыхнули гневом — настоящим, живым. Красивый был, зараза, даже в ярости.
— Будь ты мужчиной, а не злобной сучкой, — прошипел он, — мы бы уже разобрались. По-мужски.
И`ньяру не шелохнулся. Не отвёл взгляда.
— А что мешает сейчас? Мамины тумаки? Или воспоминание, как тебя оттаскали за уши, когда ты подглядывал за ней в ванне?
Он почти улыбнулся. Почти — потому что настоящая улыбка была бы излишней. На долю секунды показалось, что Рамиро всё-таки ударит. Рука дрогнула — но в следующую секунду Ивар перехватил её. Сжал запястье, резко, с усилием, которое тот не ожидал. Рамиро выдохнул — тяжело, шумно. Как лошадь, вставшая на дыбы и сразу загнанная обратно.
— Лучше не попадись мне, шлюха, — процедил он и отпрянул.
Они ушли. Не сразу, не торопясь. Позволив себе последнее — демонстративно высокомерное — исчезновение.
И`ньяру потянулся за кружкой. Отпил. Будто ничего и не было.
Отредактировано Inyaru (2025-06-14 20:23:32)
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
- «Скоро, скоро» - ты только это и повторяешь! – затянула Адалин, но осталась лежать на плече у И`ньяру. Он завел разговор про детей, о которых спрашивала драконица. Она задумалась. Будут ли у нее когда-нибудь свои дети? Останутся с ней или улетят при первой же возможности? Она улетела. И больше не возвращалась. Не видела больше мать и остальных ее детенышей. Адалин даже почти не помнила их всех. Может быть, узнает запах матери…
- И тебе никогда не хотелось заиметь своих? Заботиться о ком-нибудь по-настоящему?
К их столу приблизились двое мужчин. Определенно люди. Адалин подняла голову, она сразу же нацепила маску лукавости. Она поставила локти на стол, скрестила ладони и положила на них подборок. Драконица глядела на незнакомцев с задорной заинтересованностью и невинно хлопала глазами. Мужчины представились и сели напротив. Адалин предоставила слово И`ньяру, так как понимала, что он не поддержит ее игру и отправит их восвояси в чью-нибудь задницу. Как и было ожидаемо, речь зашла в обоюдный обмен угрозами. Адалин делала вид, что не участвует в происходящем. Она демонстративно отщипнула пальцами кусочек мяса из тарелки И`ньяру и, запрокинув голову, положила его себе в рот. Облизнув звонко пальцы, девушка приняла прежнее положение. В этот раз она правда широко улыбнулась и зажмурила глаза. В какой-то момент один из друзей вскочил и схватил за плечо И`ньяру. Адалин отпрянула и убрала руки со стола. Все-таки не хотелось запачкаться в крови этого несчастного. Но эльф не шелохнулся, не отрубил руку этому поганцу. Тот, которого звали Иваром, сдержал своего приятеля, спас от бесславной гибели посреди трактира.
- Не принимайте близко к сердцу, любезные! Моей подруге нужно время, чтобы прийти в себя после длительной дороги. Вон те дамы с выдающимися интересами определённо будут счастливы составить вам компанию, - замахала на прощание рукой Адалин.
Отошли, затерялись в толпе. Однако что-то подсказывало ей, что они не потеряли их из виду. Эти двое еще встанут у них на пути.
- Грубо, И`ньяру, очень невоспитанно, - Адалин вздёрнула нос, делая назидательный вид, и снова отхватила кусочек мяса, - А я предупреждала. Иной выбор внешности не привлек бы лишнего внимания. От них ты еще не отделалась, моя дорогая подруга. Всего лишь хотели узнать тебе поближе и без одежды.
Драконица пожала плечами и хихикнула в кружку с элем, отпив добрую половину горьковатой жидкости.
- О, смотри, там что-то происходит. Драка? Спор, который перерастет в драку? Идем же! Неужели не за этим ты меня сюда притащил?
В центре трактира, возле стойки, откуда трактирщик подавал разномастные кружки с элем, собралось приличное количество зевак и слушателей. Они окружили пару здоровенных, крепко сложенных мужиков, которым точно не помешало бы принять ванную прямо сейчас. В ногах у них валялись дорожные сумки, чем-то набитые.
- Кто это? – Адалин выхватила из толпы рыжую Леа, которая не сводила горящих глаз с тех двоих.
- Совсем не местная? Это же знаменитые охотники – братья Акс. Говорят, они это выдумали… Да какая разница? Они – бесстрашные охотники на чудовищ и драконов! Как это… Драконоборцы, во! Отстань. Лучше послушай и погляди. Может будут продавать что-нибудь совсем задёшево.
Низкорослая Адалин бестолково крутилась вокруг этого сборища. В итоге решила утащить чей-то табурет и забраться на него, чтобы сверху поглядеть на этих охотников. Ей очень не понравилось определение, которое использовала Леа. Что значит «драконоборцы»? Прямо вот так дословно? Наверняка, очередные шарлатаны, которые будут потрясать медвежьими или лосиными костями, уверяя, что это драконьи фаланги или хвостовые позвонки. Или им свезло, и они наткнулись на мертвую тушу дракона, которого победил другой… Адалин встревоженно обернулась на И`ньяру.
Один из братьев начал речь:
- Все вы знаете, что тут объявился дракон, залетный, небольшой. Метров 15 от силы в длину. Детеныш, по сути. Но он устроил не мало проблем. Пожег и угнал скот, разнес зерновые амбары, оставив людей без запасов на зиму и на весну для посевов. Мы не могли не откликнуться на эту беду! Тварь была сильная, хитрая, но все равно туповатая. Попалась в нашу ловушку. Мы нашпиговали его грудину огромными болтами, выпущенных из нашего особого орудия. Как раз, чтобы сбивать таких уродов. Вы бы слышали, как он вопил! – Акс расхохотался, толпа его поддержала, заулюлюкав и захлопав, требуя продолжения.
Красивое лицо Адалин скривила гримаса ужаса, отчаяния и боли. Она сжала руки в кулаки, почти до крови вонзив ногти в кожу. Драконица продолжала стоять на своем постаменте, с опущенной головой, ее тело пробивала мелкая дрожь. Адалин поджимала дрожащие губы и кусала их, сдерживая яростный вопль. Кровь бешено застучала в ушах, но она слушала эту мерзость, которую кто-то назвал подвигом, выкрикнув из толпы. Кажется, это была Леа.
В краях людей, в это время, царила зима, солнце только поднималось над землёй, а вместе с ним, покинул чертоги сна и лорд Аспитис. Придворные, встречающиеся его на пути, отмечали великолепное расположение духа, которым он совсем не хотел поделиться, ни с кем. Змей направился прямиком в оружейную, где, в самых недрах, хранилось то оружие, что не каждый любил и не каждый умел им пользоваться. За рядами идеально отполированных копий, острейших мечей и кинжалов, тугих луков и молниеносных стрел была спрятана редкая, но простая игрушка, длинной под два метра, из плотной кожи и снабжённая тяжёлой бронзовой гирей на одном конце. Другой конец представлял собой петлю, для удобного хвата. Она странная вещь, мало сочетавшаяся с благожелательным настроением, использовалась им одним, потому как, ни у одного эльфа не появилась бы сея странная идея. Именуемое людьми, как гасило, оно дополняло образ странника-торговца, создаваемый небольшой подвеской-артефактом. Меч – оружие дворянина. Артефакт являл свою силу только соприкасаясь с обнажённой кожей, придавая полукровный облик, изменяя одежды, но не изменяя ярких черт внешности и пола носителя. Действовал артефакт всего лишь несколько дней, после чего терял свои силы и рассыпался в пыль. Именно этого малого набора хватит для той прогулки, что задумал Змей, если ноги приведут его к границам земель смертных – свои или коня.
Поместив игрушку в дорожную сумку, добавив к ним припрятанные человеческие монеты, Аспитис предупредил короля о своём отсутствии, будучи полностью уверенным, что без него, те несколько дней, справится и королевская семья, и весь двор. Он лично снарядил коня и покинул двор, предвосхищая шумный и дружный вздох облегчения всей эльфийской аристократии. Под кроной леса оставались все необходимые фигуры: король, принцы, лорды домов – что могло пойти не так? На краткий миг позволить всем наслаждаться жизнью. Он прекрасно знал, кто как к нему относится, и был безрассудно рад только компании старых друзей, полезных пешек и той единственной, что осталась лишь в памяти. Было что-то занимательное в том, что эльфы обманчиво верили в его полное невмешательство в политику, как раз, во время подобных странствий. Оставаясь самим собой, советник гулял по лесу и рощам, вслушивался в песни птиц, диалоги деревьев, уникальное общение животных между собой, ночевал под звёздами и, играясь с водами, пересекал реки. Так продолжалось несколько дней, после чего, эльф направился к границе Эльвендора и, вскоре, пересёк её.
Он ощутил изменение погоды, самой природы, кожей, глубже, ярче, чем могли видеть и замечать люди. Кулон-артефакт лорд надел на шею, забывая своё имя. Теперь, если он и встретил старых знакомых (что вряд ли случится), они станут обращаться к нему по имени Эан. А после – начались ни к чему не обязывающие посещения ближайших деревень и городов, личные появления во всех торговых лавках, изучение слухов и домыслов – боже, люди такие шумные. Он скрылся от тишины в гудящем рое, но ещё не начал жалеть об этом: некогда, если вспоминать, как ведут себя смертные, ну, и, маложивущие. В Лейдберг он заехал случайно, без ясных целей и идей – всего лишь желая позволить коню отдохнуть: здесь у него никогда дел не было.
Двери трактира пропустили нового посетителя, стряхивающего снег с тёплого плаща, глубокого капюшона и холщовой сумки через плечо, которую оттягивало нечто тяжёлое. Лишь его плащ выглядел прилично, как новая вещь, всё остальное – как повидавшее несколько сезонов дождей и зим. Никому до него не было дела, поэтому, удалось добраться до трактирщика, миновав посетителей, как вековые дубы. Кружка эля и горячая похлёбка - то, что нужно, как спасение от холода. Аспитис устроится со скудной добычей в глубине зала, мало меняя своих привычек: находится там, откуда можно лицезреть общую картину. Весь этот человеческий сброд был низшего качества. Змей лениво обводил взглядом зал, потирая руки и плечи, словно от холода. Здесь не было ничего интересного. Ничего, кроме танцующих людей и музыкантов. Он и забыл, что смертные, тоже, умели веселиться, при каждом удобном случае. Им положено: их век короток. Он вёл себя, как тот путник, который мечтал согреться, а дальше – посмотрим. Но от слуха не укрывались разговоры, смешивающиеся в коктейль, и некоторые смертные привлекли внимание. Какие же они шумные, грубые, наглые. Отменная встряска.
Похлёбка уменьшалась в объёмах, а эльф наблюдал за картиной, пока, ему не показалась знакомой аура одного из посетителей. Аспитис сосредоточился. Потом – растянул губы в хищной улыбке, заглядываясь на одну из дам, которая так же не подходила этому заведению.
Захватив с собой и поздний ужин, и кружку с элем, к которым желудку нужно было вновь привыкать, эльф бесшумно, совсем не по-человечески, добрался до одного из столов, и, не спрашивая позволения, составил компанию даме, заняв место её подруги.
– Что такая миледи делает в этом месте? – Он весело прищурился и накрыл её ладонь своей, не нежно, не грубо, и медленно, очень медленно приподнимая пальцы, царапал без следов, подражая заторможенной когтистой лапе хищника. – Что этот алмаз в чешуйчатой оправе делает так далеко от родного дома? – Странник указал взглядом на Адалин. – Батюшка будет гневаться, если миледи ушла, покинув родной, богатый дом, так и не дождавшись возвращения учителя. Я вижу, кто ты, но сам отправился в странствие по крупным торговым точкам, могу пройти мимо, оставить двух дам самим разбираться с теми двумя негодяями, которые ждать будут. Это не лучшее платье для такого трактира, - кому-то тот взгляд, задержавшийся на уровне декольте мог казаться похотливым, но советник эльфийского короля даже не старался подражать людям в деталях. – Я – всего лишь скромный торговец и не могу указывать такой даме, как и её подруге, но если случайно столкнулся с такой красотой здесь… то где её сестра?
Оскалившись, он убрал свою руку и потерял интерес к принцу, стараясь разглядеть и прислушаться к событию вечера.
– Слухами земля полнится. Да разве этих чудовищ не признала Святая Церковь? Слышал я – драконы больше не враги Церкви. Неужто языкастые всё наврали?
[icon]https://i.postimg.cc/RV9kv7Ck/ezgif-211dfd3949dad0.gif[/icon]
— Адалин, подожди, — сказал он, не надеясь.
Река не спрашивает разрешения у берега, прежде чем сорваться с весеннего ледохода. Она ушла — быстро, порывом, не дождавшись конца фразы. Оставила после себя тепло на плече и запах, похожий на юность: на мед, неразбавленный страхом, на солнце, которое ещё не знает, что его сожгут.
И`ньяру остался.
Он не смотрел в сторону тех двоих, что теперь сидели через два стола, будто затопленные обиды. Не удостоил взглядом. Не подумал. Не допустил. Потому что в его жизни было хуже, чем быть схваченной за плечо в чужом теле. И хуже, чем попытка изнасилования. Потому что у него были истории, которых не рассказывают — о тех, кто пытался. Кто думал, что принц в женском обличье — это просто тело. И кто теперь — пепел в старых болотах, костный крошево под ледяной коркой, которую не растопит ни один костёр. Их имена он не помнил. Только звуки. Крики. Глухой хруст.
Он пил.
Толпа зашумела, как стая мух. Гудение, крики, плеск пива по деревянным кружкам — всё слилось в одно. А потом это «одно» превратилось в чёрную пену, которая накатила на сцену. Туда вышли те, кого можно было бы назвать мужчинами, если бы не вонь от дешёвого геройства и щёки, по которым скатывались капли напыщенной важности.
Принц не удивился. Он знал, что это случится. Именно это. Дурная кровь чувствует дурную кровь.
— Расскажи про драконицу!
— Да! Про неё! Про суку в горах!
— Драконицу, давай! Про выводок её! Про гниль её в яйцах!
Голоса рвали воздух, как псы — падаль.
Старший брат поднял руку. Наступила тишина. Густая, жирная, как навозная жижа под копытами. Тишина без уважения — но с жадностью. Все хотели услышать.
И они услышали.
— Старая история, — сказал охотник, — лет пять назад. В горах появилась тварь. Жила себе. Мясо ела. Жрала свою дичь — ну и пусть. Но потом... потом понесла.
И`ньяру не шевелился. Он смотрел на пальцы. Как будто видел под ногтями не грязь, а чешуйки скорлупы. Или пепел.
— Сначала никто не лез. Но она начала жечь. Поля, стада, зерно — всё пошло прахом. И вот тогда зашевелились. Тогда староста выскреб из закромов золото, кишки и страх — и отдал нам. Мы пошли.
Пауза. Мнимо-героическая. Как у актёра, забывшего, что играет для публики, которая уже пьяна.
— Неделя дождя. Грязь по колено. Но мы нашли гнездо. Три яйца. Вот с такую башку. Кирка не брала с первого раза — крепче камня. Драконята внутри... хех. Сука, мерзкие. Размером с предплечье. Один пищал. Пищал, мать его! Мы их в костёр. Всех троих. Запах стоял... мм... как от горелой курятины.
Тишина.
— А потом явилась мать.
И`ньяру хотел бы сказать, что Адалин не должна это слышать. Что её уши — не для такой грязи. Но правда в том, что она должна. Мир, в котором она живёт, сожжёт её заживо, если она будет вечно играть в свет.
Он не сказал ничего. Только смотрел — в сторону, где дым превращается в пепел, и пепел — в память. Память, которую не все драконы могут пережить.
А потом — вторжение. Касание. Не грубое. Не враждебное. Хуже — знакомое. Ладонь на ладони.
И`ньяру не думал. Рука скользнула к оружию — копье, замаскированное под стилет. Пальцы коснулись рукояти. Но не обнажили. Не здесь. Не сейчас. Сталь осталась в ножнах, как змея в траве. Он медленно повернул голову, как те часы, которые считают не время, а расплату.
Запах. Не спутать ни с чем. Смесь ладана, мха, древней пыли библиотек и нерастраченного яда. Пряный, чуть сладковатый след, как у вина, которое давно испортилось, но его всё ещё наливают по привычке.
Аспитис. Конечно.
Вот и ты, старый змей. Оставил своё кресло с видом на трон и пожаловал в грязь смертных. Надел маску — и всё равно пахнешь собой. Пахнешь высокомерием, властью и хитроумным отчаянием тех, кто всё ещё пытается дергать за ниточки. Принц не смотрел ему в глаза. Ему было достаточно тембра.
Тот же голос. Те же слова, разве что теперь приправленные «простецкой» интонацией. Принц выслушал. Вежливо. Пальцы всё ещё лежали на столешнице, но каждый сустав говорил: «ещё одно слово — и будет поздно». Когда же Аспитис закончил свой спектакль, И`ньяру ввинтил стилет ему под рёбра. Аккуратно. Почти изящно. Без нажима. Просто — как напоминание. Без первой крови.
— Далековато ты приполз, чтобы пошипеть, — негромко. Ледяным, безэмоциональным шёпотом, как ветер из-за угла мертвого дворца.
Он не испытывал ненависти. Ни к змею, ни к его вечному ползанию при дворе. Просто принимал как данность. Как зиму. Как затмение. Как факт, что Аспитис был, есть и будет — даже если его сожгут, он всё равно останется где-то в пепле. Как мысль, которую не выкуришь из головы.
Но одно И`ньяру знал точно: раньше этот лорд держал свои когти подальше от чужих маршрутов. А теперь — сидит здесь. Греется у огня, за его столом, без приглашения. И под это не было подходящего объяснения. Ни политического, ни личного. Только раздражающее совпадение.
Принц подался вперёд. В женском облике это выглядело как плавное, почти ласковое движение. Подбородок лёг на плечо Аспитису, волосы едва коснулись его щеки. Глаза скользнули к сцене, где всё ещё рассказывали, как железные болты пробивают глазницы драконицы. Как мясо шкварчит на огне.
— Его Светлость снизошёл обсудить мой гардероб? — спросил И`ньяру без улыбки. — Не нравится? Могу раздеться. Побудешь рыцарем, спасающим даму в беде. Или… присоединишься. Я не против.
Пауза.
— Всегда было интересно, каков ты на вкус.
Он не отпрянул. Не отступил. Просто оставался близко. Достаточно близко, чтобы напомнить: кто бы ты ни был, ты не один охотник за столом.
Если бы рядом не было Адалин — возможно, принц бы довёл дело до конца. Без надрыва, без пафоса. Просто вскрыл бы Аспитиса — от паха до грудины. Для науки. Для красоты. Для старых счётов. Всё равно тот не умрёт. Разве что полежит пару дней в рогожах за конюшней, как забытая падаль. Пока не напитает своё тело обратно — змеиной злобой, упрямой жизненной дрянью, что зовётся эльфийской магией. Встанет, отряхнётся, уползёт обратно в тень. Опять будет шептать. Опять будет плести.
Но рядом была Адалин. Напряжённая. Потрясённая. Не по-детски встревоженная тем фактом, что мир не просто жесток — он смеётся, когда жжёт её родных заживо. И`ньяру видел, как она дрожит. Как сжимает губы. Как держится — но едва.
И потому...
Принц не убрал стилет сразу. Мазнул напоследок — не по сердцу, по ткани. По коже, ровно настолько, чтобы та вспомнила, что может дышать болью. Оставил не рану — обещание. Прикосновение металла, как совет: заткнись, выродок. Пока цел. Потом — убрал. Спокойно, как будто это был не стилет, а вилочка для закуски. Взялся за кружку. Сделал глоток. Эль всё ещё был неплох. Горький. Тёплый.
— Иди. Скажи это толпе, — негромко бросил он, не глядя на Аспитиса. — Или моему отцу. Или, если совсем скучно, богам. А я посижу тут. Послушаю, что тебе скажут в ответ. Может, даже развлекусь.
Интонация была ровной. Усталой. Как у убийцы, которого позвали на суд, и он пришёл — не оправдываться, а посмотреть, как всё это рухнет.
Были времена, когда И`ньяру звал Аспитиса «учителем». Когда слушал, впитывал, пытался понять — что движет этим змеем в человеческой шкуре. Эти времена прошли. Учить его уже никто не мог. Почти. Мудрость Аспитиса? Да. Несомненно. Хитрость? Конечно. Настолько старая, что начала пахнуть нафталином. Но всё это — не повод лезть в дела, которые давно вышли из сферы его влияния.
Возможно, лорд думал, что младший принц всё ещё мечется в тени отцовского трона, глотает каждую крошку внимания, как проклятие. Что можно ткнуть туда — прямо в эту чёрную дыру, полную жажды признания. Что там всё ещё больно. Что там всё ещё пусто. Но и это миновало.
И`ньяру не нуждался в одобрении. Он знал, кем был, и кем станет. И с каждым новым вмешательством Аспитиса всё яснее понимал: старым теням не место при новом троне. Зачем держать змей в углу, если они уже забыли, что это — их единственное безопасное место?
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
Адалин слушала, заставляла себя это делать. Всё её естество кричало и требовало заткнуть уши и бежать, она могла только кричать от собственного бессилия. Тех драконов уже не спасти, не вернуть к жизни. С ними расправились жестоко и бесславно, не победили в честном бою. Адалин слушала, подпитывая свой гнев, страх, которые подпитывали уверенность в словах И`ньяру о необходимости изменить мир. Весь мир, а не только Эльвендор.
Эти мерзкие людишки выбрали слабых и беззащитных. Сожгли еще не рождённых детенышей. Адалин тихо застонала и схватилась за голову. Она будто слышала писк совсем еще крошечных драконов, не познавших ощущение свободы, порывы ветра своими крыльями. Слышала крик самки, которая от ярости и горя потеряла самообладание. Драконица тогда ринулась в бой, навстречу расставленным ловушкам, и поплатилась жизнью, которая, наверное, тогда потеряла для нее всякий смысл. Адалин, согнув ноги, медленно опустилась вниз и уткнулась лицом в собственные колени. Сердце бешено колотилось. Что она может сделать сейчас? Может только отомстить. Да, превратиться в дракона прямо здесь и сейчас. Растоптать всех, развалить трактир, выжечь город. А дальше? Людей много, место этих драконоборцев займут другие. И счета им не будет. Люди упрямые, глупые, жестокие, берут всё, что им вздумается, и ничего не возвращают взамен. Они прогнали эльфов с этих земель, прогнали драконов. Этим двуногим станет мало, и они явятся на морские острова, где вынуждены ютиться драконы.
Адалин приподняла лицо, она смотрела прямо в спины людей, окруживших охотников. Братья Акс к тому времени уже хвастались добытыми трофеями. Им удалось сохранить крошечный череп одного из детенышей, который предлагали выкупить, как какую-то безделушки на рыночной площади в ярморочный день. Нет, эти охотники не достойны того, чтобы кто-то потом слагал песни об их славной смерти в драконьей пасти. Они не должны стать мучениками. Их смерть еще настигнет, где-нибудь в горах или пещерах. Никто этого не узнает, не найдет их тел. Или же наоборот – их смерть будет настолько бессмысленной в одной из городских подворотен, что остальные решат, что бедолаг закололи обычные бродяги ради нескольких золотых монет.
Адалин спустила одну ногу с табурета, за ней вторую. Или они умрут прямо тут, захлебываясь в собственной крови. Она бегло огляделась по сторонам. Кто-то оставил на столе нож, которым разделывал мясо. Самый обыкновенный нож: с деревянной рукояткой, с коротким и не шибко заточенным лезвием, по краю которого пошла уже еле заметная ржавчина. Мысли Адалин заметались, когда она взяла за ручку выбранного оружия. Никакого превращения. Она может навредить И`ньяру, который сидел совсем недалеко, привлечь к нему ненужное внимание, и тогда его план может пойти прахом…
- Заткнись! – рявкнула не своим голосом Адалин. Несколько человек обернулись к ней, остальные даже не обратили на нее никакого внимания. Она двинулась в самую середину толпы, прижимая к бедру ладонью нож. Девушку пропустили вперед, с интересом ухмыляясь в ожидании, несомненно, чего-то интересного. Кто-то остановил Адалин за плечо. Она рывком повернула голову и встретилась взглядом с обеспокоенной Леа.
- Продажная дрянь! – не церемонясь, Адалин размахнулась свободной рукой и зарядила девушке звонкую пощечину. Леа качнулась и, вскрикнув, схватилась за лицо. На ее глазах выступили слёзы. Возмутился только один из Аксов, которому не понравилось, что в его браваду вмешалась какая-то девица, решившая, видимо, разобраться с соперницей.
Адалин, не обращая больше внимания на рыжеволосую, двинулась к самому старшему из драконоборцев, который держал в руках череп детеныша дракона. Адалин скользнула по трофею взглядом и покрепче сжала рукоятку ножа.
- Ублюдок! – то ли прорычала, то ли прошипела она, ее губы задрожали в оскале. Тело пробивала мелкая дрожь, что драконице пришлось напрячься, чтобы унять ее хотя бы для первого своего удара. Адалин бросилась вперед с вытянутой рукой, целясь лезвием в глаз Акса. Тот успел увернуться, нож царапнул лишь кожу на его грязном лице.
- Ты чего это?! – только и сказал, опешивший мужчина. Он перехватил запястье Адалин и с силой ударил им о деревянную стойку. Адалин ахнула от боли и выпустила оружие из рук. Тут же она получила увесистым кулаком в живот и свалилась на колени. Драконица не могла кричать, только пыталась вздохнуть, будто человек вышиб весь воздух из нее. Еще один удар, уже в лицо, Адалин повалилась на пол. Может Акс что-то и кричал, она краем глаза видела, как тот нависал над ней, но ничего не слышала. Драконоборец схватил девушку за волосы, потянул на себя, чтобы получше разглядеть как с разбитых носа и губ стекала кровь. Адалин охватило чувство беспомощности, в этом виде у нее не было ни физических сил, ни необходимых навыков, чтобы вступить в рукопашную схватку. Она могла только рычать, плеваться кровью и клацать чудом уцелевшими зубами, силясь дотянуться ими до горла драконоборца.
- Кто ты такая? Шлюха, что любит пожестче? Я и так бы всё понял, незачем было с ножом бросаться! – охотник расхохотался.
- Я отгрызу тебе голову! – Адалин плюнула ему в лицо, чем вызвала смешок у толпы и злость у Акса. Он замахнулся для очередного удара. Пускай бьет. Пускай взращивает еще больше гнева и ярости в душе драконицы. Ей это было нужно, чтобы понять И`ньяру, чтобы остаться с ним навсегда.
[icon]https://i.postimg.cc/RV9kv7Ck/ezgif-211dfd3949dad0.gif[/icon]
Чести ради, Аспитис не дрогнул. Ни на волос, ни на полвдоха. Как будто не чувствовал острия стилета, упрямо и ровно вдавленного в край его ребра. Он, в своём вечном ироничном достоинстве, лишь потянулся к кубку. Наполнил его вином. Медленно, беззастенчиво красиво. И пил — глоток за глотком, словно это не клинок навис над его дыханием, а вечер в компании любимой ученицы.
Только потом, будто лениво вспоминая, что театральный миг требует слов, он оторвал взгляд от сцены в другом конце зала, где охотники взахлёб расписывали свои подвиги.
— Ваше Высочество, — произнёс он тоном вкрадчивым, чуть снисходительным, — не кажется ли вам… неразумным отбирать у этих славных господ минуту их дешёвой, но столь желанной славы?
И`ньяру не ответил. Но и оружия не убрал. Стилет оставался там же — с невидимой грацией, сдерживаемой в запястье. Как напоминание. Как ласка, что может обернуться казнью.
Аспитис чуть дернул уголком губ — слишком опытен, чтобы не понимать намёков, слишком спокоен, чтобы на них реагировать поспешно.
— Я о том, — продолжил он, — что их рассказ, при всей своей провинциальной банальности, завораживает толпу. А ваша… подруга, если я правильно понял, — он обронил это слово, как жемчужину в грязь, — вот-вот взорвётся. Сдается мне, буквально. Взлетит на воздух вместе с этой милой харчевней.
На этот раз принц всё же взглянул. Перевёл взгляд туда, куда указывали слова. Прямо на Адалин.
Она уже сорвалась. Закричала, вскочила — слишком резко, слишком по-человечески. Метнулась к девице, с которой ещё недавно хохотала в хороводе. Там — краснеющее лицо, рука на щеке, слёзы в глазах. Толпа шепталась. Воздух начал густеть — напряжением, обидой, растущим азартом.
И`ньяру вздохнул. Через нос. Тихо, но отчётливо. Затем, с жестом почти танцевальным, убрал стилет. Плавно, как если бы касался складок на вечернем платье. И уже через миг поднялся. Без предупреждения, без пафоса. Просто — был здесь, и стал там. Скользнул в гущу зала, как тень с хищной походкой. Почти беззвучно. Почти незаметно.
Уже в следующем движении — обогнал вспышку. Мужчина нависал над Адалин, будто пивной громила над заблудшей свечкой. Замах. Запах лука, пива, и чего-то более мерзкого — ожидания власти. Но удара не было. Потому что И`ньяру поймал его руку. Хлопком. Сухим, хрупким — как хруст последней косточки в игре.
Вопль. Мужлан рухнул на колени. Рука у него посинела — мгновенно, как будто проклятие капнуло в кровь. Пальцы И`ньяру сжимали запястье точно, без сантиментов. Девичьи. Безжалостные. Люди вокруг встали кругом. Не с протестом — с любопытством. Здесь любили насилие: на нём выросла культура и, возможно, часть экономики.
Из-за спины метнулся второй. Нож — искривлённый, но с хорошей заточкой, добротной касты. Брат. Как водится, младший. Крепкий, резкий — слишком медленный. И`ньяру заметил его боковым зрением. Уклонился. Лёгким, женственным движением — не более чем жест плеча. Удар прошёл мимо, человек — тоже. Через скамейки, в стол, в остатки вечера.
— Сука! — заорал он, возясь в еде, словно родился в ней.
Принц протянул руку к Адалин. Поднял. Осторожно провёл пальцами по лицу — тронул висок, щеку, углы губ. Как лекарь — не для ласки, для оценки. Сдвинул брови. Недовольно. Он не любил, когда в драках трогают его драконов.
— Уходим, — сказал он. Тихо. Но в этом шепоте был вес приговора. — Быстро.
Но уйти им не дали.
Потому что толпа уже почуяла кровь — не метафорическую, не фигуральную, а настоящую, железную, горячую. Потому что кто-то толкнул кого-то. Или кто-то — кого-то. В подобном месте точная хронология умирает первой.
Глиняный кувшин разлетелся об чью-то голову со звуком, в котором было больше финала, чем угрозы. Кто-то завопил. Кто-то — заорал. Скамьи поехали. Тела сдвинулись. И в этом клубке пива, крика и локтей, младший из братьев-охотников, тот самый, что ползал в грязи с ножом и обидой, вновь пополз. В сторону И`ньяру. В сторону Адалин.
Принц не стал ждать.
Он прижал её к себе — ладонь на талии, точно и уверенно. Провёл взглядом по залу, как хищник, прежде чем броситься в лесной бурелом. Увернулся от двух сцепившихся мужланов, разошедшихся в драке, как быки на ярмарке. Один из них пах рыбой. Второй — смертью. Их судьба интересовала И`ньяру меньше, чем плесень под порогом.
Он потащил Адалин в сторону кухни. Туда, где пахло горелым жиром, вином и недожаренным мясом. Где можно было дышать, но не оставаться. На Аспитиса он не оглянулся. Тот хотел играть в сторожевых духов — пусть сторожит. Принц не собирался вытаскивать его из ямы, в которую тот залез сам. Особенно когда речь шла о существе, которое переживёт и эту харчевню, и этих охотников, и весь город разом, даже если его сожгут вместе с картой.
Они влетели на кухню, как порыв ветра сквозь неосторожно приоткрытую дверь. Прислуга, ошарашенная, замерла. Мальчишка-служка, посудомойка с заплаканными глазами, повар — тот, конечно, среагировал. Подхватил что-то тяжёлое — то ли нож, то ли молоток, то ли судьбу. Замахнулся.
И`ньяру нырнул под руку. Скользнул, как ветер сквозь решето. Адалин — следом, с тем же упрямым изяществом. Взгляд принца уже искал выход. Левая стена — глухо. Правая — шкаф. Третья — дверь. Узкая. Почти невидимая. Но от неё тянуло морозом.
Они проскочили туда. Дверь захлопнулась. И сразу же — грохот. С той стороны что-то тяжелое врезалось в створку. Если бы запоздали — пришлось бы собирать себя по осколкам.
Он отпустил Адалин. Выдохнул. Поправил волосы — белые, длинные, растрёпанные, как прошлое, к которому лучше не возвращаться. И, чуть прикрыв глаза, произнёс:
— Хотелось бы, чтобы вечер выдался спокойным. Но, видимо, мы не умеем. Пошли отсюда. Заберём лошадей и…
Принц не договорил. Потому что в нескольких шагах от них стоял он. Охотник. Младший. Тот, у кого ещё оставалась здравая рука — и ни капли здравого смысла.
— Удрать вздумали? — процедил он. Голос хрипел — от ярости, пива, или, может, страха, который он не распознал.
— Маленькие шлюшки, — сказал охотник, подходя ближе. Лезвие в руке, дышит как бык перед забоем. — Сейчас я вскрою вас обеих. Но сначала — хорошенько отымею. С тебя начну, чёрная.
Он усмехнулся. И сделал шаг.
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
[icon]https://64.media.tumblr.com/717460fad9118b960dc37fb478e4ed8a/f255fede4d0c9bc2-ef/s540x810/c316b5a0defe1f2164e3e00049bce3ccec425917.gifv[/icon]
Адалин смотрела прямо в глаза громиле. Она чувствовала, как ее теплая кровь стекает и капает ей на шею и дальше между ключицами. Она не делала никаких попыток защититься от удара, даже не зажмурилась, когда чужой молотоподобный кулак двинулся ей навстречу. Драконица была готова потерять себя, последние капли самообладания. Напоследок лишь поджала губы, на которых пузырилась кровавая пена.
Сделай это.
Прозвучал безмолвный призыв в голове. Рука Акса остановилась, точнее ее перехватили и сжали с нечеловеческой силой. Адалин моргнула, смахивая странное и опасное наваждение, нахлынувшее на нее. И`ньяру незаметным вихрем метнулся к драконоборцу и до хруста свернул тому запястье. Акс отпустил волосы девушки и свалился совсем рядом на колени. Он кричал от боли и хватался за свою руку. Слюни тянулись у него до самого пола… Адалин оперлась на локоть и не мигающим взглядом оглядела охотника, будто пыталась запомнить каждую его черту. Ее хищный взгляд остановился на тонкой коже, которая защищала его пульсирующие вены на шее. Вот бы зверем броситься вперед, вонзиться клыками, рвать, рвать, рвать… Заливать человеческой кровью себя и все вокруг. Вот бы отомстить, вот бы заставить почувствовать перед самым концом такой страх, который охватывал несчастных крылатых созданий перед своей смертью и их детенышей. Такой страх, чтобы о нем не забывали, чтобы его передавали. Чтобы они все вспомнили, что драконы – это не добыча.
Кто-то выхватил Адалин из темноты. Осторожно, ласково, так знакомо. Она с трудом подняла глаза и встретилась взглядом с женщиной, в которой через миг признала своего дорого принца.
- И`ньяру… - выдавила драконица и ощутила собственную кровь на языке. Ее тело гудело, боль наконец настигла ее во всей своей силе. Принц в женском обличье потащил Адалин через бушевавшую толпу, куда-то в глубь таверны. Она послушно плелась рядом, путаясь в ногах и кое-как их переставляя. Драконица с низко опущенной головой оглянулась назад, но уже не могла разглядеть старшего из Аксов. Она даже не слышала его вопли и проклятья. Адалин почувствовала короткое сожаление и попыталась выбраться из хватки И`ньяру.
- Нет… - она хотела вернуться, совершить желаемое. Покончить с тем драконоборцем как умела. Как волк, как медведь, как горный лев. Да хоть вороном выклевать ему глаза. Но перед смертью он бы узнал, чья тень накрыла его в последний раз.
И`ньяру затащил свою измученную спутницу на кухню и помчался дальше в поисках выхода. Адалин следовала за ним, ступая шаг в шаг, повторила за эльфом и увернулась от повара, который сыпал ругательствами. Принц вывел ее на улицу, убрал руку, отпустил, позволив опереться всем телом на стену здания. В лицо ударило резким ледяным порывом. Адалин подняла голову, из носа кровь уже не хлестала, но разбитые губы все еще кровоточили. Ей бы молчать, не шевелить ими, чтобы раны быстрее запеклись кровавой корочкой…
- Я не могу… Мне надо вернуться… Не могу так оставить… Эти истории… Я слышу их крики… - Адалин схватилась за голову. Она была уверена, что слышит, как пищат умирающие детеныши драконов. Драконица опустила голову на грудь, не обращая никакого внимания на слова И`ньяру. Внутри снова заклокотала ярость, Адалин негромко застонала, почти завыла. Она не могла справиться с обуревавшими ее чувствами, цеплялась за свои волосы, не желая выдавать дрожь в пальцах.
Второй голос разрезал воздух. Едва узнаваемый, мерзкий. Адалин подняла лишь глаза и осталась стоять как загнанная раненная волчица. Волосы черными плетьми свисали вдоль ее лица. Верхняя губа дернулась, приподнимаясь и демонстрируя багряные зубы. Адалин оттолкнулась от деревянной постройки и неровной походкой, шагнула к младшему из братьев-драконоборцев. Шаг, еще один.
- Отойди, пожалуйста, - со странной заботой в голосе прохрипела драконица и искоса взглянула на своего прекрасного принца янтарными глазами.
- Иди… Я так больше не могу, - обратилась девица с темными волосами к Аксу, протягивая к нему руки. Охотник задержался. Он не мог понять, что смутило его больше: согласие незнакомой девушки отыметь ее или ее протянутые руки навстречу и желтые глаза, глядевшие на него будто с вожделением. Драконоборец успел только обосраться и проследить взглядом, полного ужаса, как его окружает разрастающееся драконье туловище. Адалин двигалась во время превращения, сворачиваясь в кольцо, чтобы не навредить ни ему, ни И`ньяру.
Гарр’Афилада, плотно прижимая к себе крылья, нависла над Аксом, опустила свою морду так низко, чтобы он почувствовал ее горячее дыхание. Он попытался с визгом бежать, но шипастый хвост преградил ему дорогу, с трех сторон его окружали кожистые крылья и чешуйчатая туша, в нутре которого бурлило пламя. Дракон издал рев, провозглашая о своем появлении, хотя некоторые и без того уже высыпали на улицу, когда одна из стен таверны все-таки затрещала под давлением и обрушилась. Гарр’Афилада толкнула мордой драконоборца, сбивая того с ног, она щелкнула челюстями и переместила свою переднюю конечность, вонзаясь единственным когтем на сгибе крыла в мягкое бедро человека и упиваясь его воплем, огласившем окрестности. Драконица поискала глазами И`ньяру. Последний удар обыкновенно наносил он. Отступит ли в этот раз, чтобы создание огня и небес насладилось местью?
Отредактировано Adaline (Вчера 18:36:06)
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1562] цена чешуи
