[indent] Да, именно Марике Васс было предложено занять должность куратора курса целителей неслучайно. Хотя едва ли она могла подозревать, что рекомендовал её для этой должности не только один из её преподавателей, но сам Уго Фрайбургский, время от времени выражавший свои пожелания относительно тех или иных назначений. Пожелания, которые могли удивлять, но не позволяли подвергнуть сомнению способность святого Уго, которому Господь открывает чужие помыслы и души, составить мнение о ком-то по одной краткой встрече.
[indent] То, сколь много архиепископ знает или может узнать, вместе с целым рядом других причин позволяло отнюдь не всем и тем более не всегда ощутить рядом с ним покой и безопасность. Однако те, кто ощущал, истинно могли считать себя счастливцами. Ибо, разумеется, больше всего имело значение то, что полагал необходимым вызвать в той или иной душе святой Уго, являя когда гнев Господень, когда милость Его и небесную благодать.
[indent] Жаль, что маленький амулет со святым же символом, не позволял архиепископу узнать, что для Марики Васс благодать в его присутствии пахнет морским прибоем и ромашками. Действительно жаль, потому что это знание, никак не являвшееся необходимой деталью для архиепископа, стало бы неподдельно ценным для человека, которого скрывала белоснежная сутана. Человека, в сердце которого по-прежнему было живо желание дать тем, кто казался ему того достойным, не отвергавшим её, возможность ощутить ту любовь и милость Создателя, которую чувствовал он и в которой находил силы и утешение в свои темнейшие часы.
[indent] Однако, хотя от него остаётся скрыт образ, что рисует для Марики Васс ощущение его присутствия, святому Уго достаточно одного взгляда, который поднимает на него первый избранный им паладин, одной улыбки, что трогает её губы, чтобы получить ответы на самые главные вопросы, что беспокоили его в мыслях об этой аудиенции - мыслях о Марике Васс.
[indent] И яркий страх, и раболепие, как и слишком явное воодушевление, заставили бы его начать сомневаться в верности выбора - выбора именно в её пользу. Но ничего этого нет в её лице. Уго чувствует в ней перемены, просто понимает, что никто не мог остаться прежним после Стоунгейта, но видит в этих глазах и улыбке, что в ней сохранилось главное, что заставило его когда-то обратить внимание на неё. Пожелать поддержать девочку, которой казалось, что она может слишком немного, но у которой сердце было полно желания помогать людям. То, что, как он надеялся, если она справится с откровением, сможет сделать ей магом смерти, который не забудет цену жизни, позволит стать некромантом, оставшись целителем. Обретшим возможность помогать исцелять не только человеческие тела, но само человечество.
[indent] Кто-то счел бы, что для миссии паладинов стоило выбрать истово верующих, но не глубоко религиозных,
или уже достаточно чёрствых, чтобы выполнять необходимые задачи, не ужасаясь способам выполнения, используемым техникам и моральной стороне вопроса. И, вероятнее всего, такие некроманты на службе Айзена тоже появятся. Однако это будут некроманты, отличающиеся от тотенвальдских, даже в вере, слишком мало. Именно некроманты на службе Айзена, которые всего лишь будут называться иначе. Вот только Уго Фрайбургский желал, чтобы, по меньшей мере, у основания, чтобы потом быть поставлены на вершине, стояли те, кто отличался бы больше чем названием и политической лояльностью.
[indent] И вот... этот взгляд, эта улыбка, даже после открытых ей недавно способных потрясти знаний, всё ещё чисты и светлы. И согревают тем самым душу самого архиепископа. Он улыбается ей в ответ. Тепло, мягко, открыто.
[indent] - Ты такая же, какой я помню тебя. Изменившаяся, и всё же в самом важном прежняя. Я очень рад это видеть. Я надеялся, что ты справишься.
[indent] Он меняет официальный тон легко и естественно. Эти слова обращены не к фро Васс. И не к офицеру Васс. А к девочке по имени Марика. О которой помнил сам святой Уго. И уже давно на аудиенциях, назначенных для тех, кто не бывал на них прежде, архиепископу не доводилось, пожалуй, произносить слов, которые столь же откровенно выражали бы одновременно его чаяния, связанные с высшим благом, и чувства, обращённые в конкретную минуту от человека к человеку. От сердца - к сердцу.
[indent] Он не мешает ей подняться, опускает руку с перстнем, принимает ответ, что она даёт уже как офицер корпуса, однако потом слегка качает головой, хотя и вполне доволен главной частью услышанного в сочетание с тем, что предстаёт взору.
[indent] - У долга есть грани. Любого. У твоего, у моего, у долга долга герцога и долга крестьянина, - возражает, но без укора за ошибку, Уго Фрайбургский, делая несколько неспешных шагов в сторону стола и полок с фолиантами и свитками, и добавляя к сказанному пояснение. В шагах этих чувствуется скорее предоставление некоторой свободы в передвижении и Марике, чем желание увеличить дистанцию, ибо взгляд, то и дело вновь встречающий её, остаётся даже больше чем благосклонным, - Хотя количество этих граней различно. Тем их больше, чем выше предназначение. Не всегда по месту и титулу, но по замыслу Всевышнего. И именно поэтому следовать долгу непросто. Потому что следовать ему - значит принимать все его грани. И те, что созвучны сердцу с первых нот, и те, что тяжелы к принятию. Но тем в том числе и достигается совершенствование души. Однако в твою приверженность долгу, и в то, что следовать ему тебе под силу больше, чем многим, я верю. Иначе ты не была бы сейчас здесь.