Он смотрел на неё щурясь по-кошачьи. Всего на миг, на жалкое мгновение женщина вспыхнула, блеснула в зимней темноте яркой привлекательной вспышкой. И погасла. Всего на миг её характер, скрытое и потаенное естество засверкало ярче золота и драгоценных камней, но и этого хватило, чтобы привлечь внимание дракона.
«Размяк, – думал он, сонливо водя стрельчатым хвостом из стороны в сторону, – одурел после трапезы».

Следовало бы взмыть в небеса, оставив ведьму один на один с надвигающейся метелью. Но это было бы слишком по-человечески. Слишком мерзко.
- Ты смеешь просить что-то взамен? Что-то посерьезнее? – дракон потянулся, словно большой, разнеженный на солнце котяра, оскалил клыкастую пасть. – Может, ещё и седло захочешь на меня нацепить, а?

Он бы усмехнулся. Но смеяться в таком облике, пусть и мысленно, было не к лицу.
- В замок так в замок. Но не думай, что я дам усесться к себе на шею. Во-первых, замерзнешь и свалишься. А ты мне со свернутой шеей понравишься явно меньше. Во-вторых, я тебе не лошадь. Могу понести тебя в лапе. Буду держать бережно, словно распрекрасную бронзулеточку. Идет?
Дракон сделал шаг вперед, вытягивая широко раскрытую лапу. Серповидные когти блеснули в лунном свете.
- Что же касается замка и подождать... Нет, боюсь, я не могу отпустить тебя одну. Вдруг ты вернешься с армией своих мертвецов?

Большое доверие начиналось с шага малого: закрыть глаза, вложить свою руку в чужую, последовать в темноту, не задавая лишний слов. Обо всём этом дракон не мог знать, не мог догадываться: в нём не было ничего человеческого. А всё, что могло оказаться, было его чешуйчатой натуре противно.

Никто не знал о том, когда впервые повстречались предки драконов и людей, но с той самой поры наглый самовлюбленный двуногий, охочий до власти, стремящийся стать венцом природы, стал чешуйчатому огнедышащему гаду невероятно противен. Каждый последующий поступок, каждый наглый шаг человечества гадил этому миру. Если эльфы и сиды довольствовались тем, что даровала им природа, драконы властвовали над небом и морями, люди стремились подчинить всё и сразу. Их плуги вспарывали плоть земли, их плавильные печи обращали руду в сталь, их топоры вырубали вековые леса. Где бы не ступала нога человечества, оно теснило и прижимало, давило и душило остальные народы. В этом была суть людей. В этом был смысл их существования.

Дракон держал бережно, чешуйчатыми пальцами словно клетью уберегая говорливого человечка от неосторожного падения. Догадывалась ли Франческа Орио о том, что стоило только дракону сжать лапу изо всех сил, так хруст её костей был бы слышен на другом конце мира? Догадывалась ли, что сейчас целиком и полностью её маленькая человеческая жизнь зависит от дури в змеиной башке? Разумеется. Она была не глупа, эта Франческа Орио, и наверняка знала себе цену.

В прежние времена у человеческих женщин была отведена совсем иная роль. Наперебой врут певцы в своих балладах об отважных воительницах и мудрых королевах: от зари времен и до заточения Велтариона племя человеческое слушало сильного, хитрого, желательно с коротеньким отростком промеж кривых ножек. Этот сильный, хитрый с отростком затевал воины, устраивал набеги, коварством и грубым натиском сминая неприятеля.

У женщины была иная роль: хранить очаг, рожать детей. Надеяться, что хитрый и сильный вождь, наплодив себе наследников и бастардов, проживет достаточно долгую жизнь. Да такую, чтобы самой женщине хватило до глубокой старости. Бесславной была женская участь. Неужели мир изменился настолько, что грязнозадые люди неосознанно стали на малюсенкий шаг ближе к драконову укладу жизни?
"Дурь! – подумал Велтарион поднимаясь в воздух. – И как такое только могло в голову прийти?"

Покуда дракона одолевали мысли о человечестве и месте женщины в мире, эту самую женщину одолевали совсем банальные вопросы. А может ли дракон стать собачкой? А может ли кошечкой? Неужели в величии своем, в своем истинном облике не падут перед ним ниц, не принесут златые дары и прекрасных девственниц?

Нет, не принесут. Велтарион это знал прекрасно. Пойдут на него с копьями да кольями, засыплют ворохом стрел, соберут крупную дружину. Будут орать, визжать и проклинать, с воплями и призывами к богам отправляясь на верную погибель. И никто, ни один идиот не догадается просто поговорить.
– Не переживай, ведьма! При желании, я могу стать настолько маленьким, что залезу даже тебе в...
Ветер сорвал его мысли. А может дракон просто не договорил?

***
Путь был не долог. Не таким долгим, как сотни лет, проведенные в заточении. Язвить и шутить дракон раздумал. Делиться собственными секретами тоже. Узнав, куда лежит их путь и в темноте разглядев темнеющие чертоги, он прибавил ходу, а под конец расправил крылья, планируя медленно и бесшумно. В темноте зимней ночи черный, словно сама темнота дракон, был так же неразличим, как притаившаяся среди веков смерть.

Они опустились в подлеске, в десятке минут до замка. Впереди виднелись едва заметные струйки дыма над редкими хибарами предместий. Опустившись в пушистых сугроб и отпустив свою спутницу-пленницу на свободу, дракон потянул змеиной шеей, вглядываясь в темноту. Мир определенно изменился. В стародавние времена люди не строили подобных крепостей: не хватало знаний и умений. А нынче - погляди, какая громадина!

Велтарион повел хвостом от нетерпения. Развалить бы такую глыбу, изжарить! Расплавить камни и шпили, опалить задремавшую на стенах стражу! Подавить, порезать, разграбить залы и сокровищницы! От предвкушения аж челюсть свело.

Долетевший с севера ветер заставил Велтариона на миг отпрянуть. Движения его стали настороженными. Словно замершая перед ударом гадюка, он напрягся, напружинился всем телом. Ветер его не обманывал.

Прошедший через сотни битв, обративший в прах десятки чужих армий, Велтарион знал, как пахнет поле боя: вздувшиеся, разлагающиеся трупы, смердящие падалью и нечистотами вороны, нарывы и вздувшиеся от гноя раны. Дракон знал, как пахнет смерть. И этот запах вблизи человеческого поселения был ему неприятен.

Получалось, что ведьма ему не лгала, и поданными её были оживленные мертвецы. В этот вздор не верилось, всё драконье нутро противилось этому факту. Но отрицать было бессмысленно: спустя шесть сотен лет человек, до одури насиловавший всё блага жизни, пошёл дальше ¬– и оскорбил саму смерть.
– Гадко, – прошелестели мысли дракона в голове Франчески. – Это место гадко воняет. Смертью. Падалью. Так пахнет безысходность.

Он медленно опустился животом на снег. Повел длинной чешуйчатой шеей, стряхивая с узорчатого гребня свалившийся с ближайшей сосенки снег. Не было ни вспышек, ни марева, воздух не пошел волнами, не зарябил, как то бывает при мороках или иллюзиях. Просто в один миг там, где сидел огромный дракон, оказался крупных размеров черный, словно сама ночь, кудлатый волкодав.

Пёс посмотрел спокойными умными глазами в женское лицо. Поднялся. Сделал несколько неосторожных предательских шагов по снегу. Фыркнул.
– Таким меня видишь, таким к людям выйду, – прошелестел драконий голос в голове Франчески Орио.

Отредактировано Veltarion (2025-04-01 05:31:25)

Замок был похож на замок: ощерившийся, словно ёж, шпилями башен, закованный в каменный панцирь брони. Он плотно врос в стылые земли, сверкал редкими глазницами окон, скалился бойницами. Велтарион зажмурился от удовольствия, представляя, как здорово хрустят и чадят под драконовым огнем деревянные перекрытия. Можно запереть дракона в пещере, но унять его разбойничью натуру было тяжеловато.

Франческа Орио его живодерам не отдала. Она в принципе повела себя нетипично для человека, проведя мимо стражи, посулил мясо. Хотелось бы сказать, что он сыт. Но ведьма могла принять отказ за испуг.
Бояться было рановато.

Безынтересно пройдя в роскошно обставленную комнату, кудлатый волкодав занял место неподалёку от камина. Огонь – искренний, не предаст, не обманет. Он не умел лукавить и не умел дурить голову: честно обжигал, честно пожирал дерево. Никаких уловок.
– Нравится ли? – пёс растянулся на полу, пламя плясало в его глазах. – Пожалуй. В моё время вы, люди, жили совершенно иначе. Жилища больше походили на медвежьи берлоги, в замках можно было помереть от сквозняков и холода, пока дойдешь от комнаты до комнаты. Многие, кстати, помирали. Нет ничего легче, чем оборвать жизнь наследника, банально застудив младенца. Ах, люди!

Волкодав громко, протяжно зевнул. Положил морду на лапы.
Женщина избавилась от плаща, грелась у очага. Она вовсе не задумывалась о том, чтобы выжить. Её самоубийственные порывы были достойны похвалы – меньше дракону забот в будущем. Вот только Франческа Орио пообещала пленнику избавить его от магических арканов. Рановато ей было умирать.
– Ты бы переоделась, – заметил дракон. – Твоя одежда промокла. Ты вся дрожишь и рискуешь заболеть. Люди, как я помню, намного мягче и слабее всякого живого существа. Я могу и отвернуться. Скажем так, ты не первая человеческая женщина, которую я вижу. Предположу, что не последняя.
Не дожидаясь ответа, дракон отвернулся.

Запахи и шорохи тревожили его разум. Новый мир – тот, что у него украли много лет тому назад, – был чужим, незнакомым. Та империя, что они строили вместе с предателем-человеком давным-давно мертва. Осталось лишь её наследие. Наследие, непохожее на оригинал так же сильно, как дальние родственники не похожи друг на друга. Велтариону предстояло узнать о мире много нового. И только потом, оценив, взвесив все за и против, решить, как именно его уничтожить.

Франческа и её поведение… интриговали. Мир изменился, и люди изменились ему под стать. Она поднимала мертвых, совершала деяния омерзительные, противные всякому живому. Но её стремление к власти было столь манящим и драконовым, что внушало восхищение: никогда прежде Велтарион не встречал человека столь опьяненного своей мечтой. Хотя, пожалуй, однажды встречал. Жаль, не сожрал вовремя.

– Мертвая герцогиня, армия мертвецов… трон из черепов, стоящий на костях. Та власть, к которой ты стремишься?
Пёс вздохнул. Повернул кудлатую морду к ведьме.
– Нам предстоит долгий-долгий разговор. Ты поведаешь мне о мире всё, без утайки. Если жаждешь моей поддержки, расскажешь о правителях и их армиях. Во что верят современные люди. Чем живут. Чем дышат. Чего боятся. Мир изменился со времен Отто Обманщика. Чтобы сломить его пополам, нужно найти слабое место. И поверь, Франческа Орио, я способен его отыскать.