Ему, конечно, сообщили, что храм почтил своим присутствием второй принц. Кейран только отмахнулся, дескать, понятно, принял к сведенью, как-нибудь без меня. Здесь, вдали от пристального взгляда епископа и не имея над собой никакого начальника, он вполне мог себе позволить такие вот акты неповиновения. К тому же со знатью у Кейрана были всегда сложные отношения. Пастор церкви в Шварцвальде, где он служил викарием долгие годы, любил пройтись словом на эту тему. Мол, в Кейране играет крестьянская кровь, оттого ему так непросто с представителями высшего сословия. "Возможно", - вот что думал по этому поводу сам Кейран. От семьи он почти ничего и не помнил уже, может и, правда, что-то по крови.

Кейран знал, что от знати можно ожидать чего угодно, но все-таки это был храм Святого Отто, предка фон Гессенов и от его потомка - проблем не должно было быть. Но...

Реальность определенно была против. Кейран оказался на улице одним из первых, когда раздался этот душераздирающий звук. Смесь грохота, грома и взрыва. Это был его храм и он нес за него ответственность, поэтому ноги несли его вперед. Он только мельком отметил нечто, что вырвалось из храма. Плевать ему было на это "нечто", когда... Когда...

- Пресвятые угодники, - немногочисленные подчиненные Кейрана крестились и тихо шептали молитвы. Кейран лишь чувствовал как больно впивался в пальцы правой руки крепко сжатый розарий. Разруха. Обломки. "Пострадал ли кто?", - он лишь мельком обвел взглядом толпу. - Отец настоятель?...

Конечно, от него ждали решений, указаний, а если он ничего не сделает, любой из аколитов, диаконов, викариев - напишет епископу и... Тогда такое начнется, что прошлые проблемы, которые у Кейрана были с епископатом покажутся - мелочью. Это не просто какой-то там храм. Это храм Святого Отто с ценным реликварием!

- Проверить все ли на месте, - даже собственный голос ему показался чужим. Взгляд зацепился за фигуру принца, и внутри моментально расцвело бешенство. Никогда в Кейране не было смирения - это правда. И тут, очень далеко от взгляда старших церковных чинов, оно окончательно увяло, как увядают цветы, если их долго не поливать. - Если нет, то... искать. Потом доложите.

- А что?...

- Ничего. Шевелитесь, - отрезал Кейран, направляясь к тому, кто по его мнению был напрямую повинен в том что случилось. Он не чувствовал ни холода, ни ветра - ничего. Только боль от крепко сжатого розария в руке. "Ох, - думал Кейран, - если бы я только мог... Если бы мне только хватало сил! Удавил бы". Ярость его был практична и отвратительно бездуховна. Он нес за это место ответственность, и не с принца спросят за разрушение храма. "А что если и реликварий?..." - Кейрана моментально затошнило. Ему - конец.

- Что. Вы. Сделали. С. Моим. Храмом... - он ростом несколько ниже принца, поэтому взгляд пришлось поднять чуть вверх. Умение прокричать каждую букву без повышения голоса - отточенный навык, - Ваше. Высочество?

Все чего бы сейчас хотелось Кейрану - это иметь хоть какую-то возможность выплеснуть свой гнев, свою ярость, свою злость, но... Куда ему. Всего лишь церковник, а тут...

- Что. Вы... сделали с моим реликварием?! И что теперь делать со всем этим?! - Кейран раздраженно махнул рукой в сторону разрушенного храма. У них нет столько денег, чтобы восстановить его. Даст ли епископат? Скорее всего - да, но ему, Кейрану, уже будет несколько все равно. - Вы хоть представляете что вы натворили, Ваше Высочество?... Вы...Вы... - рука еще сильнее сжалась на розарии. Боль немного отрезвляла, позволяла следить за словами. Но будь у Кейрана возможность, то он бы...

Кейран открыл рот, потом закрыл его, потом снова открыл... но все еще не мог произнести ни слова. Слова застревали в горле, царапались, словно он простыл. Ему безбожно, ужасно отвратительно хотелось обложить принца отборной базарной бранью, которую он часто слышал в Шварцвальде. Это, конечно, бы послужило бы поводом для того, чтобы на него написали жалобу, но... Кейран по-своему очень любил это место. Тихое, спокойное, даже умиротворяющее, и вот его... уничтожили таким вот безжалостным варварским способом?

Вложенные в руки мощи - жгли ладонь. Буквально или фигурально, честно говоря, уже не имело значения. "Святотатство, - вот какая мысль первой скользнула в голове пастора, - Господи, спаси и помилуй...". Абсурдная, отвратительная ситуация! Вот он, Кейран, стоял сейчас на ветру и снегу, держа в одной руке бесценные мощи святого, перед ним на коленях стоял принц и просил - требовал? - благословения. После того как разнес... или помог разнести храм. Слов у Кейрана все еще не находилось, но сиплый, свистящий выдох говорил об очень многом.

- Нет, - ответ был дан не только из мелочной мстительности, которая не должна быть свойственна представителю религии. Благословить - означало подтвердить в какой-то мере легитимность этой отвратительной выходки. Это означало, что принца ставят выше Создателя, раз после такого поругания над святыней его... - Нет, - Кейран отдернул руку. -  Вы... вы...

Но сначала нужно было решить вопрос с мощами. Держать их вот так... просто в руке.

- ГАНС! - окрик в бок. Его голос всегда действовал на людей отрезвляюще. Суета за спиной разгорелась с новой силой, как и разговоры. Разговоры о том, что он допустил это. Потому что... не был там, где должен быть! В храме, рядом с реликварием, - НЕМЕДЛЕННО НАЙДИТЕ ЧТО-ТО ВО ЧТО МОЖНО ВРЕМЕННО ПЕРЕЛОЖИТЬ МОЩИ! - взгляд Кейрана снова был направлен на принца. - То, что мощи в сохранности не дает вам права полагать, что вы хоть в какой-то мере заслуживаете благословения. Не после вот этого... Это акт святотатства! И то что это ваш предок... Вы не имели права, - никогда в своей жизни он не думал, что посмеет отчитывать носителя крови святого, принца и прочее титулы его, как... мальчишку. - Это осквернение!

"А для него это, наверное, ничего не значащие мелочи... - мысль в общем-то верная. Знати всегда прощалось больше. Они могли откупиться, могли договориться. Кейран, еще когда жил в Шварцвальде, давно не слышал об хотя бы епитимьях и покаяниях, для аристократии. - Как всегда... И я мало что могу сделать, по факту. Епископат меня сожрет, если я самовольно хоть что-то...". Поэтому все, что Кейран мог - это отказать в благословении.

- Вот, пастор Кейран, - Ганс, запыхавшийся, покрасневший, приносит простой ларец, ткань, поверх которой печать, катушка нитей и сургуч. Сердце встало в горле. "Никогда не думал, что буду делать это...", - Кейран вздохнул. Времени на полноценный обряд не было.

- Deus, propitius esto mihi peccatori... - Ганс лишь прикрыл глаза, делая вид, что не видит, что до того, как полагается взять реликвию через ткань, Кейран держал ее просто в руке. Пастору сейчас было даже плевать, доложит ли после Ганс - вышестоящим чинам. - Domini est terra et plenitudo ejus... - он осторожно положил мощи в ларец. Ганс был молчаливым свидетелем того, что не было подмены. По крайней мере, даже если она и была, то ее точно сделал не пастор. А обвинять принца... вряд ли бы кто-то посмел. Ларец опечатан. - Tu nobis miserere... - Кейран тяжело, словно старец снова поворачивается к принцу. "Поседел ли я?..." - думает он. Что делать с этим всем? Нет ни малейшей мысли.

Кейран замер, обмер весь внутри... Его хотят купить? На лице пастора, обычно сдержанном, проступило настолько сильное удивление, что, наверное, со стороны было несколько смешно смотреть. Его хотят купить как, прости Господи, шлюху какую-то?! Было бы глупо отрицать, что деньги нужны, но...

Кейран резко выдохнул, потому глубоко вдохнул. Нет, ему определенно стоило бы успокоиться, прежде чем начинать говорить, право слово.

- О, да, вы оплатите восстановление храма, новый реликварий, потому что этот, - пастор махнул рукой в сторону, куда Ганс унес святые мощи, - не подходит, это временное пристанище. А еще я уведомлю епископат о том, что... - Кейран махнул рукой в сторону разрушенного храма, - ... вы тут устроили. Епитимья и покаяние! - Конечно, они оба знали, что ничего этого не будет, и что дело, скорее всего, просто замнут, затрут. Ну, право слово, не просто же сынок какого-то завравшегося аристократа. - И восстановить его нужно будет в прежнем состоянии, вы... представляете насколько это все не просто?! Нельзя просто... просто... - Кейран снова выдохнул и глубоко вдохнул. Не то, чтобы это был совсем уж религиозный вопрос. Положа руку на сердце, пастор прекрасно понимал, какие проблемы его ждут из-за этого. В том что они будут - сомнений не было. Да, не сразу, пока вести дойдут, но они дойдут и начнется... Начнется.

Тотенвальд отличался от Айзена. Здесь представителям церкви приходилось держать руку на пульсе народной жизни. Уж слишком своеобразной была тут жизнь. И правила церкви здесь были куда жестче, что в части мирян, что в части самих служителей. Может быть, до южной ветви и не дотягивали, но и не могли себе позволить быть настолько же расслабленными, как в Айзене. Потому что стоит только кому-то крикнуть: "Ведьма!" и горит уже половина квартала бедноты в городе.

Кейран прижал к переносице пальцы, помассировал ее, словно это могло хоть в чем-то помочь. Жест внезапно уставшего человека, а не пастора, облаченного хоть какой-то церковной властью.

- Мое благословение стоит не только денег, но и времени, - наконец-то проговорил он, - вашего. Все надо разобрать, убедиться в том что нет пострадавших, оценить ущерб. Что осталось от внутреннего убранства? Да, оно не было богатым, но оно было. И не менялось с момента постройки храма. Тут, - он обвел рукой разруху, - ценно все, - Кейран покачал головой. - Мне этого не простят, - это вырвалось само, обреченно, устало. Но, впрочем, какое дело гиганту до проблем муравья и его разворошенного муравейника? Верно, никакого, совершенно никакого.

Кейран редко имел дело с хоть кем-то обличенным властью, но знал, всегда знал - ничего хорошего от них ждать не приходилось: ни простым крестьянам, ни даже низшим церковным чинам, - и от этого всего у него уже начинала болеть голова. "Столько проблем, столько проблем", - он не испытывал стоя перед принцем никакого почтения к нему. Только глухое раздражение, что осталось после гневной вспышки.