Александрия была великолепна. В центре колыбели гедонизма, где каждый озабочен лишь собою, в упор не видя пороков ни своих, ни чужих, Сеарис чувствовала себя особенно свободно. Местный люд не знал ни меховых плащей, ни беды с дровами, как и многих других трудностей зимы. Самого эльфа мало беспокоили холод и добывание пищи, да только в сытости и спать приятнее, и земля непромозглая кажется дружелюбней и мягче. Сеарис, конечно, не мерзла ни в Айзене, ни в Кастилии, но ручки все же предпочитала греть. В карманах разодетых вельмож и торговцев на красочных площадях выходило лучше всего.

Не далее как месяц спустя от расставания с кузнецом, эльфа бесцельно прогуливалась Кастилией, не слишком задерживаясь надолго и не ища пристанища. Сеарис называла это именно прогулкой и необходимостью проветрить мозги. Взрослая жизнь без опеки ей нравилась, хоть и была порой скучновата. В мыслях о том, чтобы вернуться к своему отряду, Сеа тоже не простаивала, искренне полагая, что там уж ее и не ждут. А приключения ждали. Да и шайка бандюжьих гастролеров под предводительством великого, но малоизвестного вора Верано де Херонимо, в целом, от отряда драконоборцев не шибко уж и отличались. Конечная цель у них была разная, а методы подготовки "к делу", пожалуй, даже веселее. Оттого и необычно шустрая девчонка, способная таскать не только то, что плохо лежит, но и хорошо охраняется, оказалась настоящей находкой.

Давече Сеарис и бойкий шумный паренек лет тридцати от силы (а может и безусых семнадцати - как знать?) горячо поспорили о том, чья добыча за день окажется внушительнее. Для своего пари они выбрали легендарную площадь Цветов, пестрившую зеваками, торговцами, караванщиками и самым неожиданным сбродом. Задорно подмигивая то и дело всплывающей в толпе рыжей макушке, эльфа умела лавировала в толпе, то и дело случайно сталкиваясь с прохожими, рассыпаясь в извинениях да исчезая, как не было. И когда несчастный спохватывался, вор растворялся, как подлый душок в закрытой комнате с невозможностью обнаружить источник. В толпе за помостом многозначительно возвышающейся виселицы Сеа продвинулась к центру. По выражению крайнего удовлетворения на лице можно было подозревать, что Марсель никогда не обскачет свою подругу в делах воровских, ведь под кожаной жилеткой уже покоятся несколько золотых монет и заколок, нечаянно оброненных такими невнимательными доннами. Вдруг рыжий, явившись ниоткуда, дергает эльфу за рукав, указывая в крошечный просвет меж телами столпившихся людей.

- Смотри!

Сеарис смотрела. Сначала Марсель мог наблюдать вскинутые в немом удивлении брови и приоткрытый рот. В следующий миг черты ее заострились в тревоге и напряжении, а со стороны той самой болезненно-знакомой Адельхайде высокая фигура взвилась в воздух в прыжке. А после мальчишка очутился на земле, сбитый с ног резким разворотом Сеарис. Она вскинулась бодро, словно кобыла, получившая лозину под хвост, и с такой же силой ломанулась прочь. Едва ли разбирая дорогу, расталкивая людей, перемахивая через нагромождения ящиков с грузами подле торговых лотков, она, казалось, летела едва касаясь ногами земли. Эльфа прекрасно разумела, что бегать от наставника что корове от дракона в чистом поле, но взвешивать все за и против было некогда. Слишком уж отчетливым было подозрение, чем конкретно названный отец мог оказаться недоволен. Конечно, Сеарис исчезала прежде. На дни, не на месяцы, и уж точно не далеко на юг об руку с кузнецом. Оттого и последствий испытывать не особо-то и хотелось. Здраво рассудив, что без лошади далеко не уйти, а на ней по набитым улицам в торговый день и подавно, эльфа сначала махнула через шаткий заборчик, оставив льняной ошметок с рукава на торчащем гвозде подобно крошечному грязно-белому флагу, а после вцепилась в сухую лозу старого виноградника, ползущего по стене двухэтажной таверны. Вероломно осыпая красноватую черепицу из обожженной глины, Сеа выбралась на крышу и разбежалась в надежде перемахнуть на соседнее здание. Прочь! О том, что делает здесь Дисглейрио, она подумает позже.