Вид анкеты:

СЕАРИС ТЭРВЕН

Kaya Scodelario

бонд с кнопкой. - плач

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ: 3 сентября 1544 г, 18 лет.
РАСА: эльф
МАГИЯ: создания неприятностей из ничего. На нынешнем этапе своих талантов не осознает и не владеет.
РОД ЗАНЯТИЙ: воспитанница Дисглейрио Тэрвена / потерянное дитя лорда дома Ворона Неблагого двора
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: Дифрин и Гвинтэд / Долина ветров

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Дисглейрио Тэрвэн³²² - наставник и опекун.
Кровной родни не знает и не интересуется.

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА:

Эльфы не бросают своих детей. Эльфы не отдают детей на воспитание изгнанникам и преступникам. Эльфы не допустили бы, чтобы дитя их народа, неважно кто его родители, росло в человеческом мире, не зная, каково это – творить магию.
Но обо всем этом Сеарис никто не рассказывал, потому что единственный эльф, которого она знает – ее опекун. Сколько она себя помнит, они живут в вечном странствии. Сколько она себя помнит, в дни отдыха и покоя, Дис учит её обращаться с мечом и луком, объезжать коней и стрелять на полном скаку, лазить по деревьям и скалам, а если они задерживаются в городе, покупает книги или платит риторам и грамотеям за уроки.
Он же учит ее обманывать простаков и держаться своей правды, используя любые средства – от денег, когда они есть, до обаяния и образа наивной дурочки.

Последние пару лет Сеа является членом отряда охотников на драконов барона ван дер Вельде и на ее счету уже пять драконьих голов.
Славу дароконобрца приходится делить со всеми членами отряда, но в одиночку никто из них не одолел бы и одного.

• Первые годы жизни провела в окружении дочерей наставника, но этой части истории в виду малого возраста не помнит. Зато чудесно помнит, как лупила палкой крапиву и головы тренировочных манекенов. Повадки - мальчишечьи, гонор - такой же.

• Полный набор прелестей подросткового пубертата. Считает себя взрослой, а, значит, самой умной. Слыша нравоучения, профессионально падает на мороз. Когда надо - на дуру. Мало думает о последствиях. Много думает о том, о чем в ее возрасте думать не считается приличным. Разгребать последствия предпочитает оставлять кому-нибудь другому.

• Источник перманентной мигрени Дисглейрио. Порой кажется, не слушает никого и склонна жить по ветру, но в качестве компенсации иногда внимает наставнику. Поступает, как и положено, по-своему. Искренне старается быть дипломатичной, но все еще считает, что аргументы в виде ножа у яремной вены работают лучше других.

• Наглое, острое на язык создание. Медалист по выведению людей из себя. Почему этот язык до сих пор не отрезали - большой вопрос. Скабрезный юмор и очевидное влияние драконоборцев - в комплекте.

• Ложка меда в бочке дегтя: способный ученик.
Великолепный, практически одержимый коротким луком стрелок и метатель. Ценит общность, защищает своих бездумно, не разбираясь. Актриса, какую поискать - бесконечность очарования в комплекте с эльфийской мордашкой не даст подумать, что перед вами ходячая катастрофа. Непредсказуемая, яростная, резкая, но регулярно страдает от собственной неопытности в бою.

• Проявляет задатки идейного стратега и, склонность идти по головам. Соображениями своими предпочитает не делиться - за реализацию иногда влетает.

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

♥

Побудь ласкова, ведьма. Лишь кончиками пальцев неспешно выводи завитки на вспотевшем лбу, изредка ныряя в кудри, гладя, как родное сердцу дитя. Может, у тебя нет сердца. И детей нет, как нет тепла в твоей душе, что ты способна отдать. Но попробуй. Так же, как с десяток лет назад перебирала седеющие пряди Корвина, когда он позволял это тебе. Помнишь, каково это было?

Серафена смотрит на Ворона с пониманием. Раздробленный, нагой телом, душой извернутый — готовый отдать абсолютно всё, в обмен соглашаясь на крохи. Такой же, как была когда-то юная ведьма. Такой же… Слушая, как замедляется дыхание мужчины, Серафена позволяет пальцам пройти неспешный свой путь. От лба по виску и края скулы, вдоль бьющейся вены на шее вниз, к ямке над ключицей и дальше — плечо, сгиб локтя, пока не остановятся, мягко обвившись вокруг запястья. Под подушечкой черного пальца с каждой секундой растягивается нервно бьющийся пульс. Затихает чаша, замирает мир. Словно они провалились в пространство вне времени, где законы известного мира — насмешка над сущим. В улыбке Вергилия Серафена читает надежду. Глупый птах. Надежда тебе не поможет. Но ведьма попробует. Накинет вуаль на кошмар, отодвинет бережно, магией и травами заворачивая в сон. Следуя погружению Ворона, ведьма делает новую попытку коснуться уже спящего, беззащитного сознания. Теперь вежливо, мысленно поднимая лишь летнюю рябь на воде.

— Я не причиню ему вреда.

Она чувствует тень, обвившую хвост вокруг рук. С недоверием, с каплей издевки. Неосязаемую, но такую тяжелую. Кроме хриплого дыхания Вергилий не издает звуков, но Серафена слышит далекий, звенящий от ужаса крик исступления. Ей в глотку пробираются ярость и страх, заставляя согнуться в резком, тошнотном позыве. Такие знакомые, но чужие. Не с этого мира, не с этого часа. Не выпуская наёмничьей руки, ведьма дышит судорожно и глубоко, прижимая другую ладонь к солнечному сплетению. Ее чудом не вывернуло на драгоценные меха собственной постели, а Вергилий…

Вергилий зовет ее чужим именем. Ласкает бедро, размазывает слезы, извинения бормочет будто ему дозволено! Лицо Серафены приобретает явно читаемое отвращение. Тени прячут его, но не скроют глаз, чей недобрый блеск — единственное озвученное предупреждение. Вряд ли ищейка такое расценит. Застрявший меж кошмаром и явью, он цепляется за остатки воспоминаний, что в первые секунды дарили ему улыбку. Разочарованная неудачей, Риверсонг отцепляет от себя жадные руки, оставляя Вергилия проживать свой кошмар самостоятельно, но уже наяву.

Злобной птицей она слетает с постели. Слышна брань, виден размазанный во тьме силуэт — раздраженный, резкий, стучащий горшочками, шелестящий пучками трав. Она что-то роняет, бесится, поднимает, и с возгласом “ебучее вороньё!” — швыряет через комнату. Ей вторит звон разбитой посуды. Скрип плетеной корзины и еще звук беспокойный, — так шипит потревоженное змеиное кубло.

«Сажа. Кровь. Яд». Выдыхая, Серафена берет себя в руки. Видит Земля — она не хотела этого делать.

«Шалфей предсказателей. Воск. Полынь. Зверобой». Ведают Боги — она скорее подохнет сама, чем сменит свое решение. В том ее сила и преданность. В том величайшая слабость ее.

«Спорынья и шляпка свободы». Знает ли она, что творит чистое в безумии своем самоубийство?

«Песнь. Доверие. Тело.» Знает.

На своем пятачке у погасшей печи Серафена вновь зажигает свечи.
Всего две из длинной вощеной скрутки, туго обмотанные дымно тлеющими травами. Расставляет по обе стороны от себя и лишь после возвращается к постели, сопровождаемая шорохом павших одежд.

Этот мертвец все еще дышит. Видит ли, слышит ли — ведьма не знает. Сыграет ли вверенную ему роль? Обрушит последнее, что могут ему предложить? Ей остается лишь мягко потянуть Ворона за руки, сцепляя его пальцы меж своих. Вставай, сломленный человек. Тебе нужно еще кое-то сделать перед тем, как увидишь Костлявую.

Она идет спиной, ведя Вергилия к месту, где обустроила свой небольшой ритуальный круг. Не отпуская рук, не отрывая взгляда, не проявляя стеснений. Полная отчаянной решимости ведет, как нелюбимого к алтарю. В круге меж свечей, нажимая на плечи, вынудить встать на колени, а после — сесть. Дым сизый, тяжелый, дурманный. Стелится по полу, скручиваясь завитками, трусливо расползается от мановенья руки. Поднимая стоявшую рядом пиалу с черно-травянистым порошком, ведьма размешивает содержимое круговым движением пальцев. Ставит меж собой и Вергилием. Снова поднимает нож, молчаливо требуя у мужчины руку. В другое время ее забавляла бы такая покорность. Сейчас лицо не снимет фарфорово-задумчивой маски, пока расцветает алым разрез на запястье. Были бы силы выдернуть руку — наверняка бы попытался. Но и страхи его не дадут этого сделать. Какое-то время Серафена завороженно смотрит, как в чашу стекает жизнь. Ей не взять слишком много — наёмник слаб. И прежде, чем истощенному телу станет ощутима и потеря крови, она жадно припадет к запястью губами, оставляя не то целебный поцелуй, не то отравленную метку. Остаток пиалы она заполнит своей. У нее тоже кругом идет голова, а стены комнаты теряют очертания.

— Скоро станет чуть легче. Но тебе придется проснуться и слушать. — мягко молвит она, окуная в пиалу средний и безымянный пальцы. — Я без тебя не справлюсь, Вергилий. Ты — мой якорь.

Ее пальцы расчерчивают символы на лбу мужчины. Небрежно и грязно. Кровь, смешанная с сажей, стекает с бровей. Капает на грудь. Окрашивает ведьме руки до самых локтей и остается кляксами на полу.

— Будет больно, — продолжает она, поднося пиалу к вороньим губам. — Как никогда прежде. - сама делает короткий глоток.
— И что-то наверняка пойдет не так. Ты поймешь. Но тогда в твоих руках окажется не только твоя жизнь, но и я сама.

Страдающему неистовству ведьма не хочет говорить, что произойдет, если не поймет. Красивый, печальный финал для обоих. Очевидно, что наемнику терять уже нечего, но сама Серафена все еще питает надежды сгноиться на этой земле чуть позже. Отставляя пиалу, она подтянет корзинку, из-под неплотной крышки которой миру явится ониксовый блеск чешуи. Оплетая пальцы рук, две некрупные юркие змейки попытаются устремиться прочь но, перехваченные, затягивают плотные кольца тел. Первая сразу попадает головой в ловушку меж костяшек пальцев. Вторую Сера держала явно свободнее и не дрогнула, когда ядовитые иглы зубов проткнули ребро ладони. Демонстрируя укушенную руку, ведьма дает понять, что ожидает от наемника такой же жертвы. Самим змейкам не суждено прожить долго — холодная, но такая же живая их кровь послужит делу.

А после взбирается на колени уверенно и бесстыдно, обвивая шею руками. Лицо к лицу, и край скулы ее касается впалой небритой щеки. Слышно дыхание, пропитанное кровью и травами. Может, это выглядело как похоть. А может, ощущалось как доверие.

Ведьма ловит в ладони исхудалое лицо. Сжимает пальцы чуть сильнее, ощутимо впиваясь ногтями в основание черепа. Предупреждающе жестко, словно желая встряхнуть, пробудить. Ее лицо одурманено приливом энергии, что дарила кровь. От новых жертвенных шрамов неистово чесались руки, а губы искусаны в мясо. Ее ведет в сторону от бьющейся мысли в висок — вскрой глотку. Убей. Забери каждую каплю, отними все, стань сильнее. Стань Госпожой всего Живого и Мёртвого. Сера знает эту жажду, возникающую каждый раз, когда ведьма начинала тянуть энергию с крови. Стремительно теряя контроль над собственным я, она приводила Вергилия в чувство.

Если Ворон ведьму не услышит, ей конец.

— Что бы ты не видел. Чего бы не услышал. Что бы не чувствовал.  Заклинаю тебя, Ворон — не отпускай. — с этими словами Серафена, не позволяя себе одуматься, ныряет в слепой, затянутый дымной поволокой зрачок.
На этот раз ее впустили.