Magic: the Renaissance |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1563] the day after tomorrow
ooes - пепел
Кастилия, г. Альтамира, королевский дворец; 18.01.1563
София Сандавал, Диего Медина.
Через день после восстания мертвецов в Альтамире королева и маршал наконец-то находят время обговорить по-настоящему важные вопросы.
Отредактировано Diego Medina (2025-09-24 07:20:26)
— Пусть знает, что я жду его, как только он переступит порог этого дворца! — королева бросила на лету, удаляясь в пустующий тронный зал, лишь изредка используемый для церемоний. Гвардейцы открыли перед ней двери и затворили их, как только она вошла. С гулом шагов она прошла до центра зала. Девятнадцать лет назад она вошла сюда с тихой дрожью и робкой поступью, теперь же чувствовала себя хозяйкой в здешних коридорах. Но сегодняшнюю осанку она бы с радостью променяла на посредственность тех лет, ведь тогда ещё жила надежда на скорый покой. Теперь же она даже диадему не надела – смысл символов сгорел вместе с Фердинандом, напомнив о своей бесполезности в отсутствии реальной власти.
После вчерашнего происшествия она несколько часов в ночи отмывалась от пепла и преодолевала догнавший её уже в безопасности страх. Обыкновенно сдержанная, она начала опасаться и это, в её случае, было опасное для многих чувство. Они, корона, вновь показали слабость, а стало быть, вполне вероятно стоит ждать удара. Её наряд, расшитый черным и красным бархатом, будто смесь пепла и крови, но что гораздо важнее, содержал потайные карманы в рукавах для кинжала и яда. Защита как против врагов, так и возможность случись что – уйти на своих условиях. Из-за чувства ускользающего контроля даже собственная тень может заставить её вздрогнуть и обернуться.
Трон уже давно пустовал без настоящего короля. Смерть Фердинанда создала вакуум, который София до конца не предсказала. Вырезанное из черного дерева, с трещинами истории и бархатной обивкой, чертово кресло возвышалось в глубине зала как напоминание о власти, которая теперь никому не принадлежала полностью. Вокруг него — полумрак. Ни особого освещения, ни охраны. Он стоял, как реликвия страны, угроза измене, и как пустое место, которое никто не осмеливался занять без последствий. София не сидела на нём официально. Ей полагалось кресло рядом — ниже, скромнее, без символов. Раньше она говорила, что ей не нужен был трон, чтобы быть центром и править. Теперь же этого казалось недостаточно.
Она обернулась – он ещё не пришел. Как бы вновь не улетел на очередном драконе в погоне за подвигами. Чем больше София осознавала свою зависимость от Диего, тем с большим страхом она смотрела в будущее. Напрашивалась игра в риск – либо полностью на его стороне, либо какая-то самостоятельная история. Никто, разумеется, о её игре знать не должен и выдавать себя не нужно, но пока никто не видит – какая-то сила сама толкнула её к тому большому деревянному стулу, перед которым у всех подрагивали коленки. Поднявшись без шума по ступеням, она развернулась и без лишней театральности – присела, опустив руки на подлокотники. Королева была на этом месте не впервые, уже балуя себя этим чувством ранее, но теперь всё казалось слишком серьезно… смертельно серьезно.
Теперь оставалось только сидеть и ожидать в задумчивость – кто же войдет через эти двери: враг, любовник, защитник, предатель или просто герцог? Руки сжимали подлокотники до хруста в костяшках – он был её единственной защитой, а теперь уже едва ли кто-то усомниться, но и защитой Кастилии. Потерять его сейчас – проиграть моментально… Он нужен ей, на её стороне и с вниманием, сконцентрированным… на чем-то или ком-то другом.
Прощание с погибшими было коротким, а завершилось тем, что ровные ряды трупов сожгли, выполняя приказ главы регентского совета. Недовольные подобным святотатством если и были, то молчали: жить хотелось больше, чем встречаться с мертвецами, а чинить препятствия армии, ретиво выполняющей приказ своего маршала, было боязно — да и себе дороже. Самому Диего уж тем более возражений никто высказать не смел. Более злым и исполненным едва сдерживаемой ярости герцога ещё никогда не видели. А потому сжигали мёртвых — молча. Молча же смотрели, как на кладбища, разрытые несколькими ротами солдат, обрушивается драконье пламя и как не дают ему угаснуть огненные маги.
Пылало ярче солнца кладбище святой Анхелики. Маргарита — его Маргарита — всё так же сидела на своём постаменте, словно на постели, словно ждала его в их опочивальне, и каменные губы её изгибались в едва заметной улыбке, и незрячие глаза были устремлены в пламя. Огонь ревел в кронах деревьев. Трещала земля, покрывался сажей мрамор, плавились камни.
Диего не успокоился, пока не выжег дотла все кладбища в стенах Альтамиры, а после — оставил выжженное пепелище на месте Сан-Фернандо. Ему было плевать, сколько времени прошло с захоронения — пять дней или пятьдесят лет. Верхом на серебряном драконе он уничтожал всё.
Диего не знал — не думал, не до того ему было, не хотел предполагать, голова его занята была совсем другим — зачем королева пожелала видеть его так скоро. С порога и на бал. Вернее, в тронный зал. Не в зал, где заседал совет, не в какой-нибудь из кабинетов, ни даже в чьи-нибудь покои, прости Господи, а в тронный зал.
Находиться там сейчас, когда в воспоминаниях за ещё живым Фердинандом навязчивым призраком маячило его обезображенное смертью, лишённое искры разума и души тело — было мучительно, и мука эта отсылала его к Маргарите. Это к ней Диего раз за разом возвращался, это в ней искал утешения, это её предпочёл бы сейчас видеть в тронном зале, чтобы опуститься перед ней на колени, лицом уткнуться в её живот и ощутить нежное прикосновение лёгкой руки к волосам… это ей он предпочёл бы дышать, это ради неё он желал без устали бороться, это к её ногам он без раздумий бросил своё сердце, голову и жизнь.
Но перед ним была другая женщина, королева София. На миг Диего ощутил щемящую боль в груди и подумал, а что, если бы это он умер несколько лет назад? Если бы это его иссохшее тронутое тело стояло стояло у подножия лестницы, если бы это на него, из мёртвых волей некромантов восставшего глядел Фердинанд, на того, кого называл когда-то своим валидо — утешила ли бы София своего короля так, как утешила бы Диего Маргарита, останься она в живых? Не стой она рядом с мёртвым королём в то проклятое утро…
Диего закрыл глаза, не позволяя Софии заметить в них даже тень этих мыслей.
— Вы хотели меня видеть, Ваше Величество? — лишь после этого герцог поднял веки. Он пах огнём, дымом и смертью. Ему не дали даже сменить одежд. Он до сих пор был в том же, в чём явился на утреннюю службу в семнадцатый день завязи снегов. Потом ему было не до переодеваний, не до роскошных ванн и даже не до сна. Под глазами залегли тёмные круги, черты лица заострились, но выправка оставалась такой же по-военному строгой, а взгляд — живым, пронзительным. — В стенах Альтамиры больше нет ни одного кладбища, — глухо произнёс Диего. — И ни одного больше не будет. Никогда. И сразу за стенами — тоже.
Он не стал говорить, что вскоре так будет и во всей Кастилии. А те, кто не захочет сжигать мёртвых, будут сами сожжены — живьём.
Отредактировано Diego Medina (2025-09-24 07:18:48)
С первых минут Диего повел себя… предсказуемо. Это был тот человек, к которому София привыкла и которого могла предугадывать. Это заметно успокоило её – она расслабила плечи, облокотившись о спинку трона и расслабила побелевшие от напряжения костяшки. Она в безопасности с этого фронта. Пока что… Даже появилась возможность почувствовать себя достаточно уверенно для легкой лести и мягкого лукавства:
— Ты пахнешь пеплом, усталостью и победой… Вновь! Это очень возбуждает. А в текущих обстоятельствах особенно сводит меня с ума то, что ты вновь разрешил кризис с молниеносной решительностью! — она пригнулась к нему и взяла за руку, нежные пальцы обвили его костяшки когда она с томным придыханием подалась ещё ближе и поднесла его руку к своим губам. Редкая минута благодарности звучала настойчивым, но почти шепотом: — Наш ребенок и мечтать бы не мог о лучшем отце, Диего. Ты бы видел, как он смотрел на тебя, когда ты взмыл в небеса на драконе во время всеобщей паники. Пусть он и не знает, а враги истолкуют во зло, я хочу чтобы ты знал, ты – герой и защитник, наш… мой!
Однако время на человечность в этом дворце, а особенно в этом зале, всегда было ограничено. София вновь заняла более царственное положение, уже обращая внимания на новости от маршала. Ситуация складывалась неоднозначная.
— Сначала мы допустили эту катастрофу, а потом лишили людей захоронений их предков. Этого нам ни история, ни народ Кастильский не простят. — заключила королева с философским тоном, уже попутно раздумывая над тем, как из уравнения «ответственность – вина – мы» исключить своё скромное «я», — Не люблю ситуации, когда приходится говорить «я же говорила» – но вот в очередной раз…
Она говорила совету жечь, пока все отвлечены, предупреждала о Хосе и Массимо до бунта, да даже после бунта подняла вопрос усиления короны, но стоящий перед ней герцог тогда был против. Это начинало все сильнее действовать на нервы – невозможность играть на опережение, даже когда видишь ходы противников.
— Впрочем после драки кулаками не машут. Теперь, когда мы обнаружили себя в столь неясной ситуации… Что мы будем с этим делать? — королева улыбнулась как-то по-матерински, бедный Диего вновь и вновь отдавал короне свои силы, а она требовала от него новых и новых свершений, в такие моменты ей искренне хотелось ему помочь, но честь и совесть герцога часто играли против него, — Да-да, мы с тобой! Носители самых страшных секретов в этом дворце. Грешники… но по крайней мере заодно, спина к спине.
Вброс энергии от ужаса, что подпитывал королеву с самого утра постепенно оставлял её, позволяя усталости одолевать её шаг за шагом, но разум её все ещё был острым и чутким. Предвосхищая слова Диего, его давнюю мечту, она покачала головой, игриво приостановив его пальцем на полуслове.
— Перед тем как ты предложишь спалить всю церковь к чертовой матери я всё-таки постараюсь убедить тебя обойтись более мягко… Да, избавиться от этого труса и предателя возможности может и не представиться более. Но… было бы лучше… — и тут она вновь пригнулась чуть ближе, заговорчески оглядывая полутемный тронный зал, — Если бы он сам ушел в тень и передал свой священный пост кое-кому более сговорчивому и прогрессивному. Церковь – важный столп государства и нам бы очень хотелось её видеть на нашей стороне.
Ох сколько же ей крови выпил преподобный, всякий раз напоминая и о слабой позиции и об иностранном происхождении, и вот теперь она практически единственная кто отделяет его от самой страшной участи.
— Но виновных нужно будет назначить быстро. Как представители короны мы ответственны за любую происходящую ересь, даже если её не понимаем. Нам нужна правильная картинка для людей – инфант Филипп пережил атаку мертвецов, что допустили предатели… Над списком нужно подумать. И да, Диего… Риарио.
Здесь оставалось лишь развести руками. Ожидать, что уже хотя бы на третий раз её кто-то послушает и станет действовать жестче не приходилось, но стоило хотя мы бы принять минимальные меры надзора за теми, от кого или вокруг кого логичнее всего ждать крамолы!
— Я знаю-знаю, ты сейчас опять будешь защищать их, ты всегда защищаешь их, но неужели не видишь, что они сами презирают тебя и не отказываются от реванша! Впрочем, иногда я начинаю задумываться в чем причина столь яростной их опеки…
Её Величество считает, что он разрешил кризис, но Диего знал, что настоящий кризис их только ждёт. Не сегодня и не завтра, но через несколько дней, когда особенно остро встанет вопрос, как хоронить погибших. Кого-то задрали мертвецы, кого-то затоптали в давке, кто-то издохнет со дня на день от заражения крови и ран… для герцога решение этого вопроса было ясно как день — сжигать.
Сжигать всех, к чёртовой матери. Если мёртвые не способны лежать мирно в земле, живые лишат их возможности восставать. Плоть их будет сожжена до костей, а кости истолкут в пыль и развеют по ветру. Как молитва достигает Господа, даже если произнесена вне церкви, так и добрая память достигнет души, даже если те, кто помнят, не стоят у могил.
Смесь недосыпа и бешенства не позволяли дону Диего понять, играет с ним королева София или же её действительно возбуждает то, в каком виде он предстал перед ней. Впрочем… в своё время и Фердинанда будоражили военные победы его валидо, и тогда ему не было дела ни до грязи, ни до пота, ни до крови, он мог взять — и брал — Диего даже до того, как удавалось смыть с себя следы боя.
Пальцы королевы были прохладными. Кожа — светлой. Герцог же, смуглый уроженец самого юга Кастилии, казался пылающим изнутри. Носители самых страшных секретов. Грешники…
Терпение дона Диего, и без того натянутое подобно струне до предела, наконец, лопнуло. Взыграла горячая кастилькая кровь. В чёрных глазах полыхнуло яростное пламя.
В один шаг он оказался подле королевы Софии, движением руки от шеи к затылку запустил пятерню в её волосы и крепко сжал их в кулаке. Встряхнув королеву, Диего тихо зарычал ей на ухо:
— Ты что же это себе позволяешь, а? — он крепко тряхнул её ещё раз. — Не для тебя, регентши, здесь этот трон стоит, а для будущего короля Филиппа, законного наследника покойного короля Фердинанда.
Если она называет инфанта Филиппа их ребёнком, то должна быть готова к тому, что она не регентша и уж тем более не королева; со смертью Фердинанда умерло и её право на этот титул, ради которого Диего продолжает надрываться, как надрывается ради права мальчика, избранного Фердинандом, однажды короноваться и занять этот трон…
“Наш ребёнок” — говорит королева София. Инфант Филипп — дитя троих, и даже сама она наверняка не скажет, кто именно стал кровным отцом мальчика, король Фердинанд или же его валидо.
“Ваш ребёнок” — стоило бы говорить королеве Софии, ибо выносила и родила мальчика она для Кастилии, которую Фердинанд разделил с Диего, а значит, выносила и родила для Фердинанда и Диего. Её стоило бы отравить как только мальчишка окреп, но всякому ребёнку нужна мать, не так ли? Дон Диего видел, как страдают его дети после смерти Маргариты, и не желал, чтобы Филипп проходил через это же, лишившись матери.
Но видит Бог, однажды это может случиться.
— Риарио — не твоя головная боль, — Диего стащил Её Величество с трона, держа за волосы, как стащил бы за холку блудливую кошку. Лишь когда София оказалась на ступенях у подножия трона, где ей было самое место, он отпустил её — и опустился на корточки рядом. — Ещё несколько дней церковь подождёт. Мертвецы в Альтамире — вина Адриана. Это из-за его давления мы до сих пор не сжигаем умерших по примеру Айзена. А разлагаются они, как мы имели несчастье убедиться, недостаточно быстро для того, чтоб некроманты ими не могли воспользоваться…
Ему вдруг вспомнилось, что Адриан Альтамирский был родным братом Массимо. Что же, значит, в некотором смысле Риарио это всё-таки и королевская головная боль… Диего сел на одну из ступеней, ведущих к трону. Вид у герцога был мрачный — и страшный от решимости на лице.
Такой Диего приносил Фердинанду победы раз за разом. Такого Диего боялись. Таким он отправился бы в ад и вернулся обратно, прикажи ему это король.
— Поэтому я уверен, что Адриан какое-то время будет сидеть тихо, чтобы не провоцировать волнения, — что вовсе не означает, что их не будет провоцировать кто-то другой. Столкновение между традиционалистами и поборниками сжигания неминуемо. Хорошо бы, чтоб оно ограничилось лишь Альтамирой. — Мы должны… лишить церковь такого влияния. Все ответим перед Господом после смерти, но до смерти за жизнь людскую и законы отвечает корона. Мы должны сделать так, чтоб ни один церковник отныне не был выше короны и короля.
А в его отсутствие — выше регентского совета.
Отредактировано Diego Medina (2025-09-28 14:51:20)
София, любящая держать все под четким контролем и крепкой хваткой своих бледных пальцев с особой тяжестью переносила всякую неожиданность, что-то чего она не просчитала. К сожалению, последние годы таких неожиданностей становилось все больше. Вот уже и сам Диего не придал значения её вполне искреннием сладким речам, впустив свои грязные пальцы с запахом пепла прямо ей в волосы. Королеве хватило лишь одного взгляда, чтобы понять «не убьет», но от того лишь более ошарашенным стало её выражение лица.
«Но почему? За что?! Неужели как все мужчины… злиться от одного вида женщины на троне?» — впрочем её счастье, что при всей своей проницательности читать мысли она не умела, потому как стоило бы ей осознать, что её ребенок воспринимается как товар, продукт, изделие, что она «отдала» трону в рамках своей службы… Соблазн воспользоваться спрятанными в одежде ядом или кинжалом был бы крайне велик. София любила обоих своих детей, вопреки своему характеру и властолюбию. Они были её самой настоящей человеческой слабостью, даже к дочери она пыталась найти подход насколько могла, вместо того чтобы сразу же использовать её как инструмент в политической игре.
Она почувствовала рывок его руки в своих волосах и, запутавшись в юбках, практически свалилась на ступени подле трона. Вставать София не спешила. Её яркие глаза теперь не моргая устремились на Диего.
— Стало быть так на самом деле полагается обращаться с леди в вашем доме, светлейший дон? А я то уж подумала, что Вы единственный кто искренне обходителен и добр ко мне.
Злость отравляла её медленно, как яд с лезвия тонкого кинжала. Она вдруг ощутила странную схожесть своего «любовника» с королем. Тот тоже был весьма обходителен, очень заботлив и внимателен… до того момента пока София все-таки не родила «им» наследника. Маску с Его величества смело так быстро и стремительно, что юная королева даже начала сомневаться в собственной памяти. Он стал холоден, властен, груб… Также, именно в этом месте, он дал ей четко понять что её место лишь под троном, голос или мнение её не учитываются, а единственное что от неё требуется – и впредь раздвигать свои ноги по первой команде.
«Он это заслужил. ВЫ ВСЕ МЕНЯ ЗАСЛУЖИЛИ!» — пока в душе Её величества разгоралась буря, внешне она казалось всё столь же холодной. Даже не ответила на подобное унижение пощечиной, лишь молча наблюдала за ним и слушала его слова, то ли делая вид что ничего не произошло, то ли подобно хищной кошке решая стоит ли напасть сейчас или следует повременить.
Слова Диего повисли в воздухе без ответа. Даже когда королеве удалось поумерить свой гнев – какая-то жгучая обида ранила её, что-то женское и ранимое. Она не была глупа и понимала, что их «отношения» были своего рода контрактом, но так хотелось иметь хоть кого-то с кем можно было разговаривать, не оглядываясь каждый раз на политические мотивы. Теперь же София и Диего видела фигурой на шахматной доске, ладьей, атакующей строго перед собой и не особо заморачивающимся что происходит наискось.
Что бы она не собиралась теперь сказать, горькое «Вы все сказали», добивающее остатки её души, так или иначе прорвалось бы наружу. Потому Её величество решило пока не вмешиваться в монолог герцога, тем более что он уже четко указал на то, какое место он ей отводит. Как и Фердинанд когда-то…
«Ну чтож, посмотрим к чему Вы ведете, мой герцог...»
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1563] the day after tomorrow
