От пары десятков прочих Понте-как-то-там, рассыпанных по берегам Эрбо и ее притоков близ Сигуаэнцы, деревушка с незамысловатейшим названием Суль Понте отличалась... отсутствием в ней пресловутого моста, на котором с разумной точки зрения она должна была быть построена. По какому-то из местных преданий, мост некогда все же существовал, но то ли его прокляли при постройке, то ли уже после на мосту или под мостом завелась какая-то нечисть, требующая плату... Так или иначе, популярностью мост не пользовался, ветшал и в конце концов сгинул поколение или два назад. На другой берег местные переправлялись на лодках или добираясь берегом до какой-нибудь более удачливой Понте-чего-нибудь. Было ли дело в разрушенном мосту, проклятии или какой-то особенности местных характеров, но Суль Понте являлась собой странный для цветущей Кастилии образчик неустроенности и отсутствия перспектив. С одной стороны, деревеньку теснил лес, неустанно забрасывая удочки древесных побегов на недосмотренные поля. С другой - подмывала пресловутая река, в этом колене имевшая характер непредсказуемый и вздорный. С населением тоже все было не ладно. Достаточно сказать, что приходской священник, крепкий еще на вид старец отец Пьетро вот уже с десяток лет пребывал в объятиях старческого слабоумия. Читать проповеди ему это странным образом не мешало, но помощника, хмурого дылду с нездоровым оттенком кожи, святой отец каждый день называл новым именем. Помощник этот, в свою очередь, был известен тем, что питал непозволительную для священнослужителя тягу к вину, а еще взгляды на прислуживающих в церкви мальчишек бросал такие, что у не склонного решать проблемы силой Таци руки так и чесались подправить что-нибудь в этом выражение лица. Деревенский староста при любом удобном случае заводил слезный вой про бедность и неурожай, но глаза у него при этом бегали, как у пройдохи-ростовщика. И так далее, все в том же духе… Всего-то понадобилось одолжить (силами графа Наварро, естественно) у благородной донны Виктории парочку верных людей, чтобы все это выяснить, выспросить и где надо прибавить сверху пару монет, например, чтобы подкупить могильщиков - а дальше и немой справится. Вот он - выбор, достойный мыслителей древности: для деревеньки Суль Понте было бы куда лучше, предстань все означенные грешники перед судом Создателя, желательно - прямым шагом с виселицы, от которой их отделял от силы один, притом - справедливый, донос. А вот для отдельно взятого Тасито, до востребования перешедшего в почти полное распоряжение семейного врача дома Риарио, куда удобнее было, чтобы все оставались на своих местах и при своих слабостях, больших и малых. Потому что в деревне, где старшина ворует, один священник пьет, а другой не помнит лица и имени собеседника, многое может остаться без внимания. Например то, с кем водят дела те самые могильщики…

Неприятного вида человек (в зыбком пятне свете в основном заметен был его кривой не единожды ломанный нос) всучил Тасито фонарь и махнул рукой, указывая направление. Кладбище Суль Понте наследовало беды всей деревни - когда-то вполне благообразное, оно в какой-то момент перестало помещаться за забором церкви, переползло через него, спотыкаясь о древесные корни, попыталось обрасти броней новой ограды, но та так и осталось незавершенной, из-за чего в иных местах даже лошадь с телегой можно было подвести чуть ли ни к самым могилам, что, собственно, Немой и вознамерился проделать. Чалого, которому все эти ночные поездки были решительно не по душе, вел он, конечно, под уздцы. Звук шагов и замотанных тряпками копыт давал некоторую надежду на то, что тропка здесь утоптана и набита камнями, так что следы если и останутся, то скорее странные и неверные, чем способные рассказать о ночном происшествии.

Могильщик за ним не пошел и у Таци осталось неприятное ощущение, что тот лыбится ему в спину во всю ширину выщербленного рта. У него просто обязан был быть выщербленный рот, с такой-то рожей. Лица самого Немого здешние гробокопатели не знали, он старался держать его замотанным тканью от подбородка до самых глаз, благо разговаривать не требовалось, да и от могильного запаха пропитанная чем-то по настоянию Наварро тряпка немного защищала. И все же все они ходили сейчас если не под виселицей, то уж точно над глубокими и скверными подвалами, куда попадают преступники против Господнего закона…

Ладно, пустое, - скорее для собственного успокоения, Немой чуть толкнул плечом верного Чалого. Мерин несколько недоуменно мотнул в его сторону головой, не более чем черной тенью на фоне неба. Таци не стал вздыхать, это за него прекрасно сделал Чалый. Жизни их - что немого слуги, что стареющего упряжного коня стоили не слишком дорого и измерялись пользой, которую они могли принести на службе дому Риарио. И если сейчас служба эта сводилась к необходимости вскрыть незахороненный гроб и выкрасть труп… Кажется это даже будет не самым страшным из грехов, чтобы предъявить его на Страшном Суде.

В свете фонаря мелькнул силуэт воткнутой в землю лопаты. Самый простой гроб лежал рядом с пустой могилой - вырыли ли его или еще не похоронили, Немому было неизвестно и неинтересно. Примерно также как могильщикам не было интересно, будут ли они перед рассветом закапывать пустую или полную домовину - по крайней мере так все выглядело согласно плану. Оставалось лишь надеяться, что покойный не будет слишком уж тяжел, чтобы в одиночку перетащить его завернутое в саван тело на телегу. Собственный цинизм в отношении таинства смерти должен был бы, наверное, производить на Таци, человека некогда исправно верующего, гнетущее впечатление, но на деле ему просто уже хотелось покончить со всем этим. Ночи в середине сезона плодов были довольно темными и длинными, но не бесконечными, а вернуться нужно было позарез до света.

Гроб оказался не заколочен, но то, что Немой увидел, осветив его содержимое фонарем заставило его усомниться в том, что это была такая дополнительная помощь от услужливых могильщиков. Скорее вся эта история теперь напоминала дурную шутку или страшную сказку из тех, что рассказывают в деревнях по ночам. Не то, чтобы он приглядывался - эта привилегия должна была достаться графу, но и нескольких высвеченных неверным светом деталей хватало: во-первых из груди покойницы (а это определенно была женщина) что-то торчало; во-вторых, руки ее, благочестиво сложенные вокруг этого обломка, были стянуты железной цепью; в-третьих, с чего, наверное, стоило бы начать, у тела не было головы. На привычном месте не было - зато она, с жутковато оплывшими чертами нестарого еще лица, лежала в ногах. И изо рта у нее торчало что-то подозрительно похожее на обломок кирпича или камень. Совершенно фантасмагорическую картинку довершало подобие сухого букетика, приложенного рядом. Посветив поближе, Тасито разглядел пучок сушенных маковых коробочек на длинных ножках. При легчайшем прикосновении в них перешептывались созревшие семена.

Немой и сам не до конца понимал, что было его первым порывом в сложившейся ситуации, но последовал он тому, который предложил для начала накрыть всё это обратно саваном. Потом он начал пытаться соображать. Таци уже очень сильно сомневался, что работа, ради которой всё было затеяно, у графа пойдет по плану. Но Наварро просто обязан был это увидеть. Жаль, что придется обойтись без гроба, как финального штриха композиции, но такими силами Немой попросту не обладал. Где-то здесь мог бы прозвучать нервный смешок человека, близкого подошедшего к грани обычного такого бытового безумия, но за подозрительные звуки в ночи сегодня отвечал исключительно Чалый. Тасито же вытянул из-за ворота простой деревянный крестик, спросил себя, верит ли он в упырей, спутал в голове слова нескольких молитв, убедился в наличии на своих руках кожаных перчаток… и поднял завернутое в ткань тело из места его, как теперь оказалось, не последнего упокоения…

… За головой и букетиком маков пришлось потом сходить отдельно. Обустроив "добычу" на телеге и забросав ее сверху какой-то ерундой вроде тряпок и сена, Немой перекрестил этот теперь совсем не подозрительный груз, для надежности добавив мысленное: "И только попробуй мне тут восстать, пока мы не доберемся до флигеля". В вампиров он все-таки не верил, но в некромантов - приходилось. Если все это было какой-то вычурной ловушкой… Немой отчаянно перебирал в голове виденных им людей - помощника-связного, могильщика, девочку, что выбежала было из дома на отшибе погладить лошадь, но быстро юркнула обратно, когда ее окликнули… В то, что среди них был темный колдун верилось плохо. А значит труп, в каком бы странном виде он ни был представлен, оставался всего лишь обычным мертвецом… Ночка выдалась чудесная, утро обещало быть веселым…

Небо на востоке уже начало светлеть, когда Немой завел груженую каким-то хламом телегу через неприметные ворота, наиболее приближенные к выделенному для лаборатории Наварро флигелю (обычно они были на замке и потому регулярного поста около них не предполагалось). На отсутствие заминок по пути как всегда сработало то, что его все знали. Знали что немой, знали что чудак, но безобидный, знали что часто шляется по ночам, теперь знали также что на доктора работает, все исключительно по светлейшему приказу. В какой-то момент волшебство всех этих умолчаний должно было закончится - но сегодня все опять прошло гладко. Первым делом оказавшись на территории Палаццо, Тасито выпряг Чалого и отвел старичка в конюшню, к свежей воде и сену. Затем вернулся разгружать телегу и будить своего патрона, уже представляя себе, как жестами будет объяснять состояние тела и все вот это вот. И маки, да, не забыть бы про сушеные маки.

Идею вытащить странноватого немого слугу из конюшни, отряхнуть от сена и навоза и поднять до вхожего в господские покои помощника домашнего врача можно было списать на случайность, каприз или спонтанность, но Тасито предпочитал видеть в руке судьбы прозорливость и мудрость донны Виктории Риарио. В плохие дни он мог мысленно поворчать, что благочестивая госпожа просто собирает самых подозрительных грешников в одном флигеле, чтобы когда их настигнет неминуемая кара в виде молнии небесной или отряда Святой инквизиции, не пришлось тратиться на ремонт всего палаццо. В хорошие дни времени на пространные размышления и внутренние диалоги не оставалось, но в этой тишине ковались звенья в цепочку, что все крепче связывала Немого узами верности дому Риарио. Он был на своем месте. Может быть не на том, что было предназначено судьбой, и не на том, где он хотел бы встретить старость, но на месте. Зыбкая опора под ногами обрела известную плотность и можно было осторожно поднять голову, чтобы посмотреть вперед.

В данный конкретный момент "вперед" означало - на графа, который, похоже, уже в который раз провел ночь, так и не добравшись до постели. Тасито бросил недовольный взгляд на истаявшие свечи и тот огонек, что еще теплился - бывшего деревенского жителя всерьез беспокоила привычка оставлять не присмотренным живое пламя, сосчитал винные бутылки, не разобрать початые или уже пустые - у них в этом флигеле была скверная привычка расползаться по углам и потом выкатываться под ноги или подворачиваться графу под горячую руку и биться в стены, так что Немой старался следить за популяцией, - и лишь затем принялся за побудку, пока наконец Наварро не обрел контроль над своим немного помятым лицом и примерно настолько же помятым спросонья голосом.

"Ты достал?" - кивок, "да"; "Проблем не было?" - Таци поднял глаза вверх, чуть покачал головой, как бы сомневаясь, а потом довольно решительно помотал ею же, эдакое "нет, но…". "Который час?" по традиции озадачил его более всего - он жил скорее по солнцу, чем по показаниям стрелок. Тасито нахмурился, вспоминая, слышал ли он по пути колокола, покосился на полоску света за окном, вспомнил, что в это время года светает уже довольно поздно, наконец - обратился к внутренним ощущениям, что десятилетие спустя все еще отсчитывали семь ежедневных молитв: Лауды уже прошли, но Первый час как будто еще не наступил. Собрав все это воедино, Немой не совсем уверено показал одной рукой пять пальцев, потом еще два, потом снова неуверенно покачал головой - "что-то около семи".

Дальше Тасито, хотя у него едва не сводило пальцы от желания изложить некоторые обстоятельства дела, то самое "нет, но…" из самого начала "разговора", терпеливо и неподвижно ждал, пока граф немного приведет себя в порядок - сиречь, вылечит подобное подобным, отогнав похмелье парой глотков вина. Способность графа столько пить и при этом работать, фехтовать и даже оперировать, Немой в какой-то момент просто принял как данность, которой не удивляются, не спорят с ней и не пытаются изменить. Наконец, взгляд Наварро обрел привычный отточенный блеск и вот тут слуга притормозил рабочий порыв благородного дона, заступив чуть перед ним и дотронувшись до руки. Так он обычно привлекал внимание к намерению что-то "сказать".

Заполучив нетерпеливое внимание доктора, Тасито провел ребром ладони по горлу, согнул шею на бок и закатил глаза, изображая отрубленную голову. Потом двумя руками показал, как будто в грудину втыкают кол. Затем согнутыми будто клыки или когти указательным и средним пальцами постучал по собственной шее возле яремной вены, намекая на вурдалака. Открывать рот, чтобы упомянуть про кирпич в нем или изобразить пальцами клыки вампира он все-таки не стал, хотя Наварро среди прочих обитателей дома уж точно хорошо был в курсе увечий слуги и вряд ли они могли его смутить. Вместо этого Немой достал из-за пазухи одну из найденных сушеных маковых головок, высыпал на левую ладонь несколько черных зерен и пальцем правой руки последовательно коснулся кончиков пальцев левой, показывая счет. Он не был уверен, что граф так уж в курсе сельских суеверий о том, что нечисть обязана пересчитывать зерна мака или крупинки соли, рассыпанные перед ней, но как мог перечислил основные странности до того, как пойти к телу, и только после этого отошел с дороги, пропуская графа вперед. Самому Тасито еще нужно было сходить за свечами, целым множеством свечей - одного только фонаря, который он занес в прозекторскую вместе с телом для нормальной работы было явно недостаточно, но для того, чтобы оценить общую красоту картины графу его должно было хватить.

Если с тем, где брать свечи, особых вопросов не возникало - Тасито всегда следил за тем, чтобы достаточный запас был под рукой, то с вином - требование принести еще долетело в спину - было самую малость сложнее. Темные часы посчитать было всяко проще, чем масштабы разорения графом запасов спиртного, а прогулки с корзинкой для бутылок в винные погреба Палаццо делла Роза Бьянка не особо укладывались в понятия "сейчас" и "быстро". Мечта заручиться парой помощников и поставить бочку вина прямо в импровизированной прозекторской все еще оставалась на уровне "очень плохой идеи" по целому ряду причин, начиная с того, что о странном помещении, даже если его отмыть и попрятать от греха все подозрительные предметы, сразу пойдут ненужные слухи, и заканчивая тем, что Немой не был уверен, как периодическое соседство с трупами может отразиться на вкусе и качестве благородного напитка. В вине он разбирался сугубо теоретически, что уже стало предметом шуток среди прислуги - нужно было умудриться наняться в семью, под чьим гербом делаются лучшие в Кастилии вина, чтобы так ни разу не попробовать ни глотка. Увы, любое питье крепче слабого пива или разбавленной медовухи, равно как все слишком горячее, острое, кислое болезненно обжигало рубцы во рту и горле, перехватывая дыхание и создавая риск если не умереть исключительно глупой смертью, то подавиться и долго мучительно откашливаться. В общем-то, Немой давно приноровился и к этому обстоятельству жизни, но любой прием пищи или питья превращался в действие, требующее определенной аккуратности и сосредоточения, так что ни на виду у других людей, ни, тем более на ходу, Тасито обычно этим не занимался. Манера же графа Наварро хлестать из горлышка даже по общечеловеческим меркам весьма крепкие вина, глядя куда-нибудь в книгу или вовсе не отрываясь от работы, вызывала что-то среднее между сдержанной завистью и по-детски непосредственным восхищением, даром что слуга и господин были плюс-минус ровесниками. В общем, пока другие слуги подворовывали у своих господ вино, делая заначки для себя, Тасито иногда прихватывал из подвалов лишнюю бутылку, чтобы припрятать на случай, когда он опять не рассчитает длительность ночных бдений Наварро.

Вино, свечи, кубок - последним граф пользовался далеко не всегда, но Немой упорно притаскивал чашу, потому что так было положено. А еще потому, что запустив в раздражении металлический кубок в стену, доктор мог остыть достаточно, чтобы не запустить туда же еще и бутылкой. Выправить погнутый металл у медника или ювелира было куда как проще, чем возиться потом с осколками. Немного подумав, Тасито прихватил еще и пару палочек рисовального угля...

Граф тем временем во всю крутился вокруг мертвой женщины на столе. "Не женщины," - мысленно поправил себя Таци, - "вокруг мертвого тела." Обстановка покойницкой странным образом облегчала восприятие мертвецов как… предметов? объектов? …вещей? Не важно, суть в том, что по мере того, как зажигались с расставлялись новые свечи вокруг и полумрак забивался все глубже по углам и к потолку, мистический флёр развеивался, уступая место любопытству и сдержанному интересу к тайне. До уровня познаний доктора в медицине Немому было очень и очень далеко, но это не мешало тоже подмечать какие-то детали. Так, он уже почти уверился, что все сделанное с телом несчастной, проделали  уже после смерти, иначе бы было больше крови и срез отделенной от головы шеи выглядел бы иначе. Так могла ли женщина действительно умереть, а потом восстать - не как вампир, а как игрушка в руках некроманта? Так далеко на юг от Тотенвальда? Один-единственный мертвец, с которым местные разделались, не привлекая внимание власти? И некромант, если это действительно был он, с этим согласился? Бывают ли некроманты-недоучки? Подмастерья? Сомнительно, но… Тасито все-таки отошел с одним из подсвечников к выбеленной стене, достал уголь и принялся рисовать - иногда это было проще, чем подбирать жесты, к тому же стена и кусок угля не вызывали у него той тревоги, которую неизменно провоцировал лист бумаги и перо. Да и стену он потом просто побелит заново, как выдастся минутка, дешевле и незаметнее, чем расходы на бумажные листы.

Рисовал Немой… плохо. Ну, то есть как, когда-то он здорово навострился зарисовывать листья и цветы растений, но уж точно не людей, да и погружения в такие воспоминания грозили разбудить дрожь в руке, которая и так весьма усложняла ему жизнь. Так что… некромант выглядел как набор из кружков и линий с черточками бровей и точками глаз, где предполагалось лицо. Чтобы было понятно, что это некромант, в поднятой вверх руке-палке Таци нарисовал череп - кружок с двумя зачерненными глазницами и треугольным провалом носа. Немного подумал и дорисовал темному магу остроконечную шапку, как на гравюрах, что, оставшись со времен тотальной охоты на магов со стороны Инквизиции, попадались еще иногда в хранилищах и библиотеках. Добавлять грубо нарисованному магу так же характерный для старых изображений колдунов крючковатый нос Немой не стал, дабы случайно не оказаться уличенным в неуместном иронизировании уже над внешностью самого графа. Еще немного подумав, слуга дорисовал вокруг своего некроманта несколько холмиков и крестов, призванных символизировать кладбище, после чего отвлек Наварро вопросительным жестом с указанием на рисунок: "Может ли дело быть действительно в поднятии мертвецов?" Впрочем, и тут Таци метнулся к столу, уже начисто забыв про какой-либо трепет перед лицом смерти, если женщина пыталась встать из гроба после смерти, у нее на руках должны были бы остаться какие-нибудь следы. Она же была в гробу… Или некроманты сперва орудуют лопатой и ломом? Кисти женщины, насколько  Немой мог судить, не разматывая цепь и вообще ничего не трогая, выглядели вполне себе обычно, пара обломанных ногтей - следы работу по дому или хозяйству, а не попытки выбраться из гроба. Впрочем, выше по руке, сразу над вдавившимися в синюшную плоть звеньями цепи было еще что-то, ранка - не ранка, шрам - не шрам, основательно поджившее, так что понять характер повреждения Немой не мог. Но место не из тех, которые легко и просто ранишь самостоятельно, просто занимаясь своими делами. Таци ткнул пальцем в находку, привлекая внимание Наварро.

Версию с некромантом граф отбросил настолько легко и не задумываясь, что Тасито даже почувствовал себя слегка разочарованным. Нет, он очевидно не желал сонной кастильской деревушке вторжения нежити, и в экспертизе лекаря ни капли не сомневался - Наварро и на полноценного мага выучился, и в армии отслужил положенный срок прежде, чем стать домашним врачом при герцогах, кому как ни ему разбираться в подобных угрозах. Уж точно не немому слуге, собирающий досужие слухи. Но, будь у Таци возможность, он бы непременно спросил, почему "не похоже" и что именно мешает темному магу объявиться одним днем в Кастилии - не жаркое южное солнце, и не сиятельное великолепие церквей же, наверняка. Возможности, однако, не было, и смена направления рассуждений графа означала, что ничего нового про нежить с некромантами сегодня сказано уже не будет. Зря только стену испортил.

Впрочем, куда там сожалеть и думать, кипучая энергия Наварро за работой неизменно подхватывала и закручивала, как водоворот, успевай только принимать и подавать предметы, будь то бутылка вина или тяжелая цепь, не без труда снятая ими с рук покойницы. Хорошая, кстати, цепь. Тасито давно как-то не доводилось справляться у кузнецов о цене на что-то подобное, но шутки ради или чтобы отпугнуть могильного вора такие вещи в гроб класть не будут и тот, кто укутывал в металл мертвые запястья женщины делал это вполне серьезно. Цепь, впрочем, если кого тут интересовала, то только Таци - граф же потребовал еще света для изучения странной раны. Немой послушно оставил в покое гремучие оковы, что грозили тем, что кто-нибудь из них потом забудется и споткнется, если не убрать, подхватил ближайший подсвечник и вместе с патроном склонился над телом.

Укус? Да, пожалуй, причем кого-то с пастью, хотя без указания Наварро слуге едва ли хватило бы опыта об этом догадаться - как выглядят такие раны свежими он знал прекрасно, зря, что ли с собаками возится, но запоминать разные стадии заживления, поздние особенно, в голову прежде не приходило. Зато фантазии хватило начать размышлять, мог ли некромант поднять мертвую собаку или мертвую лису, и заразил бы такой укус жертву трупным ядом, но тут граф озвучил мысль одновременно куда более правдоподобную и ту, думать которую Тасито решительно не хотел. Про нежить и некромантов Немой много слышал, но мало знал достоверно и на личном опыте. А вот про бешенство… Про бешенство Тасито что-то именно что знал. Не как врач, конечно, но как человек, проживший несколько лет в сельской местности, недалеко от леса. Иногда из леса выходили звери, которым на роду заповедано было сторониться человеческого жилья. Звери мелко трясли головой на закостеневшей шее, косились пустыми стеклянными глазами и роняли из перекошенных пастей вспененную слюну. Чаще всего они вскорости просто издыхали в несвойственных для себя местах – на дороге там или посреди поля. Случалось также, что и кидались в ярости на домашнюю скотину, собак или человека. И через время с раненными начиналось странное - лошади и скот хромая кружились на месте или стояли, уткнувшись головой в ограду, собаки грызли себя до крови и забивались по углам, после – кидались на хозяев, люди жаловались на боль в давно зашившей ране. Позже происходило все то, что озвучил сейчас Наварро - водобоязнь, судороги… И никакое лечение с молитвами уже не помогали.

Желтый восковой свет отчасти скрыл то, насколько Немой разом побледнел, но мгновенно посерьезневшее лицо высветил вполне четко. Наварро же по-прежнему вел себя так, будто сам только что не заключил, что в смерти женщины повинно неизлечимое заболевание. Может быть у графа, целителя из Академии даже были ответы на те вопросы, что метались сейчас в голове у Тасито: о том, например, как работает зараженный укус? Как именно заражает? Через касание? Слюну? Кровь? Паразитов, живущих в теле больного? Останется ли болезнь внутри мертвого тела? А на коже? На одежде? Стальной цепи? Надолго ли? Таци подавил желание посмотреть на собственные руки, которыми он переносил покойницу. Сколько раз он дотронулся до холодной кожи? До засохших пятен крови на саване?

Наварро явно подобным образом не терзался – более того, схватив нож заговорил о вскрытии и даже успел срезать с тела покойницы то, что после всех посмертных приключений осталось от одежды. Лезть под нож в руке человека, снискавшего себе – при мирной-то магической и военной специализации – славу отличного фехтовальщика, не особенно-то хотелось, но… Проклятье, ну он же не безумен? Или… кто из них двоих тут не безумен в большей степени? Можно ли целительной магией предотвратить эту болезнь? А исцелить? И почему тогда никто никогда…

Мысль была нехорошей и грозила вбить очередной воображаемый клин между сильными мира сего, дворянами и их ручными магами с одной стороны и всеми прочими, к которым лихими заворотами судьбы себя относил и Таци. И поэтому вместо того, чтобы додумывать ее до конца, Немой заступил со скрещенными перед собой руками дорогу графу, надеясь тем самым получить достаточно его внимания. Поймав взгляд – паясничать очень уж не хотелось, но как еще донести мысль? – показал на тело, изобразил некоторые не слишком правдоподобные корчи, потом выпрямился, ткнул пальцем себе в грудь, вопросительно пожал плечами, показал уже на самого Наварро, а потом, чтобы обозначить масштаб проблемы, ткнул в свой рисунок, но не в некроманта в дурацкой шапке, а куда-то в сторону могил. Загнул по одному пальцы, будто пересчитывая и снова вопросительно пожал плечами, интересуясь, а не передохнем ли мы тут все из-за возни с проклятым трупом?