Magic: the Renaissance |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1562] Выгодное предложение, от которого невыгодно отказываться
Замок Фалькенхайм в Тотенвальде, неподалеку от реки Гъёлль, но не на самом ее берегу/27.12.1562
Adaline, Inyaru, Francheska Orio
Неожиданное появление в Тотенвальде принца Благого двора в сопровождении его подруги-дракона обещает некромантке, замахнувшейся на тотальное господство над человеческими владениями, выгодное сотрудничество и мощную поддержку
Отредактировано Francheska Orio (2025-06-08 22:51:40)
Что такое месяц в жизни эльфа? Пыль на солнечных часах. Едва заметная трещинка в вековом камне. А в жизни дракона? И вовсе — дыхание. Один вдох. Одна вспышка жара, что гаснет прежде, чем успеет окрасить чешую. И всё же — тридцать полных дней оказались щедры на смысл. Особенно если ты младший принц с замёрзшей грудью и неуместной мечтой. Особенно если ты вынашиваешь планы, пахнущие дымом, троном и переворотом.
Они облюбовали пещеру. Ту самую — где стены шепчут, где ковер запоминает шаги, а пламя свечей никогда не тускнеет. Она не была тайной. Скорее — недоразумением, которому позволили быть. При Благом Дворе ходили слухи: Его Высочество, дескать, наконец-то влюбился. Погряз в страсти. Впервые за долгое время не рвёт глотки, а предпочитает что-то более мягкое, более томное. То ли фаворитка, то ли наваждение, но, похоже, с формами. Служанки шептались с такой скоростью, будто собирались соревноваться в гонке на ушных лепестках.
Король, как водится, молчал. До таких глупостей не снисходил. Л`ианор — ох, Л`ианор — сначала не понимал. Потом понял. Неправильно. Затем надулся и дышал, как бык перед скачкой. Но слов не сказал. И хорошо. Потому что И`ньяру не нуждался в разрешениях. Он не прятался. Он просто — жил.
С Гарр`Афиладой дни складывались, как цепь. Крепкая. Гибкая. Ожерелье из золота и огня. Они ели — мясо, сочное и горячее. Пили вино, насыщенное, как кровь на пергаменте. Прогуливались по лесу, и дорожка из лета стелилась сама, словно земля подчинялась её дыханию. Листья не желтели, мороз не кусал — стужа, разумная тварь, ползла прочь, покорно, как отданная королеве слуга.
Иногда И`ньяру читал. Древние свитки, пророчества, забытые баллады о драконах. Правдивые? Едва ли. Но Гарр`Афиладе нравилось. Он видел это по зрачкам — темнеющим, как лава под ледяной коркой. А ещё — золото. Она любила золото. Не иллюзорное, эльфийское, исчезающее за чертой Леса. Настоящее. Весомое. С историей в каждом клыке, в каждом кольце. С таким можно было купить город. Или — сжечь его, просто чтобы украсить пепел.
Но любимым их занятием были полёты.
Они вылетали через портал — в места, где даже солнце сомневалось, стоит ли появляться. Земли, что пахли плесенью и вечностью. В скалах, что говорили, если прижаться ухом. В ущельях, где тени были живыми. А чтобы понять друг друга — И`ньяру и Гарр`Афилада выковали язык. Новый. Старинный. Вплетённый в ткань магии и необходимости. Звук за звуком. Как клинки в наборе убийцы.
Он говорил:
— Khalúme.
И она поднималась. Как буря, как слава, как угроза.
Он выкрикивал:
— Reth!
И она замирала в воздухе. Статуя над горизонтом.
— Loraeth!
И тень скользила вправо.
— Fai’dur!
И небо взрывалось огнём.
Так они танцевали над миром. Принц и драконица. Команды — как клятвы. Полёт — как союз. Мир — как дичь, ещё не заколотая. И`ньяру не любил многословность. Но этот язык он знал на вкус.
И вкус был — правильным.
Между прочим, он готовился. Но не по тем глупым канонам, что твердят про «сбор союзников среди Домов» — как будто можно выпросить верность, как подачку. Нет. Дома его ненавидели. Не просто не любили — ненавидели. До дрожи в пальцах, до перешёптываний в коридорах, до таких улыбок, от которых скисает молоко. Кроме пары — тех, что застряли на стыке с людским миром. Их потрепало. Не столько от мечей смертных, сколько от королевской благодушной слепоты. Враг наступал, а Белый Лис щёлкал семечки на мраморных балюстрадах.
И`ньяру нанес им визиты. Один за другим. Без караванов, без знамен, без театра. Просто — пришёл. А Адалин, между тем, он занял: охотой, полётами, и магическими экспериментами, из которых прорастали зачарованные рощи. Драконице было чем развлечься. А принц вёл переговоры. Тихо. Вежливо. Так, что даже тени в комнатах начинали слушать внимательнее. И все всё поняли. Каждый по-своему — но достаточно правильно, чтобы после склонить головы.
Они согласились. Ждать. Слушать. Смотреть на север, в сторону грядущего. Ждать знак. Символ. Луч в проржавевшей тьме.
Но главный узел этого сплетения находился дальше. В Тотенвальде.
Точнее, в той, кто правила Тотенвальдом.
И потому — они отправились. Он и она. Принц и чудовище. Утром, ещё в час, когда мир только просыпается и небо не решилось, какого цвета ему быть. Вырвались из теплой постели — спина к спине стало не просто привычкой, а чем-то вроде сдержанной нежности. Их версией объятий. Ни клятв, ни слов, просто — совместное дыхание и стук двух независимых сердец.
Портал выбросил их почти у самой кромки земель мёртвых. Там, где лес начинает забывать своё имя. Гарр`Афилада взмыла в небо, а Иньяру, не торопясь, смахнул с плеча невидимую пыль и поправил сумку. Артефакты внутри звякнули, будто напомнили, что готовы послужить. Или взорваться. Кто их знает, этих зачарованных тварей.
Принц подумал лениво, но точно: надо бы создать новый. Амулет или камень — неважно. Что-то, что позволило бы понимать её. Без догадок, без интонаций, без угадываний по взгляду и положению крыльев. Простой канал. Прямая речь. Их язык был хорош — они выковали его, словно лезвие. Но этого было мало. Он хотел большего. Хотел голос. Настоящий. Ясный. Принадлежащий ей.
Но проблема была в одном: такого ещё не было. Вообще. Ни в одном манускрипте. Ни в одной проклятой книге. Он знал — перелопатил всё. Свитки, заметки, пергаменты, даже личные письма магов, давно сгнивших в своих башнях. Всё, что он нашёл — это истеричные пометки о том, что «с драконом лучше не говорить», «держаться подальше», «не подходить, не гладить, не смотреть». Один автор даже проткнул перо через пергамент трижды — судя по всему, именно в тот момент, когда в окно влетело пламя.
И`ньяру усмехнулся, вспомнив это. Надо будет потом найти эту страницу и обернуть в неё что-нибудь хрупкое. Например — старую надежду. А пока — путь в Тотенвальд. К ней. К ещё одной легенде, которая могла стать союзом.
Или — проблемой, вкусной как смерть.
Земля внизу казалась мертвой. Выжженной дотла. И`ньяру был здесь некоторое время назад. Приложил, так сказать, руку к тому, чтобы армия мертвых, наконец, перешла реку и отправилась убивать. Правда, с месяц назад прилетела весть о том, что дебют был испорчен - у людей оказались зубы. И сильные маги. И еще, если верить слухам, оружие не менее грозное, чем заклинания. Принц предполагал, что королева мертвых после такого пребывает в настроении... ну, скажем, далеком от идеала. Но он знал как - нет, не подарить ей надежду, - поднять дух. Пусть даже он воняет смрадом мертвых тел.
Шпили замка пронзили тучи, как шипы готической короны. Гребень бастиона блеснул внизу, как клык зверя, затаившегося среди заснеженных равнин. И`ньяру прищурился, ветер хлестнул по лицу, и голос его был коротким, как удар:
— Drenak.
Но команда была избыточной. Гарр`Афилада уже чувствовала — чувствовала камень под облаками, кровь под камнем, магию под кровью. Сложив крылья, она рванулась вниз — стрелой, выпущенной из самой сути неба. Земля вздрогнула под её лапами, снег взметнулся, как пепел, и прежде чем ветер утих, принц уже скользнул вниз по чешуе и отступил — неспешно, будто вылезал из собственной легенды.
Её обнажённая фигура проступила сквозь дфлер трансформации — не как женщина, как откровение. На коже — россыпь пепельных теней, в глазах — жар, не погасший даже после полёта. И`ньяру уже расстёгивал сумку. Он предусмотрел всё: не эфемерное платье, а выверенный мужской костюм — по швам, по изгибам, по характеру. Ткань тяжёлая, бархатная, чёрная как крыло ворона, с высокой стойкой и застёжками из металла, будто снятыми с доспехов. И плащ — разумеется. Подбитый песцом, со следом зимы в каждом стежке.
Охрана встретила их у ворот. К счастью, люди. Это упрощало разговор. Те покосились — как косится путник на бурю, ещё далёкую, но уже грозную. Без дурацких вопросов. Лишь: цель визита. И`ньяру не говорил. Говорили уши — вытянутые, острые, как у проклятого рода. Говорил взгляд — такой, от которого кони бьют копытами и жрецы забывают мантры. Этого хватило. Повели. Без раболепия — но и без вызова. Протопили вглубь, в чрево замка, где воздух пах влажным камнем и затхлой славой.
Принц прошёл в главный зал — сквозь череду портретов, где предки смотрели с холстов так, будто тоже опасались встречи. У камина — кресло. И`ньяру опустился в него без тени колебаний. Вольно. Без разрешения. Как в свою крепость. Похлопал по коленям — негромко, лениво, но с тем тоном, в котором чувствовалось всё: привычка приказывать, вкус к власти и тень желания.
— Иди сюда.
А потом — тишина. Огонь трещал. Сумрак зала сгущался, будто подбирался ближе. Он ждал.
Франческу.
В короне из мертвых лепестков. Или, быть может, костей.
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
Замок Фалькенхайм удобно расположился на небольшой возвышенности посреди леса и был бы хорошо виден издалека, если бы не был окружен со всех сторон такими же возвышенностями, на которых вот уже много веков росли прямые и бесконечно высокие сосны, не оставляя шанса другим деревьям пробиться к свету. Благородный дон Леонардо, владелец этого замка, благоразумно не стал вырубать их, и теперь обитатели и гости замка имели возможность любоваться из окон живописными вечнозелеными холмами, чаще всего присыпанными снегом. Среди холмов вдалеке посверкивала ледяным блеском Гъёлль. Но Франческе, задержавшейся в этом замке, не было никакого дела до видов из окна. Она если и смотрела туда, то только чтобы послать сквозь зубы проклятье в сторону Гъёлль всем тем доблестным защитникам, которые сорвали ее планы и пожелать им разнообразной, но зато мучительной смерти. Снова мучительное ожидание. Снова подготовка некромантов, которые казались ей давно готовыми. Некромантка скрежетала зубами при мысли, что после провала первого наступления эффект неожиданности утрачен как преимущество и что теперь придется выдумывать нечто иное, чем просто переход через Гъёлль и нападение. Но что?
Она в сотый раз подходила к широкому столу в одной из комнат, которые дон Леонардо любезно предоставил в ее распоряжение. На столе, притиснутая по четырем углам подсвечниками, была разложена карта. Она уже устарела. С тех пор как ее нарисовали, противоположный берег Гъёлль уже успел ощетиниться новыми фортами. В Айзене все делали быстро и решительно. Франческа задумчиво постучала пальцами по карте. А что если перелететь на Велтарионе в тыл, поднять там несколько захоронений и ударить по этому проклятому форту с двух сторон? А Велтарион бы пусть выжег сверху все. План представлялся неплохим, только вот беда: не было Велтариона. Когда же он вернется?
Франческа отошла к камину, взяла с полки над камином кубок с вином и выпила. Вино, несмотря на то, что стояло у огня, было холодным. Франческа поежилась и, не тратя времени на то, чтобы звать слуг, сама подбросила несколько дров в огонь. В Тотенвальде ей нравилось все, кроме холода. Только ради того, чтобы снова понежиться под Кастильским солнышком, стоило поскорее завоевать обе страны.
Стук в дверь раздался неожиданно и немного напугал некромантку. Разве могут быть в такое время хорошие вести? Что могло случиться? Люди перешли Гъёлль и идут на Фалькенхайм? Все мертвые рассыпались в пыль? Совет решил принять власть кайзера Айзена?
- Ну? - лаконично и требовательно крикнула Франческа.
Вошел слуга и все объяснил. От услышанного некромантка удивленно подняла брови. Принц Благого двора со своей спутницей ждут ее прямо сейчас в главном зале? Так далеко ее фантазия не простиралась, но любопытство поглотило все прочие чувства. Некромантка даже не стала тратить время на то, чтобы облачиться в подобающий для такого высокого визита туалет. И то сказать, в замке слишком холодно, чтобы щеголять с открытыми плечами, обвешавшись драгоценностями. Ее наряд, наглухо закрытое черное бархатное платье с наброшенной поверх темно-серой теплой накидкой, был вполне элегантным, как считала Франческа. Наряжаться в легкие светлые ткани можно будет после удачного захвата Айзена и Кастилии.
- Иду, - бросила некромантка и поспешила к гостям, забыв оставить кубок. О нем она вспомнила уже перед дверями в зал, торопливо осушила и отбросила в сторону.
- Ее светлость Франческа Орио! - провозгласил слуга и отлетел в сторону от нетерпеливого пинка, выданного ему госпожой Орио.
Франческа не вошла, а почти влетела в зал и сразу же увидела восседавшего в кресле у камина эльфийского принца. Даже не зная, что перед тобой эльф, об этом можно было догадаться с первого взгляда. Только эльфам удается выглядеть максимально изящно в любом месте и в любой ситуации. Плюс величавость, которая невольно сквозит в каждом их взгляде и жесте. И идеально сидящая одежда. И этот ненарочито, а потому еще большее раздражающий высокомерный вид.
Франческа никогда бы не призналась, но она в глубине дущи завидовала эльфам. Их невероятной по силе магии, их идеальному облику, их изяществу и совершенству во всем. Эту зависть она сама себе называла неприязнью, чтоб не называть завистью. И жила в полной гармонии со своими чувствами. Но проявлять сейчас свою неприязнь Франческа не собиралась. Вначале нужно узнать, что хочет от нее этот высокий гость.
На спутницу его Франческа глянула мельком, и ее глаза на мгновение сверкнули чисто женской завистью: на гостье был потрясающий своей роскошью меховой плащ. даже издалека было понятно, что он удивительно мягкий и теплый. Франческа решила непременно сшить себе точно такой же. Но пока были дела поважнее.
- Приветствую вас в замке Фалькенхайм, ваше высочество, - Франческа склонилось в поклоне, достаточно глубоким для выражения уважения и недостаточно глубоком, чтобы он мог быть воспринят как подобострастие. - И вашу уважаемую спутницу. Ваш визит для меня - большая честь. Могу я предложить вам вина и закусок? Мы не ожидали гостей, но повара уже предупреждены, и скоро я смогу пригласить вас к столу.
Так и подмывало спросить о цели визита, но Франческа еще помнила правила этикета. О деле можно говорить только после того, как будут соблюдены все церемонии. Франческа нетерпеливо пощелкала пальцами правой руки. Этот ее жест вызвал немедленную реакцию: отворилась небольшая дверка в дальней стене залы, и потянулась вереница слуг с кувшинами и блюдами. Они быстро уставили закусками стол, который перед тем услужливо подвинули к камину, и Франческа, усевшись за него, как и полагается принимающей стороне, подняла кубок в честь визита дорогих гостей. А любопытство выжигало ее мысли, точно кислота. Что же понадобилось эльфийскому принцу от некромантки? Она едва вытерпела, пока не прошло достаточно времени и, посчитав, что уже можно, выпалила на одном дыхании:
- Могу я узнать, что привело вас, ваше высочество, и вашу многоуважаемую спутницу, в мое скромное обиталище?
Обиталище было, строго говоря, совсем не Франчески, но она давно привыкла хозяйничать в замках Тотенвальдских некромантов.
Отредактировано Francheska Orio (2025-06-10 00:13:59)
Солнце еще не появилось над горизонтом, но уже озаряло предрассветными тусклыми красками небеса. Адалин, обычно предпочитающая еще крепко спать в это время и просыпаться только от голоса И`ньяру, лежала с головой под тонким покрывалом, прижавшись спиной к эльфу. Она распахнула глаза, попыталась улечься еще удобнее, поджав к груди колени, но сон уже отступил. Это было последнее их утро в лесах Благого Двора.
Адалин прикрыла глаза, поддавшись воспоминаниям последнего месяца. Они с И`ньяру проводили очень много времени вместе, не только беседуя о грядущем, но и упражняясь, летая далеко за пределами королевских садов. Драконица безмолвно двигала губами, думая о словах, которыми И`ньяру пользовался, чтобы направлять ее в нужную сторону.
Адалин уже не пряталась в покоях и подмечала, как служанки следили за каждым ее шагом, как шептались по утрам, когда она выходила из спальни в компании младшего наследника. Бывало, что более смелая из девушек решалась что-то спросить или намекнуть, но в ответ получала что-нибудь загадочное или двусмысленное. Этому Адалин научилась от принца. А еще она переняла способность делать грозное лицо, при этом не скалясь по-звериному. Драконица сдвигала брови к переносице, смотрела исподлобья взглядом, обещавшим убить сразу после ужина, часто на эльфийских лордов и прочую знать. Они словно щипцами старались вытянуть побольше о делах И`ньяру. Подлавливали леди Адалин в коридорах, преграждали дорогу на лестницах, пытались увести в укромный уголок, чтобы очаровать или запугать. Она уже не притворялась глупой эльфийкой, не хихикала и не делала вид, что не понимает, о чем идет речь.
И вот сегодня настал тот день, когда все разговоры подошли к концу, и следовало отправляться в путь. В Тотенвальд, что далеко на Севере. Адалин держалась подальше от тех мест. Мало того, что можно было встретить не самых добрых драконов, которые не только по размеру превосходили ее, но и обладали большим опытом ведения боя, так еще там вряд ли можно было чем-то поживиться. А после бордельных сплетен о том, что там стеной стоят ожившие мертвецы, туда и вовсе не хотелось соваться.
Но судьба решила все-таки отправить и в эти земли. Однако, теперь с Адалин будет И`ньяру, который собирался обсудить свои планы, предложить свои услуги одной тамошней Королеве Мертвецов.
Когда со сборами наконец было покончено, эльфийский принц перенес их двоих на самую северную окраину Леса, до куда доставала еще его магия. Там Адалин приняла свой настоящий облик, и они взмыли в воздух. Перелет драконице не доставил хлопот, на их пути никто не повстречался, кроме одинокой немногочисленной вороньи стаи. Она приземлилась недалеко от старого замка быстро и решительно, не осторожничая. Гарр’Афилада крутила головой, выискивая опасности, но вокруг не было ни души. Она опустила плечо, чтобы ее всадник мог спуститься, и напоследок перед превращением в человека тревожно взмахнула крыльями и втянула холодный воздух, не ощутив сладковатого запаха разложения. Поднятый драконицей с промерзлой почвы пушистый снег ложился на черные волосы, обнаженные женские плечи, грудь, ступни белоснежными мушками и тут же таял. Несколько мгновений Адалин не ощущала холода, но в итоге жар оставил ее, и она обхватила себя за плечи, начав подрагивать всем телом. И`ньяру тем временем предусмотрел все заранее и помог облачиться своей спутнице во взятую с собой одежду. На удивление это было не платье, украшенное россыпью переливающихся жемчужин. Адалин пребывала в восторге, хотя она всегда была равнодушна к одежде, но понимала, что внешний вид собеседника очень важен для всех разумных двуногих созданий.
Новоявленных гостей встретила вполне себе живая охрана. От них не несло падалью, и они даже разговаривали. Эльфа и его спутницу проводили в главный зал, оставили греться у камина. Адалин топталась на месте, оглядываясь по сторонам. Совсем ничего общего с дворцом эльфийского короля, где окна были нараспашку, по извилистым коридорам гулял теплый ветер, а от солнечных лучей не всегда можно было скрыться. Там было светло, пахло свежим хлебом и вином, всё было сверкающе чисто, ни единой паутинки, а тут… Темный камень словно давил на своих жителей, а тени, дрожащие из-за языков пламени, плясали на стенах немыслимыми фигурами. Адалин отвлеклась на голос, позвавший ее. И`ньяру, несомненно, выделялся не только цветом своих волос и фарфоровой кожей, но и острым, угрюмым выражением своего прекрасного лица. Драконица шагнула к нему и приняла приглашение, усевшись к нему на колени. Она положила руку принцу на плечо, чуть приобняв его.
- Ни одного мертвеца, - тихо протянула она. После ее слов двери в залу распахнулись, слуга громко объявил о прибытии своей госпожи, и его тут же отпихнула в сторону следовавшая за ним женщина. Адалин выпрямилась в спине и с интересом уставилась на Франческу. Она ожидала увидеть высокую, крепко сложенную женщину, которая наверняка не раз побывала в битве, и у нее могли быть шрамы даже на лице. Представляла Королеву Мертвецов некрасивой, средних лет, обязательно обвешанной чем-нибудь уродливым и мерзким, а на голове была корона из костей. Но ничего из этого не было. Перед Адалин была молодая красивая женщина с пронзающим взглядом. Без излишеств типа костяной короны, без чьих-нибудь пальцев или ушей, нанизанных на цепь вокруг талии. Или… Что-то иное, но очень подобное. Адалин даже подумалось, что если кто-то из эльфов повелевал бы армией мертвых, то обязательно выделил бы себя из общей толпы какой-нибудь особенной деталью.
Драконица змеей соскользнула с колен И`ньяру, но осталась стоять рядом. Она молча склонила голову в вежливом приветствии и понадеялась, что принц не откажется чем-нибудь перекусить. Хозяйка дома вызвала своих слуг, которые рысью пронеслись по комнате, размещая подносы, кувшины и другую посуду на столе. И совсем скоро Адалин сидела за столом и держала в руке кубок с вином на манер госпожи Орио. Она всё также не раскрывала своего рта, оставив разговоры принцу, а сама отхватила себе кусочек сыра.
Он сидел, привалившись к плечу драконицы, как к последнему островку тепла перед вечной мерзлотой. Не обнимал — И`ньяру не обнимал. Он вдыхал. Медленно, сдержанно, будто воздух был ядом, который он хотел попробовать на вкус, прежде чем отравить кого-то ещё. В ней — в Адалин — всё ещё тлела жизнь. Та, что пахнет кожей после бури, дымом, металлом и кровью. Он позволил себе дышать этим запахом чуть дольше, чем полагается принцу, чьё сердце давно разложено на составляющие. Позволил — и этого было достаточно, чтобы разозлиться на себя. Потому что хотел вернуться. В постель. В запахи. В простыни, где никто не просит объяснений. Где можно было бы провести сутки или вечность, играя пальцами по линии челюсти, прикидывая, как будет звучать голос, если задеть нужный нерв.
Но гедонизм — это роскошь для тех, кто не носит вены, набитые ненавистью. Для И`ньяру он был чем-то вроде дурного воспитания: допустимо в молодости, недостойно — сейчас. Он предпочитал иные пороки. Более деятельные. Более вечные. Те, что оставляют после себя шепот, кровь и философские трактаты, записанные на обрывках кожи.
Поэтому он поднялся. Не сразу. Сначала просто задержал пальцы на ткани её плаща, как если бы мог, как если бы хотел — но всё же отпустил. И лишь потом повернул голову. Двери раскрылись. Холод, как прилив, хлынул внутрь, и на его гребне — женщина. Словно сотворённая из ночи, мрамора и безмолвной власти. Лицо её было вытесано, не нарисовано — углы, тени, выверенность. Ни малейшей теплоты. Ни жара. Только холод, украшенный бархатом. Губы — те, которыми обрубают договоры. Взгляд — тот, в который ныряют за смертью и не возвращаются.
У И`ньяру засосало под ложечкой. Это было блаженство. Извращённое, точное, почти эротичное — как у палача, впервые прикоснувшегося к шее короля.
Он чувствовал: здесь, среди мёртвых, он наконец живой. Настоящий. Без покровов. Без улыбок, как скальпов на лицах политиков. Без этой вечной эльфийской лжи, обёрнутой в жемчуг и хрустальную вежливость. Там, в лесах, смеялись, когда надо было убивать. Здесь — убивали молча. И это вызывало в нём уважение.
Иногда он думал: а вдруг его не родили в благословенной роще под певучее заклинание, а вынули из чрева земли, голого, кровавого и ледяного, прямо в этот мир Тотенвальда? Мысль резанула, как лёд по коже. И рассмешила.
И`ньяру улыбнулся. Не как принц. Но как дорогой гость.
— Франческа.
Ни титулов. Ни реверансов. Только имя. Как вызов. Как уважение. Как ключ к двери, которую никто не смеет трогать без перчаток.
Он не кланялся — только склонил голову едва заметно. Как склоняют меч, лезвием вперёд.
— Это честь и для нас, — произнёс И`ньяру медленно, как если бы каждое слово несло в себе ритуал. — Разумеется, мы будем рады разделить с вами хлеб и вино.
Старый людской обычай. Простейший, почти первобытный: раздели еду — и ты под защитой. Не причиняй зла тому, с кем ел. Иначе — проклятие. Изящная архаика, конечно. Но всё же любопытно. Особенно для того, кто, по правде говоря, и не против был бы однажды проклясть кого-нибудь так, чтобы у него вино в бокале превращалось в кровь, а хлеб — в пепел.
Но Франческа не собиралась никого проклинать. Пока. В её взгляде не было страха — но и бравады тоже. Смерть, вылепленная из дисциплины, не нуждается в позёрстве. Она смотрела на него, на Адалин — так, как смотрят на гостей, которые могут принести как золото, так и войну. И`ньяру это нравилось. Он ненавидел пресмыкание — оно пахло потом и молью. А осторожность… осторожность пахла порохом.
Поэтому И`ньяру не отказал себе в удовольствии сесть за стол. Взял бокал. Разломил хлеб. Ел медленно, неторопливо, как зверь, который знает: его никто не посмеет прогнать. Лишь когда первый голод отступил, он промокнул губы салфеткой — жестом почти излишне театральным — и заговорил вновь.
— Видимо, я стал… рассеян, — он сказал это, будто это не о нём, а об одном из богов, потерявших себя в веках. — Думаю не о том. Или, скорее, не с теми. Манеры, похоже, где-то оставил.
Принц повернулся к женщине напротив. Его взгляд — тёплый, почти неузнаваемо тёплый для тех, кто знал его. Голос стал мягче. Но опасность никуда не делась. Просто сменила облик.
— Прошу простить. Позвольте представить. Адалин. Моя спутница. Моё пламя. Моё сокровище.
Он не улыбался. Он — признавался. В чём-то. Но в чём именно — не было ясно. И, может быть, именно это и было настоящим искусством — оставлять недосказанное, которое звучит громче любого признания. Но тянуть было бы глупо. Вежливые поклоны, дежурные фразы, жеманный протокол — всё это неуместно, когда армия мёртвых захлебнулась в собственной тени, а континент дрожит в ожидании. Здесь не до танцев с бальзамированной вежливостью.
— Думаю, вы помните моего отца, — проговорил И`ньяру, как будто вспоминал не родителя, а древний архитектурный памятник. — Блистательного короля А`суа. Да продлят боги годы его жизни, если, конечно, они ещё обращают на него внимание.
Он коснулся вилки — машинально, как будто хотел продолжить ужин. Металл прижался к коже. Шипение — словно кто-то вздохнул от боли. Пузыри. Ожог. Простой напоминание: железо по-прежнему ненавистно эльфийской плоти. А его здесь было с избытком — в ножках мебели, в креплениях люстры, даже в блюдах, поданных к столу. Стильно. И изощрённо.
И`ньяру не шелохнулся. Он только чуть прищурился — как кот, наступивший на горячую плиту и не желающий показать, что обжёгся.
— Он был здесь... десять лет назад? Или сто? Вечно путаюсь в сроках, когда речь идёт о тех, кто давно забыл, как говорить от сердца. Не уверен, встречались ли вы лично. Но мой отец, безусловно, умеет производить впечатление. Спокойное, — с лёгким нажимом, как ставят нож в шелковую ткань.
Под этим "спокойное" звучало всё остальное: инертное, отстранённое, меланхоличное. Король, у которого осталась только одна страсть — вино. И ещё, возможно, — одиночество, выдержанное в тени трона.
— К несчастью, весть о провале мёртвых за рекой, видимо, не дошла до его острых ушей. Или дошла, но он предпочёл не слышать. Не берусь утверждать, — принц медленно наклонился вперёд, не теряя ледяной вежливости. — Так или иначе, я прибыл сам. По собственной воле. Без обвинений. Без напускного сочувствия.
Он взял паузу — ровно столько, чтобы взгляд заострился. Чтобы в комнате стало чуть холоднее.
— Но, признаюсь... я зол.
И`ньяру произнёс это почти шепотом. Почти с нежностью. Как признаются в любви или в желании убийства.
— Зол настолько, что помог бы. Искренне. С энтузиазмом. Но... увы. У меня скованы руки.
Теперь — взгляд. Прямой. Хищный. На Франческу. Не вызов — интерес. Не мольба — намёк.
— Я всего лишь второй принц. Мой брат Л`ианор, кажется, не подозревает о том, что должно было вот-вот родиться в посмертии. Или делает вид, что не подозревает. У него... иные интересы.
Он выдохнул коротко — почти со смехом.
— В этом он куда больше похож на Его Величество, чем я когда-либо был.
Принц замолчал. Не потому что иссяк — он не иссякал. Просто знал цену тишине. Особенно здесь, где каждое неосторожное слово может быть занесено в книгу долгов. Он обвёл взглядом зал, задержался на свечах, в которых плясало беспокойное пламя, как будто и оно ждало ответа. Потом снова посмотрел на Франческу. Прямо. Почти вызывающе. Как тот, кто пришёл торговаться, зная, что может поставить на кон не только золото — но и свою голову.
В воздухе повис вопрос. Не заданный — выточенный. Вытянутый из его кожи, из его тона, из того, как он сидел, не убирая руки с горячего металла.
— Я пришёл не с речами. Я пришёл с огнём. Вопрос лишь в том, зажжём ли мы его вместе.
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
Франческе приходилось раньше общаться с эльфами, но обычно это проходило в официальной обстановке, и она всегда чувствовала ту недосягаемую высоту, с которой они снисходят до общения с ней, простой смертной, а потому каждый раз старалась сводить это общение к необходимому минимуму. Но сегодня все было иначе. Тон принца эльфов, его слова не содержали ни малейшего намека на высокомерие. И это было удивительно.
Но Франческе предстояла еще одна возможность удивиться, когда И`ньяру представил свою спутницу. Это было признание, искреннее, спокойное, с оттенком гордости за свою избранницу. Франческа немного погрустнела даже: про нее так никто и никогда не говорил и не скажет. Ну хоть увидела, что и такое в жизни бывает.
Все еще пребывая в состоянии легкой ошарашенности, Франческа только и смогла, что кивнуть на вопрос принца, знает ли Франческа его отца. Некромантка не могла похвастаться близким знакомством с королем Благого Двора, но несколько раз его видела - достаточно, впрочем, чтобы не желать набиваться этому высокомерному королю в друзья. О да. Впечатление он произвел, тут И`ньяру был прав.
Как ни приучена была некромантка держать лицо и не показывать обуревающих ее эмоций, она досадливо сдвинула брови, стоило принцу заговорить о ее провале. Пальцы Франчески так плотно сжали кубок, что их костяшки побелели. Казалось, еще усилие - и она сомнет этот кубок, будто он сделан из бумаги. На какой-то момент ей показалось, что принц прибыл сюда, чтобы ее отчитать, и волна ярости поднялась в ее груди. Да если бы не бестолковые некроманты, которые слишком уверились в своем мастерстве, да если бы они умели слушать и ее, и своих собратьев, да если бы...
Кубок с металлическим стуком выпал из ее сведенной судорогой руки на стол, откуда, оставив кроваво-красную лужицу, свалился на пол и бесшумно покатился по дорогому ковру. Но Франческе не было до него дела. Слова И`ньяру попадали ей в самое сердце. Он тоже зол! Он хочет помочь! Неужели у нее наконец-то появился союзник? И какой! Эльф! Принц эльфов, пусть и не первый, какая разница...
А вот и нет. Есть разница, раз сам И`ньяру заговорил о своем брате. Неспроста. Второй... Иные интересы...
Заботливый слуга, вынырнув из-под тяжелой портьеры, принес ей новый кубок. Франческа так на него шикнула, что он, не понимая, в чем провинился, опрометью ринулся прочь. Некромантка воспользовалась временем, которое ей было нужно, чтобы заново наполнить кубок, чтобы хорошенько обдумать предложение принца.
А что тут думать? Принц предлагает сотрудничество по каким-то своим соображениям. Хочет обойти "первого" брата. Да пусть обходит хоть самого короля! Франческе нет дела до того, что происходит у эльфов, пусть они все там переругаются, ей что за беда? А вот помощь - это же прекрасно! И если потом самому И`ньяру понадобится ее участие в чем-то, она с радостью поможет. Такой могучий союзник, да еще в такой тяжкий для нее момент! Может, и в самом деле существует эта судьба, о которой ей говорила Джемма? Может, мир захотел, чтобы Франческа выиграла, и послал ей помощь?
Что бы там ни было, а она будет очень глупой женщиной, если откажется от помощи.
Франческа внимательно посмотрела на И`ньяру и заговорила, стараясь, чтобы радость не слишком откровенно сквозила в голосе.
- Я тоже зла из-за моего провала. Я рассчитывала в это время как минимум обустроиться в Отмаре. Мы теряем время, мы потеряли преимущество внезапности. Наша армия сильна, некромантов много, но чего-то не хватает, раз люди сумели защититься. Не скрою, ваше высочество, я сейчас и с дьяволом бы сделку заключила, предложи он помощь.
Франческа, посчитав, что ляпнула что-то не то, поспешила поправиться:
- Не примите на свой счет, я имела в виду, что отчаянно нуждаюсь в поддержке. И ваше предложение как нельзя кстати. Ваша магия, ваше умение создавать мощные магические артефакты всем известны. И я, разумеется, буду очень рада... - некромантка хотела сказать так же образно и изысканно, как принц - мол, жечь огонь с вами готова, но ей метафоры удавались только тогда, когда она злилась, а сейчас Франческа чувствовала, что получится не очень. Поэтому она перефразировала слова И`ньяру на свой лад:
- Буду рада вашей поддержке и обещаю, в свою очередь, сделать все, что в моих силах, если вам вдруг понадобится моя скромная помощь.
Франческа умолкла, и подняла кубок в бессловесном тосте - как бы закрепляя соглашение о сотрудничестве. И прекрасной спутнице Адалин принца не забыла улыбнуться, призывая девушку выпить.
И`ньяру представил свою верную спутницу Франческе. Он не стал называть ее настоящим именем, не стал признаваться, кто она на самом деле, хотя именно этот момент ее не волновал. Адалин слова против не сказала бы, если принц пожелал бы приземлиться на драконе прям напротив врат. Но она не намеревалась называть свое истинное имя каждому встречному, она доверила его только И`ньяру. Он это понял, оставил при себе, сохранил в тайне своего сердца. Они могли бы выбрать ей другое имя, чтобы окончательно стереть какую-либо связь с настоящей хозяйкой имени. Драконица не раздумывала об этом. Она поглотила Адалин, взяла себе ее облик. Значит возьмет и имя. До конца своих дней. Она уже не ощущала разницы между ними, они воспринимала эту женщину, вынужденную продавать свое тело, частью себя.
Адалин благодарно глянула на И`ньяру и, повернувшись к Королеве Мертвых, добавила, но не слишком честно, только чтобы уважить, раз так принято в общении у людей, которые хотят сотрудничать между собой:
- Рада нашему знакомству. Надеюсь, мы сможем договориться и помочь друг другу.
Адалин потянулась за вторым кусочком сыра, не воспользовавшись ни единым столовым прибором. Она закинула лакомство в рот и неспешно прожевала его. Странное, но почти беззвучное шипение, донеслось до слуха драконицы. Она метнула взгляд на принца и заметила, как его пальцы сжимают вилку, созданную совсем не из серебра. Точно! Эльфы же болезненно чувствительны к этому металлу. Адалин сдержалась от того, чтобы метнуться к И`ньяру и выхватить из его пальцев железный прибор. Принц не вздрогнул, не отбросил, не отложил вилку. Он продолжил держать ее в своей руке, стойко терпя боль и не выдавая своих ощущений. Поэтому Адалин осталась сидеть ровно на своем месте, пожевывая сыр. Эльф говорил холодным ровным голосом, обращался к Франческе. Адалин не смела нарушать возрастающее напряжение.
Это привилегия была дарована не ей. Шум раздался со стороны, где восседала Франческа. Адалин как раз тянулась за третьим кусочком, когда замерла с протянутой рукой над блюдом. Кубок, выроненный правительницей Тотенвальда, ударился об столешницу, а после покатился уже по полу. Адалин резво схватила сыр, сунула его в рот и опустила руки на колени. Она взглянула на принца, который восседал строгой статуей. Казалось, его ничто не может потревожить в этот момент. Даже боль от ожога.
Франческа, собравшись с мыслями, продолжила разговор. Она не отказалась от предложенной поддержки, пообещав необходимое что-либо со своей стороны. Воодушевленная Адалин чуть чаще задвигала челюстью, расправляясь с едой, и таращась на И`ньяру, чтобы не пропустить ни единой его эмоции. Она с тем же выражением лица повернулась к Франческе, чтобы окончательно убедиться, что она не ослышалась. Встретилась с ней взглядом, ответила улыбкой и приподняла свой кубок с вином.
- Когда начинаем? – на вдохе почти оголтело спросила всех присутствующих Адалин и тут же поперхнулась сырной крошкой. Прочистив горло, она стыдливо прильнула губами к кубку, шумно выдохнув. Совсем растерявшись, она вернула его на стол и, поджав губы, коротко кашлянула.
Она была зла.
И`ньяру знал это не по словам. А по дыханию. По тому, как сжимаются пальцы, когда хотят держать не кубок — горло. Как горят глаза, когда внутри — ничего, кроме праха и расчёта. Франческа. Вся — из мрамора, покрытого инеем. Женщина с кожей свечного цвета и холодом, умеющим обжигать сильнее любого пламени. Смерть на высоких каблуках, венчанная не короной — позвонками своих врагов.
Он смотрел, как она напряглась — коротко, сухо, точно. Как будто внутри кости сжались в предсмертном спазме, а не в акте эмоции. Её жесты были лишены жеманства, а потому становились эротичными. Опасно эротичными. Как нож, оставленный на груди живого пациента. И`ньяру почувствовал, как боль прострелила ладонь — и только тогда отпустил вилку. Перевернул руку — обугленная кожа, чёрная полоса, будто след от поцелуя самой Франчески. Слишком жаркого для неживой плоти.
Он мог бы сказать: "Хорошо." Он мог бы признать, что теперь они трое смотрят в одну сторону: эльф. некромантка. драконица. Vénage à trois. Гремучая троица, способная поставить этот проклятый континент на колени, чтобы он молился — и умирал на слезах мёртвых. Но вместо этого И`ньяру усмехнулся. Легко. Почти по-человечески. Почти.
— Видите ли, какая ирония? — начал Ину, откидываясь на спинку кресла. — Мы, остроухие, подарили людям магию. Как кормящие шлюхи — грудь. Как безмолвные садисты — поводки. Мы взрастили их, чтобы убить. Чтобы сомкнуть пальцы на их шее в самый сладкий момент. До хруста. До выпученных глаз. До музыкального треска шейных позвонков.
Принц поднялся.
— А теперь сидим в лесу и боимся вилок. Железных наконечников. Кухонных ножей. Боимся не укола — ржавчины.
Пауза. Он двинулся вперёд. Не торопясь. Как казнь. Как проклятье, которому некуда спешить.
— Два короля. Один — тонет в вине и постели. Меняет фавориток по сезону. Ласкает полукровок, как будто в них есть искупление за его собственную скуку. Другой — заперт в своём дворце, роняет слёзы по королеве, которая однажды решила, что "договориться с людьми" — это хороший план. Ах, да. Лес. Наш Лес, — И`ньяру почти сплюнул, — теперь больше напоминает оранжерею для трупов, чем цитадель.
Он резко обернулся — взгляд упал на Адалин.
Драконица томилась. Порхала взглядом по столу, как будто под кожей у неё жил огонь, которому не дали выхода. И`ньяру чувствовал её нетерпение так, как чувствуют приближение грозы: по пульсации в зубах и медленному сжатию воздуха. Он подошёл к ней. Не быстро. Но хищно. Встал сзади. Пальцы скользнули по её шее — не грубо. Почти благоговейно. Как по артефакту, из которого можно вытащить пламя. Он чувствовал её кожу — тёплую, живую, вибрирующую. Она была смертельно красива. Губы цвета гнева. Глаза — как ночь, пущенная в погоню. Плечи, на которые можно было посадить армию. Или разврат. Или обоих.
— Ты горишь, — прошептал он ей, не отводя взгляда от Франчески. — Сдерживайся. Скоро всё начнётся.
Адалин была единственной. Пока. Но где-то там, в заснеженных развалинах Айзена, шевелился ещё один. Древний. Красный, как вина, пролитые на тела. Дракон, что обещал. Что должен был. И`ньяру не верил в обещания. Он верил в себя. И в то, что даже дракону можно выжечь на чешуе нужные слова, если подобрать правильный язык. Он знал, как звучит пламя. Он знал, как звучит мёртвая плоть. Он знал, что можно быть связаны — втроём — в нечто большее, чем союз.
И в этот миг, между вилкой и вином, между огнём и льдом, принц знал только одно: он пришёл за властью. И они — его путь.
— Впрочем, — тихо сказал И`ньяру, — слова — это только фон. А я пришёл не с фоном. Не с обещаниями. Я пришёл — с тем, что можно положить на ладонь.
Он отнял ладони от шеи Адалин — мягко, будто закрывал книгу, к которой ещё вернётся, и отошёл к сумке. Та ждала у камина, как верный пёс у ног своего лорда. И`ньяру опустился на одно колено — без суеты, с точностью ритуала — и достал свёрток из чёрного бархата. Принц развернул его прямо на столе, отодвинув посуду жестом почти интимным — как если бы готовил алтарь. На ткани лежали вещи. На чёрной ткани лежали три предмета. Грубые. Странные. Полные силы. Не артефакты — это было бы слишком просто. Это были жесты. Доказательства. Обещания, уже выполненные.
— Это — для вас, Франческа. Не из вежливости. А потому что я не хочу, чтобы у вас была надежда. Я хочу, чтобы у вас была власть.
И`ньяру взял первый артефакт. Печать, словно выдранную из чрева Тьмы, окованную чёрной кожей и тяжёлым серебром.
— Caelish-torh. Печать Бездны. Магия врага — не исчезает. Она становится врагом ему самому. Вода начинает бурлить в сосудах. Земля предаёт шаг. Огонь... становится неуправляемым. И даже сильные маги — те, кто рискнёт — будут прокляты своей собственной энергией. Она взорвётся внутри. Медленно. Без шансов.
Он опустил печать и поднял сферу — прозрачную, с тонкой серебряной нитью, закрученной в спираль. Внутри будто двигалось дыхание.
— Elthemon. Сфера Второго Ветра. В зоне её действия любые сосуды перестают слушаться своих магов. Всё, что они пытаются направить — энергию, волю, поддержку — откачивается к вам. Они думают, что подпитывают своих. А на деле — кормят Тотенвальд. И вашу армию.
Сфера легла обратно. Осталась последняя — деревянная чаша, тёмная, с глубокими, выжженными в рисунке знаками. От неё пахло кровью и утёсами.
— Dren-ei. Багровый Покой. Этот артефакт замедляет разложение мёртвых тел. Сохраняет их плоть пригодной для использования дольше обычного — в разы. Но главное: пока артефакт действует, ни один другой некромант не сможет перехватить управление этими телами. Они — под вашей волей. И только под вашей.
И`ньяру положил чашу рядом. Всё было сказано. Но не всё предложено.
— Это лишь малая часть. Созданное за несколько ночей. Быстро, да. Но не небрежно. Я не приношу тряпок и безделиц. Я приношу инструменты. Для войны. Для победы. Для того, чтобы вы не ждали — а наступали.
Он выпрямился. Его голос не стал громче — но стал глубже. Точнее. Чуть тише. Почти интимным.
— Франческа. Я пришёл к вам — не за услугой. А за союзом. Я хочу, чтобы вы поддержали меня. В моих притязаниях на трон Благого Двора. Я не играю в крылатых богов. Я знаю, что могу победить. Но я хочу сделать это не в одиночку — а с теми, кто тоже вечно шёл по краю.
Эльф посмотрел на женщину. В упор. Не вызывающе — но как на равную. С тем уважением, которое позволяет говорить открыто.
— Если вы встанете рядом — не за спиной, не в тени — я гарантирую вам доступ к лучшим артефакторам моего рода. К мастерским, которые сейчас закрыты. К знаниям, которым тысячи лет. И к оружию, которого ещё не видел этот мир.
Он опустил руку на свёрток. Между артефактами.
— Всё, что я дал — это только первый шаг. Следующий — за вами.
Отредактировано Inyaru (Сегодня 00:28:31)
Молитесь, чтобы я был зол. Во гневе я ещё держу себя в руках.
Вы здесь » Magic: the Renaissance » 1562 г. и другие вехи » [1562] Выгодное предложение, от которого невыгодно отказываться
