Дорожное одеяние Лусены было таким же чёрным, как небо за оконцем мерно покачивающейся кареты.
Чёрное платье, перчатки, вуаль.
На траурном наряде настояла донна Марта — мать Мэрино, её достопочтенная бабушка по отцу.
Последние две недели в доме его родителей были невыносимы; никто не желал слушать, что она не хочет так легко верить в гибель корабля! Ведь не нашли ни обломков, никто не видел крушения с берега или из моря.
«Ты так многое потеряла, деточка, неудивительно что твой горюющий ум не желает признать очевидного. Я всегда говорила Мэрино, всегда говорила ему, что этот корабль теперь, когда Изабелла в Царстве Небесном, не принесёт ему счастья!»
Это правда. Бабушка хотела продать судно, после того как сын овдовел, а дом его так и не озарился наследником. Она считала что им следует бросить силы на преобразование внутренней торговли в столице Кастилии.
«Океан не любит тех, кому больше нечего делать на берегу, девочка.»
Донна Марта знала о чем говорила (кажется), её дед был моряком, отец тоже служил на судах. Кто-то из них не вернулся и теперь она вечно рассказывала эти жуткие истории о том, как маяки не светят для потерянных.
«Нечего делать на берегу? А как же я?».
Для старших в семье подобное заявление было слабым аргументом и вовсе никаким утешением — бабушки не одобряли отсутствие у Лусены мужа, детей. И это в двадцать лет, неслыханно.
Не одобряли, что мечта Мэрино о мальчике ещё не исполнилась, даже через внука.
Не одобряли её пребывание на землях Клари.
Откровенно сказать, вся старшая родня единогласно пыталась выжать из Лусены ответ на вопрос, что будет с особняком Монтеверде. Теперь когда уж ни отец, ни дочь, очевидно, не собираются там жить.
«Это мой дом и пускай он стоит. Туда могут заехать кузены или кузины, но я не хочу его продавать или...какие у вас планы?»
О, у них были планы. Жилка торговли пульсирует ещё слишком ярко, для господ в годах и дом уже виделся то ли цветочной лавкой, то ли... нет. Лусена не желала в это вникать.
Недавно донна Марта загорелась идеей о продаже свежих цветов, но даже её ласковые уверения об идее памяти матери Лусены, которая так любила цветы, не вызвала бурного восторга за превращение дома в магазин.
Впереди скоро должен найтись постоялый двор, пока небо, похожее на посеревшую сырую бумагу, становилось всё темнее. Должно быть, ночью придёт гроза.
Дорога была сонливая и долгая, у Лусены затекли ноги и шея, а последние полчаса мысли витали в основном около желанной кружки горячего чая или плошки супа из кролика.
Покинув экипаж и уже войдя внутрь постоялого двора, рассеянно скользнула взглядом по господину, так вежливо её поприветствовавшему.
— Любезный дон.
Прихлопнутый усталостью ум считал приветствие данью вежливости и она, машинально кивнув, почти прошла мимо, но затем обернулась и прибавила.
— Простите за мой странный и назойливый вопрос, но не встречался ли вам здесь некий человек со шрамом на лице? Скрещённые линии.
Вообще-то, Лусена не собиралась задавать этот вопрос всем обитателям этого постоялого двора, да ещё так резко, без предисловий. Однако, сказанного не воротишь. Пришлось неловко, скованно улыбнуться.
Этот дон просто идёт мимо, он совершенно точно забудет этот вопрос, спустя пару мгновений.
- Подпись автора
Гляньте свежим взглядом - ад мой с вами рядом,
Хоть дождем, хоть градом, гнев Господень падет на всех.
Те кто жив остался, пьют яд Ренессанса,
Впору испугаться, слыша дьявола смех.