Королева молода, прекрасна и полна сил, чего не скажешь об уже «крайне зрелом» короле. Королевской чете никак не удавалось обзавестись сыном, но Фердинанд даже не мог упрекнуть в этом Софию, прикладывавшую все свои усилия к этому. Она прекрасно понимала, что только через сына она сможет укрепить своё положение и собственную безопасность. Фердинанд, впрочем, предложил весьма оригинальное решение их проблемы…
«Поговори с ним!» — София ушам своим не верила… Её супруг и король не просто разрешал, а буквально требовал от неё вступить в связь с его собственным фаворитом. Все эти годы она делала вид, что не замечает частые «визиты» дона Диего к Его величеству, не слышит их содержания за не самой толстой стенкой. Уместно ли ревновать супруга к мужчине? Пока он проявляет к ней должный интерес – королева может и закрыть глаза на прочие увлечения, пусть они со стороны и кажутся более серьезными и искренними, чем королевский брак. Но услышать от Фердинанда такое странное требование… обыкновенно мужчины очень ревностно относятся к чистоте крови своих наследников, а тут такое рациональное безразличие…

Королеве идея казалось слишком рискованной – что помешает Фердинанду в случае чего передумать и с готовыми доказательствами обвинить её в измене? Вдруг она не сможет забеременеть? Вдруг от неё хотят избавиться и всё это хитрая ловушка? Тем не менее, король стребовал с неё согласие на приватный разговор с герцогом. Для соблюдения безопасности и приличий – встретиться решили в дворцовом саду, из которого предварительно выгнали всякую живую душу, а сам король мог свободно наблюдать за своими голубками со своего балкона, представляя себя шахматным игроком, расставляющим на доске свою королеву и офицера.
Погода как на зло стояла весьма жаркая для первого месяца осени, и София решила принимать «гостя» ближе к фонтану, куда с горяча прибыла первой. Ситуация была для неё весьма нервной и странной – она с утра заламывала пальцы, опасаясь ловушки на каждом шагу. Что она знает об этом любовнике короля? Его не любят и ему завидуют – едва ли кому-то удавалось столь стремительно возвышаться через… постель с королем. Даже ей, королеве, будто бы было чему поучиться в этом вопросе. Часто пересекаясь с ним в ходе официальных мероприятий, ей ни разу не приходило в голову, что она сама может посмотреть на него как на мужчину. Конечно, харизмой и привлекательностью от Медины веяло издалека, но прежде подобный мысли могли стоить головы. И вот когда он показался неподалеку, София сложила руки перед собой, стараясь держать лицо и не выдать волнения. «Главное не дать дрожь в голосе и не дать щечкам покраснеть от смущения» - говорила про себя Её величество, смягчая взгляд и даря дону Диего мягкую улыбку.

Её величество явно было подавлено разговором с королем. Явная склонная к нарциссизму королева испытала крупнейший удар по своему самолюбию. Достаточно властная поза и холодный взгляд с крайним неприятием встречали Диего, ведь он не король, и вот на него она уже может смотреть как хочет. Дама с избирательной эмпатией, любящая власть и страдающая честолюбием, она всё-таки верила в любовь и хотела быть любимой. Фердинанд резким решением разбил её иллюзии, которые она долго пыталась выстроить. Она не сдавалась, но в душе уже закрадывались сомнения – она не более чем средство для утверждения престолонаследия, причем самому королю уже не важно как оно будет утверждено, а значит стоит делу свершить и в ней, Софии, отпадет надобность! А ведь родила же она прекрасную, здоровую дочь… София пыталась подсказать возможности сохранить стабильность в стране через Лауру, но Фердинанд лишь рассмеялся ей в лицо – что эти глупые женщины понимают в политике и правлении?

— Я королева Кастилии, дон Диего, жена своего мужа… — холодный взгляд её перешел в сторону, на балкон, на котором непременно стояло Его величество. Так она отвечала на вопрос прояснили ли ей «перспективы», ведь величественная особа не спускает с них глаз, — Однако слова, которые довелось мне услышать за последние несколько дней… Едва ли хоть одна леди была «удостоена» столь щедрого подарка.
Голос королевы спокойный и мелодичный, что не так очевидно, при её стрессе и негодовании. Её плечи поднялись в тяжелом вдохе, прежде чем вся тихая злость вышла с долгим выходом. Плечи опустились, взгляд стал мягче. Вряд ли её собеседник виноват в чем-то, насколько она может судить он любит короля не меньше.

— Поймите меня правильно, я признаю вкус своего мужа в мужчинах, да и Вы мне при прочих обстоятельствах были бы очень любопытны, но у меня есть супруг и дочь… Кроме того я часто общаюсь с вашей супругой. — будто оправдываясь за свои первые слова София положила руку на ребра, чувствуя как учащается её дыхание, — И теперь мой король приказал мне отречься от всех принципов ради будущего Кастилии…
Эмоции всё-таки стали овладевать королевой, но та держалась твердо, правда пришлось присесть на ближайшую скамью, чтобы не выдать своей нервозности и сложить руки перед собой, унимая дрожь. Ей показалось, что в далеке блеснула Его корона… Быть может он всё-таки беспокоиться и любит её? Понятно ведь, что он хочет защитить королевство, а стало быть, и её? Он никогда не попрекал её за дочь, за то, что им не удается зачать очередного ребенка… Никогда не был с ней груб, но теперь София начинала сомневаться насколько это все было искренне. В любом случае теперь у неё по существу и выбора-то не было.

— И конечно же я ему повинуюсь.

Холодные глаза королева ни на секунду не отвела в сторону – признак обеспокоенности и недоверия. Откуда ей знать, что всё это не ловушка короля и не какая-нибудь глупая его проверка? Диего, впрочем, тоже выглядел несколько озадаченным внезапной волей монарха. Но Софии ничего не оставалось, кроме как признать вкус Фердинанда… в мужчинах. Едва её ладонь оказалась в руке Диего – по телу пробежали мурашки. Холодная роза Айзена медленно, но, верно, начала таять при первых его касаниях. Столь банальные слова, но произнесённые уверенным мужским голосом невольно вселяли в неё покой и… какое-то тепло.
Король никогда не был к ней жесток до сих пор, всегда был почтителен и прислушивался к её нуждам, но за все эти годы брака она ни разу не ощущала столь приятного внимания к себе. Никто ранее не решался оказать его из-за слишком опасного соперника в лице мужа-короля.
— Вот как, светлейший дон? А ходили слухи, что у Вас нет секретов от своей жены. — София ехидно улыбнулась и… отвела глаза. Так просто! Так быстро… Ей так не хватало хоть какого-то чувства спокойствия и определённости, что при первом шансе она немедленно отдала контроль ему, быть может ему известно больше о настроениях короля?
— Впрочем эта не простая интрижка, надеюсь, Вы понимаете! Столь серьезное дело вашей супруге лучше действительно не знать, такого мнение Фердинанда. Лично мне запретили даже исповедоваться в этом грехе.

Теперь когда пальцы герцога касались её кожи – она тихонько вздрагивала. Это было не столь нагло, чтобы она сразу отдернула руку, но и достаточно уверенно, чтобы и впрямь получала какое-то удовольствие от этих касаний. Во рту резко пересохло, а щечки начали краснеть от стыда и смущения. Она планировала разговор в строгих и деловых тонах, а сама таяла как юная девочка при первых знаках внимания.
— Разве может без принуждения порядочная супруга пойти на такое? Вы мне интересны, я не скрою… Но всю свою жизнь меня учили стоять на принципах, боюсь, что сломаю хоть один и… — она прервала себя, подняв обеспокоенные глаза на Диего. Завоевать её сердце кажется просто – внушить, что всё хорошо и не стоит ежесекундно бояться королевского гнева. Но может ли он сам быть в этом уверен?
— Но чья воля обещает мне удовольсвие? Короля... или Ваша?

Молодая королева с опаской наблюдала как само присутствие Диего, его смелые прикосновения, постепенно захватывали её дух и тело, заставляя чувствовать как мурашки бегут по коже. В этом было что-то желанное и неправильное одновременно – опасное! От его голоса у королевы нервы натягивались будто скрипичные струны. Она слышала, как поддаются слабостям другие женщины, как падают те, кто и не собирался сдерживать своих клятв. Ах, как звонко они смеялись на приемах и как горько плакали по ночам! София же всегда была свидетелем в этих историях, никогда даже представить себя не могла в главной роли такой драмы. Она была выше этого. Должна быть выше, по статусу и по положению!

Летний ветерок, будто возмущенный увиденной сценой – грозно шелестнул юбками Софии, застав руку герцога почти у её шеи. Она осталась неподвижна, не принимала, но и не противилась приятным ей касаниям. София опустила ресницы, будто бы покоряясь судьбе или принимая чужую волю, но это была лишь игра, пыль в глаза – лишь бы выиграть время на раздумье и время, чтобы сделать свой ход. Через несколько секунд она резко подняла ресницы – и её яркие глаза уже прожигали герцога будто бы насквозь.
— Как трогательно, дон Диего, — произнесла она, голос её был тих, хрипловат, как будто дыхание сбилось, но всё это был поставленный спектакль. Изображая растерянность и смущение, будто актриса, она проговаривала реплику не ради сцены, а ради того, чтобы увидеть реакцию своего зрителя… или зрителей (легкий взгляд искоса в сторону дальнего балкона), — Вы так умело вплетаете шёлковые желания сердца в грубую бумагу государственных нужд…
Её глаза вновь сверкнули, теперь не мягко, а почти с вызовом. Щеки все ещё теплились румянцем, но тон стал ледяным. Эта способность собраться, подавить эмоции, рассуждать бесчеловечно, но рационально и делала её опасной для тех, кто вовремя не оценил её по достоинству. Трепет сердца отошел на второй план, когда она отклонилась от него в сторону, будто дразня и заманивая за собой – то была уже игра холодного разума.
— Разумеется, я не отказываю королю, — проговорила она. — Но и герцогу тоже не обещаю легкой игры. Условие Его величества, говорите? Как любопытно, что именно об этой части он решил умолчать, подготавливая меня к этому разговору. Интересно… если я под нужным предлогом уточню у него – он подтвердит?
Медленно, с достоинством и грацией, будто львица, София придвинулась ближе к герцогу — не для ласки, а для того, чтобы шепнуть: — Вас уже, бывало, трое?

Он лгал. Очаровательно, с оттенком благородства, будто бы ради её комфорта, но всё же – лгал. Она догадалась не сразу, что не от её законного супруга шло это условие. Может не так близко, как Диего, но София своего мужа знала. Уж точно не чужда ей была его холодная расчетливость и склонность к стратегическому безразличию. Она не ощущала от короля страсти к владению женщиной, тем более – к ревности. Это много раз задевало её саму как женщину, потому на этом моменте София поняла, что слишком уж сладок тот мед, что льется из уст герцога – королю, видите ли, даже не всё равно? То, что герцог с таким изяществом облекал всё это в государственную необходимость, было, скорее, личным желанием, скрытым за мантией служения, напускного благородства и, вероятно… его собственная перестраховка?
Это было бы справедливо – ведь она сама шла на эту встречу с опаской и страхом именно того же… И в целом София не может отрицать потребность герцога в собственной защите, когда наступит тот внезапный момент, когда оба они станут не нужны или король вдруг передумает? Его план на самом деле защищает их обоих, ведь теперь Фердинанд не сможет сделать вид, что не был в курсе или был не при делах… Но пока что – нет, она не будет подавать ему тут руки, хочет посмотреть, как сам он будет выпутываться, пытаясь объяснять даме то, что она в тайне и так поняла.

«Ах вот как ты решил играть!» – подумала королева, чувствуя как её пьянит чувство азарта, «Ладно, сейчас увидишь…»

Кажется, Диего считает себя очень опытным человеком в отношении хищников – значит целесообразно дать ему ощущение превосходства и контроля, чтобы оценить как именно он будет им пользоваться. Будто бы и не было ледяного взгляда, помня о внимании, которым Диего уделил её смущенный румянец, София вновь изменилась во взгляде после его дерзких слов. Кожа северянки столь бела, что всякое покраснение бросается в глаза, пусть думает, что это не просто румянец, а предательство её собственного сердца, взявшего верх над разумом. Она знала, как действует на мужчин невинность, смешанная с чувством превосходства – чувство пьянящее, придающее уверенности! А уверенный человек с уверенностью совершает ошибки, на которые бы не решился будь он в сомнениях…
Дыхание королевы стало чуть прерывистым, будто сердце застучало слишком сильно, она не остановила его руку, когда та скользнула вниз по её спине, но и не поощрила. Будто юная девица, она была словно в подвешенном состоянии – между тем, чтобы отдаться этому чувству, и тем, чтобы вырвать его с корнем из своей груди. Пусть думает, что приближается. Пусть верит, что она дрожит от желания…

Пальцы сжали край платья, будто бы в растерянности и смущении, София чуть склонила голову, как будто не поняла, о чём он говорит. Губы дрогнули в горестной улыбке – неуверенной, почти детской. Она посмотрела на него снизу вверх, будто искала сожаления.
— Смеетесь надо мной? Ах… — с легким придыханием она отвернулась в сторону, будто бы теперь до неё дошли его ехидные намеки, — Очень по-рыцарски, дон Медина. Должно быть действительно со стороны я кажусь вам совсем глупой и беспомощной.
Она позволила себе чуть прижаться к нему, как будто нуждалась в защите. Но краем глаза она изучала его реакцию, проверяя, насколько он податлив.
— Иногда мне кажется, что я совсем ничего не понимаю, — сказала она, продолжая глядеть в сторону. — Всё это… мужчины, желания, трон, власть... Я просто хочу быть хорошей женой и матерью, правда! Я здесь с шестнадцати лет и чувствую себя лишней, будто я даже виновата перед вами и Его величеством, что мешаю вам…
София говорила это с такой театральной искренностью, что любой поверил бы. Всё потому что нельзя сказать, что в её словах – только расчёт, во многом это её переживания первых лет во дворце. Не носи она своей маски – могла бы и расплакаться, но подле неё не было человека, которому она могла бы так открыться, потому чувства терзали её лишь в глубине души, рискуя однажды выбраться наружу.
— Кто бы не был третьим, как Вы говорите, там точно не будет человека, которому была бы интересна я. Кого же тут винить? Исповедоваться мне останется лишь в том, что не смогла родить августейшему супругу сына. Этот грех, что задумал Фердинанд... утопит меня в ад на земле, но нет иного пути.

Получалось настолько убедительно, что София начинала сама путаться, где она играет, а где изливает душу. Был и страх и обида, и чувство ненужности, но какой-то стальной стержень позволял ей сохранить рассудок до этого момента.

Она замолчала и задумалась, отвернув взгляд в сторону. София поймала себя на мысли, что предпочла бы влипнуть в простую дворцовую интрижку с привлекательным кавалером, чем оказаться в текущей ситуации. Ответ её предрешен и ломается она исключительно для приличия. Понятно ведь, что стоит ей проявить излишнюю настойчивость и хоть какую-то принципиальность и Его величество начнет искать себе «новую», более сговорчивую королеву. От того и приходилось ей извиваться под его волей как кукла, лишь изредка успешно отстаивая достоинство и право на собственную судьбу… только вот теперь это был не тот случай. Чувство беспомощности сильно унижало её, но, к своему сожалению, она была воспитана слишком сильной, чтобы сломаться от него. Северянка часто задумывалась была бы её жизнь легче, если бы она умела вовремя заплакать по-кастильски, упасть в обморок или свалиться в ноги, но увы – её дрессировали палкой так, чтобы она стоя принимала все удары и искала выход из любых ситуаций. Даже если у неё нет на руках хороших карт сейчас – в будущем ситуация может поменяться.

— Знаете, светлейший дон, что бросилось мне в глаза впервые, когда я приехала сюда? Разница между проповедями в Айзене и в Кастилии. Здесь проповедники взывают к абсолютной верности Богу, лояльности короне и фанатизму. У меня дома святые отцы говорили с тобой с точки зрения здравого смысла, будто купцы или родители. — заговорила она философским тоном, будто бы на совсем отвлеченную тему, как делают при непринужденных разговора «ни о чем» — Так вот… дома меня учили верить и следовать заповедям не из-за страха ада и кары, а потому что так удобнее держаться внутреннего стержня и четкого жизненного пути. Мой король требует меня отречься от этого, но кто знает как далеко способен пасть заблудившийся человек?
Все девять лет под кастильской короной Софии удавалось балансировать на этой непростой дорожке, что из-за отсутствия законного наследника неумолимо вела её к пропасти. Она избегала дворцовых интриг, насколько могла себе позволить королева, не вмешивалась в политику и управлялась исключительно делами дворца и своей дочери, практически идеально подстраиваясь под кастильскую патриархальную картину доброй и послушной жены. Но всякий раз наступая на горло собственной гордости она сдерживала себя тем, что живет праведную жизнь и чиста перед Богом. Теперь её поставили перед выбором: ослушаться мужа или отречься от Бога. На первый взгляд выбора-то и не было: господь где-то там, выше облаков, а законный супруг – здесь. Он очень близко и у него как-то легко пропадают люди, в которых он более не нуждается. Внезапно оказалось, что желания становиться святой мученицей у Софии нет и она очень…хочет… жить! Ей всего двадцать пять и она не собирается покидать мир, где кроме строгости, подчинения и толики мнимой власти ей ничего не довелось видеть.

— Вы так добры, дон Диего, — прошептала она, голосом, в котором звучала то ли ирония, то ли искренняя детская благодарность. — Я не знала, что мужчины могут быть такими… чуткими.
Она провела пальцем по краю своего рукава, будто бы нервничая. Но это был отвлекающий жест. Она знала, что король наблюдает. И знала, что герцог знает.
— Я просто хочу быть хорошей женой, — добавила она ещё раз, чуть склонив голову. — И если Вы поможете мне… быть такой, как надо… я буду вам очень признательна. А если вдруг… окажетесь правы, — она сделала паузу, будто смущённая, — и всё дело в короле… то, может быть, именно Вы станете тем, кто спасёт династию? … и бедную королеву.
Слабая улыбка с примесью горечи проскользнула по её лицу, пока она выпрямляла спину и расправляла складки платья, подавая сигналы, что с близостью пока что следует прекратить. Для Фердинанда это тоже впервые – видеть Софию в подобной близости с кем либо и она не могла ручаться, что в этот раз в нем не проснуться какие-то опасные чувства. И дело может быть даже не в ней.

— Я… слышала, что некоторые женщины… исчезают, — добавила она, будто бы случайно. — Без следа. Без причины. Просто… исчезают.
София не смотрела на герцога. Она смотрела в сторону, будто бы задумалась. Но на самом деле — наблюдала за его реакцией. Он знал, что она боится. И она хотела, чтобы он знал. Ей важна не столько чуткость или любовь, сколько уверенность в том, что он не станет её губить.
— Если я… вдруг… исчезну, — прошептала она, будто шутя с легкой ухмылкой — Вы ведь будете скучать по молодой невинной королеве?