у госта колено начинает чесаться, когда роуч попадает в область обнаружения. эта область глазами лейтенанта выглядит как самый важный радар с самым угрожающим звуком оповещения, с каждым разом она становится только больше, и зависит скорость увеличения этой самой области от прямого контакта с целью. чем чаще роуч шутит о нем, чем чаще не попадает в красное в окружении девяти под тяжелым призрачным взглядом, чем чаще крадет и прячет личные вещи райли, все быстрее склоняясь к одежде — она ему даже не по размеру, но оверсайз, вроде, нынче в моде. и чем чаще роуч обращает внимание на госта, когда в четырех стенах более никого не наблюдается. ему совсем не привыкать, когда из подобной комнаты выходит последний — лейтенанту не нужно лишнее внимание, иначе ситуация до оскала стиснутыми зубами начинает его напрягать.
но тараканы  всегда остаются там, где можно вкусно перекусить. роуча не прогонишь даже тапком, прибитым изолентой к си четыре.

теперь колено покрывается зудом и заставляет обратить внимание. настолько жестко, что гоуст кладет ручку на стол и пытается от дискомфорта избавиться усилиями всех пяти пальцев — он чешет и бесконтрольно замирает в дыхании, бросая весь свой «нюх» в слуховые каналы — роуча услышать тяжело, но даже тараканьи лапки в глухой тишине для госта превращаются в барабанную дробь. и он слышит это. и замирает все больше. как будто ежесекундно загружая в мозги поправки перед самым важным выстрелом.
гост еле усмехается, поддав жару в уже приросшую вторую тканевую кожу, и умудрившись дать оценку настроенности сержанта по одним лишь шагам.
колено все же не подводит. с роучом никогда.

в тихие времена в стенах базы начинается самое страшное и смутное время — бумажная бюрократия. бесконечное заполнение форм и отчетов набрасывает на госта мысли убогие и извращенные: пусть каждый день в мире будет неладно, пусть каждую долю секунды в нем будут нуждаться где-то еще. он сутулой собакой с тяжелой грацией удирает и скользит по всем углам, когда через третьих лиц слышит, что соуп его обязательно и срочно ищет. гост убегает, а соуп находит. и забрасывает ворохом тошнотворной бумаги, которую просит за него заполнить. скулить уже не приходится, все равно не поможет. приказы, к великому его сожалению, исполняются без оговорок не только в рабочих полях.
гост пришел со своей макулатурой в комнату отдыха, потому что только здесь в данное время это можно было сделать спокойно и без отвлекающих маневров — хотелось закончить быстрее и заняться более важными, не разъедающими по крупинке мозги делами. он вникал и почти без слез плакал, трудно справляясь с мерно зреющим раздражением, когда что-то пропускал или в конце вынужденно делал поправку, из-за которой соуп обязательно попросит все заполнить снова. подписи капитана стояли на девственно чистых листах, что толкало на мысли недобрые. когда-нибудь гост отомстит за нечестно переданную ему даже не его работу. отомстит и не подавится.

роуч умело переключает передачи в гостовской менталочке, появляясь в дверном проеме с непринужденной легкостью. саймон действительно топил на четвертой, пока гари не сбросил все до почти нейтральной. гост расслабляется и ведет забитыми плечами, разминая, старается уже поджечь взглядом этот сучий листок бумаги у себя в руках. когда-нибудь он обязательно научится даже этому.

— уже проведена, и я не досчитался одной. будет очень неловко, если я найду ее у тебя, правда? — гост продолжает зрительно уделять больше внимания каким-то документам, впрочем, мысленно уже давно переключив все свое сознание на объект, что сидит теперь довольно близко в пустующей огромной комнате по правое плечо — объект живой и до черта настырный.
— а в карты... хм, не боишься проиграть последние штаны? — ладно, гост признает и даже готов прогибаться — бумаги подождут. теперь все может подождать.
он откладывает заполненную готовую стопку куда-то в ящик стола, а сверху кладет листок с огромной подписью «для капитана мактавиша», где внизу маленьким шрифтом мелькает постскриптум «желаю вам расстройство желудка каждую ночь, сэр». из все того же ящика выуживает потрепанную колоду карт, пытаясь припомнить, с каким счетом они выходили из-за стола в последнее время. от этой памяти зависели и ставки — у госта все же настрой скверный и с легким оттенком желания воздать и успокоиться. пусть даже это будет роуч, который просто попал под горячее.
— во что играем? на что играем? — он, наконец, почти не вставая, разворачивает стул по направлению к гари и впервые встречается с этим щенячьим взглядом, что жаждет коротать время с плодотворным интересом. с гостом обычно игра сводится к банальному — темы личного характера и конечно же его лица каждому новому сержанту нисколько не дают покоя. но саймон позволяет и продолжает играть с этими ставками, лишь подогревая крепкий интерес.

свет множества свечей играл бликами на золотых бокалах и переливах тканей — свадьба рейниры таргариен и лейнора велариона была роскошным зрелищем, достойным древних традиций их домов. столы ломились от угощений, музыка заполняла зал, а танцы лишь разжигали атмосферу праздника, но лейна веларион чувствовала себя словно в ловушке: она наблюдала за происходящим с высоты своей гордости, искусно скрывая разочарование, ведь ее помолвка, которая должна была быть её триумфом стала таким же великим крахом. и каждый взгляд родителей в ее сторону лишь напоминал о том, что это не её выбор. лейна горела желанием доказать им, что способна управлять своей жизнью, но сейчас, окружённая чужими решениями, она ощущала себя игрушкой в их игре.

сквозь эту внутреннюю борьбу её взгляд неизменно находил фигуру деймона таргариена — он сидел с таким видом, будто был выше всех правил, которые сковывали остальных. его расслабленная осанка и равнодушное выражение лица обманывали многих, но не её: она видела в каждом его движении осторожного хищника, готового в любой момент вырваться на охоту. деймон наблюдал за залом, но особое внимание уделял принцессе рейнире. каждый брошенный взгляд, каждый ненавязчивый поворот головы говорил больше, чем могли бы сказать слова. лейна видела это и чувствовала, как внутри закипает беспокойство. она любила своего брата и гордилась его способностью находить общий язык даже в самых сложных обстоятельствах. их союз с рейнирой был результатом договорённости и взаимопонимания, но всё могло рухнуть под тяжестью одного необдуманного движения деймона. и король визерис тоже это замечал — его взгляд, полный тревоги, метался между рейнирой и деймоном. лейна поймала этот момент и ощутила, как её решимость крепнет. она встала из-за стола, осторожно пробираясь сквозь толпу танцующих. её шаги были спокойны, движения — грациозны, но глаза искали только одно лицо.

она нашла его. деймон сидел у края стола, словно не замечая всего, что происходило вокруг, но лейна знала: он видел всё. она улыбнулась, как принято на таких мероприятиях, но в её взгляде скрывалась команда и он, словно услышав его безмолвный приказ, поднялся, не спеша, с лёгкой ленцой, которая только подчёркивала его опасность. они встали в пару, и музыка сменилась чем-то более размеренным, почти интимным. лейна двигалась легко, уверенно, её платье кружилось, словно отражая её настроение. она наслаждалась этим моментом, демонстрируя всему залу, что она хозяйка своей судьбы. лейна знала, что делает. танец был не просто развлечение, а вызов. она отводила внимание деймона от рейниры, уводила его взгляд, заполняя пространство своей энергией.

[её сердце было спокойно за брата и принцессу, ведь лейна видела, как они танцуют вместе, как лейнор смеётся, искренне радуясь этому моменту. их договорённость, их обоюдное уважение укрепляли её уверенность в том, что их брак окажется если не счастливым, то хотя бы не мучительным для них обоих]

но её собственное положение оставалось неопределённым [она может стать принцессой, если сыграет правильно] она могла не просто сохранить мир в семье, но и обрести силу, которая позволит ей больше никогда не подчиняться чужой воле. её помолвка отошла на второй план — если она могла изменить свою судьбу, она была готова рискнуть. лейна веларион была смелой и достаточно взрослой, чтобы брать то, чего она желала. её учили, что удача благоволит храбрым, и сегодня она намеревалась показать, что готова принять любой вызов. — вы великолепный танцор, мой принц, — улыбается девушка, стоит танцу закончился. только она не остановилась — подняла подбородок, взглянула в глаза деймону и отступила, оставляя его там, где он стоял. лейна знала, что они похожи.

слухи говорили правду: они оба брали то, что хотели.

[indent] Тени от голых ветвей падали на бетонную плиту за школой, рисуя на её поверхности причудливый узор, напоминающий треснувшее стекло. Арнольд сидел, прислонившись к холодной стене, и медленно выдыхал дым сквозь стиснутые зубы. Сигарета в его пальцах догорала, оставляя на коже едва заметный ожог, но он не торопился её гасить – физическая боль казалась чем-то далёким и незначительным по сравнению с тем, что происходило у него внутри. 
[indent] Сквозь дымовую завесу он наблюдал, как ворон на краю мусорного бака методично разрывает пакет, выискивая что-то съедобное. Птица двигалась резко, нервно, будто ожидала удара в любой момент. Арнольд понимал это чувство. 
[indent] Шаги раздались неожиданно – тяжёлые, уверенные, с нарочитой небрежностью разбивающие тишину заднего двора. Тень перекрыла свет, и Арнольд медленно поднял взгляд. 
[indent] Перед ним стоял Рой – новичок, чья репутация распространялась по школе быстрее, чем он сам успевал появляться в коридорах. Его узкие глаза блестели неприятным любопытством, а губы растянулись в ухмылке, обнажая чуть кривые зубы. 
[indent] - Значит, ты тот самый Коротышка – голос Роя звучал притворно-дружелюбно, но в нём явственно читались нотки чего-то хищного. – Из того самого пансионата, да? 
[indent] Арнольд не ответил. Он сделал последнюю затяжку, чувствуя, как горячий дым обжигает лёгкие, затем раздавил окурок о бетон, оставив чёрный след. Рой не ожидал молчания. Он наклонился ближе, и Арнольд уловил запах дешёвого дезодоранта и чего-то кислого - Говорят, раньше ты всех спасал. А теперь что? Сидишь тут, как привидение, и куришь, пока твой дом разваливается? 
[indent] Пальцы Арнольда непроизвольно сжались, но его лицо оставалось неподвижным. Он поднялся – не резко, а скорее устало – и на мгновение их взгляды встретились. В глазах Роя мелькнуло что-то неуверенное, но он быстро взял себя в руки. - Ладно, герой – он сделал шаг назад, разводя руками в фальшивом жесте примирения. – Просто хотел познакомиться. Ведь тут, понимаешь, выживают не те, кто молчит. 
[indent] Арнольд повернулся к нему спиной, доставая новую сигарету. Его голос, когда он наконец заговорил, звучал тихо, но с какой-то металлической ноткой - Наиболее заметные чаще всего падают. 
[indent] Он не видел, как Рой замер на мгновение, прежде чем уйти. Не видел того странного взгляда, который тот бросил через плечо. Арнольд уже снова сидел на своём месте, наблюдая, как ворон улетает с куском чего-то белого в клюве. Сигарета в его пальцах догорала, но закурить новую почему-то уже не хотелось. 
[indent] Где-то вдалеке прозвенел звонок, возвещая конец перемены. Скоро начнутся уроки. Скоро он снова увидит Роя в коридорах. Скоро... Но пока была только эта бетонная плита, тени от голых ветвей и тишина, которая казалась громче любых слов. 
[indent] Коридор Хиллвудской школы в этот осенний вечер представлял собой удручающее зрелище – длинное, плохо освещённое пространство, где пыль, поднятая сотнями ног, медленно оседала на потрёпанные шкафчики, а тусклый свет люминесцентных ламп придавал всему вокруг болезненный зеленоватый оттенок. Арнольд шёл сквозь эту пустоту, ощущая под ногами липкость недавно вымытого, но уже успевшего покрыться пятнами линолеума. Его шаги звучали глухо, будто он пробирался сквозь густую, вязкую субстанцию. 
[indent] За спиной доносились обрывки разговоров, смешки, хлопанье дверок – привычный школьный шум, который за последний год он научился пропускать мимо сознания, как статику. Он уже почти достиг поворота к выходу, когда воздух перед ним сдвинулся, и в поле зрения возникла знакомая фигура – Рой Питерсон, его новый преследователь, растянувшийся во весь свой немалый рост поперёк коридора, словно паук, перекрывающий мухе путь к спасению. Его лицо, всегда носившее выражение глумливой самодовольности, сейчас искривилось в особенно противной ухмылке. 
[indent] - Ну что, Коротышка – голос Роя звенел фальшивой весёлостью, – Опять торопишься в свой пустой дом? Или там тебя ждут только призраки? - Арнольд замедлил шаг, но не остановился. Его пальцы непроизвольно сжались, ногти впились в ладони, оставляя на коже красные полумесяцы. Он ощущал, как что-то тёплое и тяжёлое поднимается из глубины грудной клетки, заполняя горло, сдавливая виски. 
[indent] Коротышка.
[indent] Так его называли в детстве, когда всё ещё было нормально. Он всегда был ниже многих одноклассников, а его фамилия лишь подкрепляла это прозвище. Но сейчас оно звучало абсурдно – особенно из уст человека, знавшего его лишь по слухам. Да и ростом он не уступал Рою, который сейчас пафосно упирал руки в боки и ухмылялся. 
[indent] - Пропусти, – его собственный голос прозвучал чужим, низким и глухим, будто доносился из-под воды. 
[indent] Но Рой, разумеется, не пропустил. Он сделал преувеличенно театральный шаг вперёд, и Арнольд почувствовал его дыхание – мятная жвачка и что-то кислое. 
[indent] - А что ты сделаешь, если я не пропущу? – Рой склонил голову набок, как любопытствующий пёс. – Позовёшь на помощь свою мёртвую бабушку? 
[indent] Всё произошло слишком быстро и одновременно будто в замедленной съёмке. Арнольд не помнил, как его кулак сблизился с челюстью Роя, но навсегда запомнил хруст, отдавшийся во всех костях руки, и внезапную теплоту, разлившуюся по костяшкам пальцев. 
[indent] Питерсон отлетел назад, ударившись затылком о металлическую поверхность шкафчика, и на секунду в коридоре воцарилась абсолютная тишина – даже самые болтливые ученики замерли с открытыми ртами. 
[indent] Но этого было мало. 
[indent] Слишком мало.
[indent] Арнольд двинулся вперёд. Его руки сами собой схватили Роя за воротник, сминая ткань, поднимая и снова прижимая к шкафчику, который прогнулся с жалобным скрипом. Где-то за спиной раздался испуганный вскрик, кто-то схватил его за плечо, но он дёрнулся, сбрасывая назойливые пальцы. 
[indent] - Повтори – его голос теперь звучал как скрежет камней под жерновами. – Повтори, что ты только что сказал. - Но Рой не повторял. Его глаза, обычно столь самоуверенные, теперь бешено метались из стороны в сторону, а из разбитого угла рта тонкой розовой ниткой стекала слюна с примесью крови. 
[indent] Арнольд занёс руку для нового удара, но в этот момент чьи-то сильные руки обхватили его сзади, оттаскивая. Он вырвался из цепкой хватки и вновь впечатал Роя в помятые шкафчики.
[indent] Шортмэн уже не видел никого вокруг, перед ним мелькали другие лица — социальный работник с его вечной папкой документов, врач в белом халате, тётка из Портленда с её бесцветными стенами и расписанием на каждый час. Все они сливались в одно пятно, и он снова занёс руку для удара.

Сколько времени прошло? Сатана понятия не имеет, теряясь в танце, отдаваясь бьющей басами музыке полностью, двигаясь в одном ритме, заигрывая то с одним мужчиной, то с другим. Возникало ли при этом сожаление, что вместо этого она провела всё детство, юношество и большую часть взрослой жизни в Аду? Ни капли — лучше пройти все испытания, мало отличающиеся от пыток, чем прожигать жизнь, как это делают смертные. Тана не устанет повторять, что смертные глупы и всегда будут такими, как бы они там ни били себя пяткой в грудь, утверждая, что они венец творения природы. Образ брата снова вспыхивает перед глазами, и ей невольно хочется сплюнуть — вот уж кто-кто, а он может многое рассказать о человеческой глупости, в которой предпочитает жить сам. А ведь они могли бы править Адом вместе...

Смерть Брока Сатана чувствует резко, всей собой, как и его экспресс-заход обратно — интересно, что же там происходит? Она отрывается от жадного поцелуя с юношей, чьи колени она оседлала ещё минут десять назад и теперь играла на его... нервах своим присутствием. Она недовольна, что ей приходится отрываться, но есть необходимость всё знать, особенно сейчас, когда Рамлоу только входил во вкус своей новой жизни и особенностей, которые она даёт. А ещё она недовольна тем фактом, что он это проделывает в людном месте, где могут быть не только смертные, но и всякие святые, способные справиться с Сатаной лёгким движением руки, не говоря уже о нём самом. Невольно ощущает себя родительницей слишком шустрого ребёнка, спешащего поделиться со всеми новой радостью, вроде дохлой крысы или увиденного в щель бани.

— Это он? — подбегает взъерошенная Сатана, повисая на руке Брока и рассматривая стоящего рядом мужчину. Она вошла во вкус своего образа на этот вечер и поэтому совсем растеряла любое величие себя настоящей, позволяя чарам суккуба наполнять воздух вокруг неё радостью, сексуальностью и беспечностью. Она сыта и довольна, вполне время заняться делами. — Хорош, — как хозяйка в мясном ряду оглядывает Роллинза, позволяя лёгкому налёту хищности появиться на её лице — потенциал она способна ощутить с первого взгляда, а уж подкреплённый словом Рамлоу, который последние месяцы ни капли её не разочаровывал. Подхватив своего спутника под руку, Сатана упирается маленькой ручкой в грудь наёмника, его спиной открывая двустворчатые двери, из которых мужчины только что вышли. Стоит дверям замереть, как полутёмный коридор опутывает эдакий кокон тишины, словно весь мир перестаёт существовать дальше их троих. Сатана протягивает Джеку нож лезвием вперёд. — Держите его крепко, мистер Роллинз. — Дождавшись, когда пальцы сожмутся, начала его медленно тянуть на себя, разглядывая при этом чужое выражение лица. — Очаровательно, — слизывает кровь с лезвия, жмурится от удовольствия, поворачивается к Рамлоу, улыбаясь испачканными кровью губами. — Хочешь попробовать?

Легко казаться беззащитной и очаровательной, когда у твоего образа большие глаза оленёнка, сто пятьдесят сантиметров росту и не сходящая улыбка на лице. Но это всё обман для неведущих, и она его использует, чтобы коротким шагом преодолеть разделяющее их расстояние и воткнуть этот же нож в печень Джека. — А теперь поцелуйте меня, мистер Роллинз, как в послений раз. Ах, да, это же и есть последний раз, — шепчет Сатана, клыком прикусывая уголок губы и откровенно забавляясь, наслаждаясь этой игрой во власть между жизнью и смертью. В данном случае — только смертью. — Простите, но сегодня вы умрете. Надеюсь, вы успели хорошо провести этот вечер. — Она резко выдергивает нож и, глядя Роллинзу в глаза, медленно слизывает кровь с лезвия. — Вкусно, — скалится в довольной улыбке, щелкая пальцами, призывая из теней своих любимых собачек, которые ненавязчиво заняли пространство между ней и Рамлоу. Видя, как стремительно бледнеет чужая кожа, всаживает нож ещё раз и ещё раз, чтобы смеяться, вылизывая испачканные пальцы. Это удовольствие на одну. — Думаю он оценит эту шутку... Ты же помнишь свой первый визит в ад?... — она смеётся над собственной идеей, когда присаживается рядом и на всякий случай проверяет пульс, словно не знает о свежеполученной метке. Красная подошва именитых туфель смотрится даже гармонично, когда Сатана проходит по растекшейся крови к Рамлоу, притягивая его за цепочку-удавку, зажимая в руке рубин кулона. — Ну вот, я же всегда вижу хорошего мальчика, — проводит пальцами по чёрной голове гончей, что теперь стоит на месте человека. Дважды хлопает по бедру, без вербальных команд подзывая своих собак. — Мальчики тебя проводят вниз, а дальше уже всё зависит от тебя.

Гибкость. В переговорах нужна гибкость, возможность маневрировать и самое главное: давать оппоненту иллюзию, будто бы он — хозяин ситуации. Всё просто. Если ты попадёшь в лапы талантливого менеджера, ты так просто не выберешься из тщательно сплетённых между собой слов и фактов.

Возможно, именно поэтому Опал отказался от возложенного Алмазом кейса и переложил его на Авантюрина. Авантюрин не из тех, кто отказывается от сложной задачи. А ещё у него было некое подобие плана. Он отлично понимал, что в одиночку переговоры по Пенаконии с Семьёй не проведёт, тут нужен кто-то, кто отлично разбирается в людях и потёмках людских желаний. Яшма с её опорным камнем подходила как нельзя лучше, нужен был только способ открыть ей путь на планету празднеств. И такой способ, возможно, имеется.

Сразу же по прибытию в Отель, располагающийся в реальности, Авантюрина подвергли досмотру. Ничего удивительного, у него на лбу написано, что он — корпорат. У него забрали кейс с опорным камнем, и у него забрали сумку с безделушками, которые, как полагается честному туристу, нужно было потратить на магазины и развлечения. Или же на информацию, если уж на то пошло. Тем не менее — ни кейса, ни сумки, а ещё Рацио капает на мозг, что без опорного камня Алмаз его просто-напросто уничтожит.

Пусть так. Авантюрин не боится смерти. Не боится же?

Руки дрожат точно так же, как когда шар, брошенный на поверхность рулетки, останавливается на чёрном секторе вместо красного.

Несколько маленьких штрихов для общей картины. Нужно придумать идеального общего врага, переманив на свою сторону экипаж Звёздного Экспресса. Эманатор Небытия подходит как нельзя лучше: она одна, она — опасна, и она никому не говорит о своём прошлом, что автоматически навлекает на неё подсознательное подозрение. Можно использовать её в своих целях. И, чтобы подкрепить свою позицию, показать Первопроходцу травмированную Робин, задетую Смертью. На Пенаконии ведь нет смерти, хах? Пусть теперь Экспресс принимает правильное решение, как лучше поступить.

Потом приходит приглашение. И не ему одному.

Авантюрин смотрит непринуждённо и едва улыбается, когда Рацио объясняет ему, что встреча неформальная: для официальной их бы позвали в Резиденцию Утренней Росы, главную крепость клана Дубов. а сейчас… видимо, что-то произошло, что-то, на что КММ может повлиять. Либо к чему Корпорацию считают причастной. Но пока что их только хотят предупредить, а не выказывать ультиматум — это определённо показатель.

А ещё напрягает, что на Пенаконии вновь работают Недотёпы в Масках. Они присутствовали, когда на приграничной тюрьме КММ началось восстание, и вот — снова. Видимо они всё ещё не успели забыть, что Авантюрин когда-то отказался от их приглашения присоединиться. Ахе, эону Радости, наверняка всё равно, а вот некоторые Недотёпы почему-то считают, что отказ — это чуть ли не персональное оскорбление.

У входа встречают маленькие, аккуратно прилизанные пепеши. В костюмах, со строгим взглядом, даже усами, но с детскими лицами и по-дурацки болтающимися над головами помпонами. Они с явной неохотой пропускают корпоратов хотя бы через порог, пытаются настойчиво объяснить, что сейчас неподходящее время и место, а потом…

А потом место преображается буквально на  глазах. Авантюрин по привычке тянется к карману, в котором лежит опорный камень в моменты, если без части силы эманатора Сохранения не обойтись. Вот только опорного камня у него нет, но под пальцы попадается фишка со следами силы — по крайней мере в случае серьёзной опасности можно будет воспользоваться щитом.

Об этом едва ли успевает подумать, и пространство опрокидывается во мрак.

Чего хочет Мейо? Многого, кажется? Как посмотреть: обстоятельства жизненные располагали к формированию одного определённого уклада, - или стремления? цели? то, что в любом случае у тебя будет, можно назвать целью? - хорошего должно быть много.
Больше: денег,
славы,
денег,
славы;
больше: семейных ценностей (две их) и, разумеется, любви. Хорошего должно быть много, больше - равно лучше.

Мейо хочет лучшего. Догадаться, наверное, несложно, но сомнения всё равно закрались; Айену-то про это что знать? Про лучшее. Про хорошее. Один раз потрогать - недостаточно, чтобы понять. Не голодному такому, нет уж - явно не достаточно.

Остаётся Мейо в дверях, цокает языком: красивый стоит, слишком красивый для этого места, неоправданно красивый - и всё почему? Потому что захотел он здесь быть. Здесь - это что-то вроде будки, побольше только, помрачнее, пострашнее, пониже - его - по статусу; находясь в тюрьме, был Мейо далёк от неё, как от понятия, настолько, что ничего его, казалось бы, в происходящем совсем не смущало. Смущал Айен. Ничего, кроме него, Мейо просто не видел - разгадка проста, но с миром он ею никогда не поделится. С Айеном бы поделился, но 1) овчарки умеют лаять и скулить; 2) лаять и скулить проще, чем задавать важные вопросы; 3) спросить овчарка не догадается.

— И тебе здравствуй, - говорит губами Мейо раздражение. — Ты, наверное, так завуалированно поблагодарил меня за визит, потому отвечаю: "Не за что, спасибо за радушие".

Мейо вздыхает тяжко-тяжко, в сторону куда-то. Зубоскалить всегда проще, чем задавать важные вопросы, да? По себе знает. За все свои усилия и сделки с внутренними ориентирами Мейо получает рычание - и знал, что получит лишь его, потому что ничего другого ему никогда не обещали.

Ничего другого Мейо не обещал, тоже. И что дальше?

Страшно здесь. Некрасиво, в смысле. И темно - не прошло и пяти минут, как начал Мейо чахнуть. А Айен запрятан многим дольше. Того гляди - вглядываться вскоре станет бесполезно, в угол забьётся, сольётся с тенью, задохнётся и умрёт. Как вся семья его, впрочем. Отец просто оказался первым.

Айен стоял, ютился неугодно и поджимал переломанные лапы. Ему бы поплакать, но Мейо не ведает, как до него это донести. Подходит вот сам, руку тянет, словно бы боле всего на свете желает его коснуться, но в последний момент даёт заднюю - раскрытая ладонь оказывается на расстоянии от чужого лица, целомудренно подпирая стену. Она не грязная? Вроде? Мейо не знает, испытывать ли облегчение от того, что собачью дыру хотя бы убирают. Дыра остаётся дырой, сточная яма своего назначения не поменяет - то, что было Габбасом Атрау, вряд ли окажется там завтра после полудня, но гадать Мейо не станет.

— Вижу, главную новость тебе уже сообщили. Хорошо. Я не смогу дать тебе сочувствия.

Ему никогда ничего не обещали. Давать Мейо ничего не обязан. Сочувствие, поддержка, ласка - с чего вдруг он вообще решил, что Айену что-либо из этого нужно?

От него.

— Я просто рад, что расплачивается твой отец, а не ты. Мне жаль.

Он всё пытался поймать чужой взгляд - сдался, по итогу. Смотреть на него тоже не обещали. Смотреть на Айена и хочется ему, и колется: неухожен тот был, космат и уныл; колется - потому что шерсть бы его кололась, прикоснись, путалась в пальцах и кольцах; и чешется - от зубов, на шее.

На самом деле, это всё упрощает. Что Айен не смотрит. Ничего, кроме иррационального, глупого страха, Мейо однако не испытывает. Страх на многое его толкал, как и любого человека, - живого, дышащего. Габбас, уже вскоре, похвастаться этим не сможет, а все ошибки его останутся. По этой ошибке Айен сейчас здесь. Мейо с ним, тоже, - удостовериться, что тот ещё дышит. Мейо знать не может точно, как надолго.

Это пугает.

— Мне стоило прийти раньше. Про-

Обличение - вместо признания, - вышло сухим, царапая глотку. Гордость не смажет ничего, жизнь не облегчит и облегчить не способна априори, но Мейо сросся с ней, вросла она в него, фильтрует лексикон и способ мышления.

Себя обличить - всё равно, что признаться. А так и до обещаний недалеко.

Мейо может себе это позволить? Не с банковского счёта, не прикрываясь гарантиями и страховками. Обещания Мейо Ланмея стоят дороже его доли в имперской центральной экономике, потому что включает в себя, кем Мейо был, кем он является и чем станет. Это он себе кредит выписывает, сам. Мерцелле утверждает, что всё будет хорошо, да вот сможет ли Мейо с ней расплатиться? Уверен?

Он отворачивается, убирает руку. Сюда бы кондиционер, окно побольше, поприятнее пейзаж. Трудно будет это организовать, не вызывая вопросов. Мейо стоит думать о себе.

— Правда. Стоило.

Его никогда не пугала ответственность. Лишь находясь в этой тихой, мрачной конуре и вслушиваясь в чужое дыхание, - ах, ну дышит ведь ещё, как приятно, - до него доходит, что "необходимость" - это страшно. Тяжело. Дорого.

Мейо стоит думать лишь о себе.

Он этого хочет?

— Камера у тебя совсем не миленькая, - не слова, а шелест; наивная попытка соскочить с темы - с обуви своей он переводит взгляд на побитую жизнью, совершенно обосранную всеми собаку, и кривит душою, потому что даже так, даже нос к носу, он себя не останавливает. — Ты простишь мне это?

Коли возможно бы это было, Мейо бы пожелал провалиться на дно. Однако они уже там. Вдвоём, на пару, сейчас. Это не "хочу", это уже "необходимость".

Он не знает, куда деть свои руки. Хочется, колется.

Оранжевый закат ярко пылал над небосклоном, медленно опускаясь за горизонт планеты. Асока стояла посреди небольшой поляны, сплошь усыпанной высокими травами, и с интересом наблюдала за Эзрой. Они совсем недавно познакомились, но Тано было любопытно посмотреть на его тренировку, оценить потенциал этого мальчишки. И зрелище, которое представало перед её глазами, умиляло тогруту.

«Желание быстрого обретения знаний, безудержное стремление обрести как можно больше силы, кого-то он мне напоминает…» — женщина едва заметно хитро ухмыльнулась, глядя на то, как Бриджер резко орудует мечом, а затем решила подойти поближе.

— Сила и мощь, говоришь? Дайка посмотреть, — Асока спокойно протянула руку вперёд, попросив Эзру передать ей оружие.

Хитрый план, как преподать самонадеянному Бриджеру хороший урок, родился за секунду, и ловкие оранжевые пальчики спешно извлекли кристалл из рукоятки.

— Эй, что ты делаешь?! — в один момент послышалось недовольное восклицание Эзры.

— Учу тебя, — резко, дерзко и почти нагло отозвалась Тано, — Попробуй теперь отразить мои атаки и показать мне ту силу, о которой ты только что говорил…

Одним лёгким движением Асока взмахнула рукой, оправляя кристалл из меча Бриджера куда-то в неизвестном направлении, среди высоких изумрудных трав, а вторым — моментально вернула разобранный меч своему «зазнавшемуся» ученику.

Ещё через секунду её белые клинки, будто сами прыгнули в руки тогруте, и, не давая Эзре ни минуты на раздумья, женщина атаковала его.

— Эй, так не честно! Я не могу защититься без кристалла… Я не могу найти его…

Как и думала Асока, посыпались хаотичные оправдания по поводу «жёсткости» её обучения, но Тано изначально была к этому готова, пожалуй, даже она и ждала такой реакции.

— Бои с настоящими противниками никогда не бывают честными. Сконцентрируйся. Попробуй ощутить его через Силу… — быстро бросила короткий совет тогрута, при этом не переставая всё так же настойчиво нападать на Эзру.

Взмах мечом, ещё один, очередной приём… И вот её тактика удалась.

«Похоже, Эзра действительно учится так же быстро, как я предполагала», — только и успела про себя подумать женщина, прежде, чем новая её дерзкая атака легко была блокирована уже полностью собранным световым мечом Бриджера.

— Надеюсь, этот урок чему-то тебя научил, — загадочно ухмыляясь, Тано деактивировала свои белые световые клинки и чуть отошла от Эзры.

Ответ, который она получила от Бриджера, полностью её удовлетворил. Будь то, джедай, или серый джедай, не столь важно, никогда нельзя забывать о самоконтроле, никогда нельзя поддаваться пьянящему соблазну быстрого обретения мощи и гордыне, никогда нельзя терять гармонию и баланс с Силой. Асоке хотелось верить, что она, сейчас, в самом начале пути молодого джедая, смогла донести до него эту простую, но первую и крайне важную истину.

Желание непомерной Силы, гордыня, самопревозношение, излишние несбалансированные эмоции ведут на тёмную сторону. И хоть Асока уже давно не была джедаем в полной мере, она почему-то чувствовала, что должна была уберечь от подобных ошибок, уберечь друзей и близких, так, как когда-то она не смогла уберечь… Его…