Ночь окутывала кузню темным, густым покрывалом. Воздух внутри был пропитан запахом раскаленного металла, копоти и горелого угля. Последние угли в горне тлели, отбрасывая дрожащие отблески на стены, верстаки и рассыпанные инструменты. Капли расплавленного серебра наковальни застывали крошечными каплями, словно звезды, упавшие с неба.
Невена осталась одна, как часто бывало в такие поздние часы. В руках она держала маленький кулон, почти завершенный — крохотный диск из серебра с тонкими линиями гравировки, которые едва угадывались в неверном свете свечи. Ее пальцы медленно провели по выгравированным узорам, вплетая в них последние нити магии, чтобы сделать свой первый талисман. Работы оставалось немного, и она наслаждалась этими моментами — когда было тихо, когда ее никто не тревожил, когда мир сводился к небольшому пространству кузни, к отблескам металла и размеренному дыханию.
Внезапно ночная тишина дрогнула. За дверью что-то едва слышно скрипнуло — так осторожно, что, будь девушка менее внимательной, могла бы и не заметить. Невена замерла, прислушиваясь. Скрип повторился, чуть настойчивее, но все же едва уловимо, словно тот, кто был снаружи, не знал, стоит ли ему заходить. Или же просто не хотел, чтобы его услышали. Она не шевелилась, позволяя себе стать частью тени. В этом мире выживали те, кто умел вовремя замереть, спрятаться, слиться с окружающим пространством. Минуло несколько долгих секунд прежде, чем звуки перешли на окно.  Затем оно приоткрылось до маленькой щели. Кто-то по ту сторону выждал пару мгновений, после чего открыл его шире. В узком проеме мелькнул силуэт — невысокий, поджарый, движущийся с той осторожностью, которая выдает опыт. Незнакомец скользнул внутрь, призрачной тенью растворяясь в полумраке. Его шаги были легкими, но не идеальными — среди шороха ветра Невена все же уловила движение.
Девичье тело сработало быстрее, чем разум. Она скользнула в сторону, скрываясь за массивным верстаком, пока незнакомец осторожно продвигался внутрь. Он оглядывался, изучал, выбирал направление, его силуэт то и дело прерывался всполохами света от углей в горне. На поясе тускло блеснуло что-то металлическое — нож? Отмычки?
Движение. Быстрое, выверенное, точное. Невена вынырнула из укрытия, скользнула за спину вторженца прежде, чем он успел среагировать. Одно мгновение — и он уже прижат к стене, дыхание сбилось, спина напряглась от осознания полной беспомощности. Лезвие кинжала холодной линией легло ему на шею, еще не вдавливаясь в кожу. Невена не дрожала. Ее руки знали, как держать оружие, как пользоваться им, как подчинять другого, не давая шанса даже подумать о сопротивлении. Она слышала только его дыхание — тяжелое, прерывистое. Слышала свое собственное — ровное, уверенное. Видела, как дрожит в напряжении каждая мышца.
Ночь снаружи оставалась такой же спокойной, как и прежде. Но в тишине кузни теперь билось чужое сердце, пойманное, загнанное в угол. И в этом сердце пульсировал страх.
Острие кинжала дрогнуло, когда внезапный пронзительный крик разорвал тишину кузни, как удар молота по раскаленному металлу. Резкий, испуганный, наполненный такой отчаянной паникой, что Невена инстинктивно отпрянула, едва не уронив кинжал. Звук эхом раскатился по стенам, заставляя ее уши звенеть, а сердце — сжаться от внезапного ощущения опасности, но не той, к которой она привыкла. Это не был боевой клич, не была угроза — в этом крике звучал чистый, безудержный страх.
Отшатнувшись на шаг назад, Невена застыла, наблюдая, как… незваная гостья сжимается в углу, прижав дрожащие руки к горлу. Свет пламени плясал на ее лице, вырывая из полумрака высокие скулы, тонкие черты, чуть заостренные уши, едва скрытые за беспорядочно выбившимися прядями волос.
Эльф.
Невена ощутила, как в груди холодом разливается осознание. В мгновение ока все вокруг изменилось. Это был не вор, не убийца, не обычный бродяга, которого можно было выставить пинком за дверь. Нет, перед ней стояло существо, чья кровь несла в себе магию, чья природа была чуждой и опасной. Девушка продолжала дрожать, прижавшись к каменной стене, дыша тяжело и прерывисто, как загнанный зверек. Она не пыталась напасть, не пыталась убежать — только смотрела широко раскрытыми глазами, в которых мелькало что-то странное. Слишком много эмоций, слишком много ужаса.
Невена медленно опустила кинжал, все еще не до конца осознавая, во что она только что вляпалась.
— Зачем ты здесь?

Кузня замерла в тревожной тишине, нарушаемой лишь отголосками недавнего шума. Теплый свет углей плясал на металлических поверхностях, отражаясь в беспорядочно разбросанных инструментах, сдвинутом с места табурете, рассыпанных по каменному полу углях. В этом хаосе, созданном за считанные секунды, среди привычного жара и тяжелого запаха гари Невена стояла, словно застывшая статуя, всматриваясь в того, кто вторгся в ее мир. Девичье сердце все еще колотилось от всплеска адреналина, но теперь этот рваный ритм смешивался с недоумением. Она привыкла к угрозам, привыкла к опасности, к резким движениям, к необходимости действовать быстрее, чем подумает разум. Но сейчас перед ней была не та опасность, что рождала мгновенный отклик в теле, не тот противник, которого следовало сражать или отбрасывать прочь.
Незваная гостья, вжавшись в угол, дышала тяжело, прерывисто, прижимая ладони к шее, будто пытаясь стереть след раскаленного лезвия. Длинные пряди кудрявых спутанных волос скрывали ее лицо, но дрожь тела, едва уловимое судорожное движение плеч говорили больше, чем любой взгляд. Это не было бравадой. Не было угрозы.
Крик, что прозвучал мгновением раньше, все еще звенел в сознании Невены, вспыхивая в памяти раз за разом, словно отблески пламени. Он был пронзительным, животным, несущим в себе не просто страх — ужас, потрясение, которое казалось почти… личным. В том, как эльфийка вжималась в стену, в том, как пальцы цеплялись за ткань, был не просто испуг перед оружием. Что-то в этом резало слух, вызывало непонятное беспокойство. Некое отчаяние что ли…
Невена сглотнула, чувствуя, как напряжение в ее собственном теле постепенно меняет природу. Теперь, когда первый порыв прошел, ее охватывало совсем другое чувство — растерянность, смешанная с непониманием. Эльф. В ее кузне. Среди стали и железа, углей и огня. Это было противоестественно. Даже в прямом смысле — нелепо.
Эльфы не переносили железо. Для них оно было смертельным, чуждым, несущим в себе убийственную для них силу. Они предпочитали что угодно, начиная с серебра, заканчивая обсидианом, но только не железо. Но эта эльфийка стояла здесь, среди угольной пыли, среди гари, и ее ладони дрожали, судорожно сжимаясь на горле. Что она здесь забыла?
Невена наблюдала за ней, не делая попытки приблизиться, но и не убирая оружие. Она чувствовала в себе знакомую холодную осторожность, но теперь к ней примешивалось что-то еще, что-то липкое, неприятное. Чувство, которое зарождалось редко — и почти всегда касалось прошлого. Словно в подтверждение ее мыслей, незваная гостья вдруг резко выдохнула, провела дрожащими пальцами по горлу и, несмотря на явное потрясение, нашла в себе силы огрызнуться:
— А ты какого ляда с ножом кидаешься, припадошная? — Голос сорванный, но в нем слышалась злость, попытка взять себя в руки. — С визитом я.
Невена не ответила. Просто смотрела, впитывая каждую деталь, каждый дрожащий вдох, каждый оттенок света, что играл на ее коже.
Визитом. Смех один, да и только.
Несдержанно хмыкнув, девушка крутанула кинжал в руке, отправляя его в ножны на бок и уточнила:
— Какой визит проходит через темные закоулки, вломившись в чужое пространство, где каждый предмет может стать оружием? Какой визит начинается с попытки пробраться незамеченной? Явно не визит вежливости…
Что-то в ней, в том, как она прижималась к стене, в том, как ее аура вибрировала от недавнего потрясения, не давало сразу назвать ее лгуньей или воришкой.  Чувство беспокойства не уходило, напротив, становилось только сильнее.
— Теперь я хочу услышать правдивый ответ, а то негоже называть “припадошной” ту, что имеет довольно высокий шанс прирезать незваного гостя в ночи. Верно?
Выяснять отношения и ругаться совершенно не хотелось, но этот всклоченный, немного злобный вид эльфийки, показался Невене довольно интересным. Что юная ушастая дева забыла в месте, где ее не должно было быть вовсе?
— … не рассеиваешься сияющей пылью в пространстве, значит жить будешь. — Сократив между ними расстояние, Невена протянула эльфийке руку и позволила ей пару мгновений на раздумья: — Коль с визитом, то хоть представься…

Невена медленно выпрямилась, наблюдая за эльфийкой, которая все еще осторожно поднималась с пола, словно проверяя, не рухнет ли снова. В слабом свете кузницы ее силуэт казался еще более хрупким, но в движениях чувствовалась скрытая сила, настороженная гибкость дикого зверя, готового сорваться в любой момент. Незнакомка явно не была здесь по собственной воле, но ее поведение выдавало нечто большее, чем простую растерянность или неловкость случайного гостя. В ее взгляде мелькала усталость, смешанная с напряженной готовностью защищаться, если потребуется.
Невена не торопилась что-либо говорить, давая той возможность самостоятельно прийти в себя. Несмотря на внезапное появление гостьи, кузница оставалась местом, живущим по своим собственным законам. Здесь не терпели суеты, не бросали слов на ветер и не тратили сил впустую. Огонь, раскаленное железо и запах угля диктовали ритм, не позволяли отвлекаться на нечто несущественное. Но сейчас, как ни странно, что-то подсказывало Невене, что этот визит не был случайностью, и игнорировать его было бы ошибкой.
Снаружи дождь все еще не разыгрался в полную силу, но первые капли уже начали рассыпаться по крыше редкими ударами, едва различимыми сквозь шум пламени. Однако внутри кузницы стояла сухая, густая жара, пропитанная запахом руды и металла, и казалось, что никакая влага не сможет проникнуть сквозь это пекло.
— Давай я просто уйду, ладно? — неожиданно раздался ее голос, и в нем не было той наглости, с которой Невена привыкла сталкиваться у случайных гостей.
Девушка склонила голову чуть набок, оценивающе оглядывая незнакомку. В ее словах прозвучало нечто, заставившее кузнеца напрячься. То ли неловкость, то ли попытка скрыть истинные намерения, но факт оставался фактом — эльфийка явно не хотела задерживаться, и это было странно. Те, кто по-настоящему оказывался в беде, обычно пытались ухватиться за любую возможность спрятаться, укрыться, пусть даже на время. А эта гостья… Она торопилась уйти, словно боялась, что ее здесь задержат.
— Никто тебя не держит, — Невена наконец заговорила, но ее голос оставался ровным, спокойным, словно отточенное лезвие. Девушка напряглась, и по ее лицу скользнула едва заметная тень досады, быстро сменившаяся обычным выражением. Она явно не ожидала таких слов, но попыталась скрыть это.
— Я Сеа, — через пару секунд ответила она, чуть запоздало, будто только что вспомнила, что следовало представиться.
Невена никак не отреагировала, лишь продолжала изучающе ее разглядывать, запоминая малейшие детали. Ее собственное имя незнакомке знать было ни к чему, да и вряд ли оно что-то бы ей сказало. Эльфийка могла быть кем угодно, и до тех пор, пока это не становилось ее личной проблемой, кузнецу было безразлично. Однако то, что она пыталась уйти слишком быстро и это вызывало вопросы.
— Здесь не место для заблудившихся, — наконец произнесла Невена, слегка скрестив руки на груди, давая понять, что вежливый разговор на этом не закончится. — Если ищешь убежище, выбрала не тот дом. Если думаешь, что можно просто пройти сквозь кузницу и исчезнуть, ты ошиблась. А если пришла с намерением что-то украсть… то, боюсь, из тебя никудышный вор.
Сеа прикусила губу, и ее пальцы слегка дрогнули, словно она раздумывала, стоит ли возразить. В ее взгляде мелькнуло что-то вроде уязвимости, но на смену этому чувству быстро пришло раздражение. Она явно не привыкла, что ее вот так вот прижимают к стенке, даже без оружия в руках.
— Меня зовут Невена и я могу тебе помочь, если ты действительно нуждаешься в помощи. Тебе решать…

Невена молчала. Молчала так, как умеют молчать только женщины, которым не нужно кричать, чтобы их услышали. Она не шевелилась, не делала ни шага, и все же казалось — кузница чуть дрожит от ее присутствия, будто сама кованая сталь в стенах ощущала, как девушка набирает в грудь воздух. В глазах у нее стоял огонь — не тот, что горит в горне, а тот, что может разжечь кости, если долго держать взгляд на человеке, что пытается увильнуть с добычей.

Кузнец посмотрела на эльфийку с тихим, беззвучным предупреждением, в котором плескалась не ярость, а нечто гораздо опаснее — спокойная, расчетливая решимость. Девчонка перед ней пыталась быть игривой, дерзкой, почти кокетливой — как кошка, что вцепилась когтями в занавеску, но делает вид, будто это был элемент танца. И все же в этих жестах, в шутках и оборотах была щербатая нить, тонкий страх. Эльфийка играла, чтобы скрыть дрожь в голосе. По-крайней мере, так показалось наблюдательной Невене.

— Убедиться? — глухо отозвалась девушка, приподнимая одну бровь. Она медленно сняла с крюка короткое, увесистое кованое шило, что висело среди прочих инструментов. — Думаешь, я проверяю воров через ласковый допрос?

Нева сделала шаг, не угрожающе, не торопясь — но эльфийке это движение прозвенело в висках, как колокольчик у палача. А ведь действительно, выглядела девица словно птенец — грязный, нахальный, встрепанный, но живой, как жизнь сама. Глупо было бы раздавить ее. Глупо — и не по правилам тех, кто держит в руках сталь и молот. Молот ведь не только крошит, он еще и кует.

Невена остановилась всего в шаге от Сеа. Наклонила голову чуть набок, будто бы всматриваясь — как оценивают руду перед тем, как кинуть в огонь. На бедре у девчонки — кинжал. Умело прикреплен. Тело — расслабленное, но в этом расслаблении есть пружина. Прыгнет, если загнать в угол. Или укусит. Или заплачет. От таких, как она, можно ждать чего угодно.

— Это не моя кузня, — наконец ответила Невена, словно разрешая разговор. Голос у нее был ровный, без лишней интонации, но с той тяжестью, от которой язык сам тянется к вежливости. — Но я предана ее владельцу, как отцу. Так что, если что-то в ней взято без спроса — оно возвращается. Сначала — в руки. Потом — в сердце. Поняла?

Девушка протянула руку — медленно, как к дикому зверю, — и, не отводя взгляда, вытянула кинжал из ножен на бедре Сеа. Сделала это с почти материнской уверенностью: не спрашивая, не сомневаясь, не торопясь. Кинжал взвесила в руке. Простой, но качественный. Эльфийка не новичок.

— А сказки, — неожиданно продолжила кузнец, поворачивая клинок в пальцах, — я слушаю. Иногда. Если голос у рассказчика приятный. И если в сказке есть кровь.

Девушка отложила кинжал на стол, рядом с другими железками. Не отдала, не спрятала — просто положила. Мол, если захочешь — вернешь. Если решишь остаться.

— Так вот, — Невена вновь посмотрела прямо, прищурившись, — если ты не воришка, а просто бездомная пташка, свалившаяся с мокрого дерева, то можешь устроиться у стены. У очага. Подальше от инструментов.

Пауза. Потом, уже мягче:

— Или можешь выйти тем же путем, каким влезла. Но если останешься, то без трюков.

Невена чуть склонила голову, наблюдая, как эльфийка пытается сообразить, в какую сторону дернуться. И тогда, вдруг, в уголке рта Невены появилось нечто, похожее на улыбку — хищная тень, неожиданно нежная. Взгляд стал теплее. На какую-то долю секунды.

— Но скажу честно. Ты любопытная. Слишком яркая для воришки. Слишком… живая. И красивая — если закрыть глаза на твое отношение к личной гигиене.

Кузнец развернулась, отвернулась, как будто разговор окончен. Кинула шило обратно на крюк, шум металла ударил по тишине. Потом, не глядя:

— Если проголодалась — хлеб в углу. На полке. А в кувшине есть немного молока.

Звук ее шагов был тяжелый, размеренный. В каждом шаге — сила, как в ударе молота. Она больше не смотрела на незванную гостью, но вся ее спина говорила: “Я чувствую тебя. Каждый вдох. Каждый взгляд”. И это ощущение — будто находишься в чужом логове, но хозяин пока не решил, выгонять тебя или оставить.

Воздух в кузнице наполнился металлом, дымом и теплым хлебом. Невена уже подошла к столу с заготовками, когда в ее голосе вновь прозвучало нечто странное — насмешливое, но почти дружелюбное:

— Если обождешь немного, то я закончу и мы сможем уйти в мой дом.

И пусть ночь за окнами хлестала дождем, а кузница казалась отрезанной от всего мира, между двумя женщинами возникла напряженная, тонкая нить — не доверия еще, но интереса. Та самая нить, из которой потом куют не только ножи, но и союзы. Или предательства. Или легенды.

Взглянув на стол, девушка решила, что не будет при незванной гостье доделывать будущий артефакт. Поэтому сбросила его себе в карман, а сама подошла к наковальне, где лежал начатый сегодня ею меч. Невена быстро раскалила металл. Движения ее оставались точными, отточенными, как рубленые строки в забытом боевом заклинании: молот — вверх, удар, поворот запястья, снова — вверх. Металл, нагретый до добела, пел свою исконную, первобытную песню, и кузнец внимала ей с тем же уважением, с каким другие внимали бы богам. Сталь под ее руками становилась чем-то живым, послушным, но требующим жертв. И потому Невена не спешила отрывать взгляд, пока кусок железа не начал принимать очертания, нужные ей. Только тогда, повиснув в затихающем звоне, молот опустился. Только тогда кузнец повернула голову — медленно, с той неторопливостью, которую себе позволяют лишь те, кто ничуть не боится, что им придется обороняться.

Девушка вновь взглянула на довольно разговорчивую эльфийку. Та и правда не пряталась — ни тела, ни мыслей, ни этой своей хищной, дерзкой усмешки. Лицо, будто нарисованное тонким пером, оживало в каждом изгибе, в каждом взгляде. Невена увидела, как в ее глазах метнулась какая-то слишком яркая мысль, от которой та невольно усмехнулась. Заметила, но ничего не сказала. Уголок ее губ дрогнул на миг, будто что-то не то усмешкой, не то предостережением.

— Лояльность, говоришь, — сухо заметила она, подходя ближе. — Ты забавно ее проявляешь.

Слова были сказаны не то чтобы в упрек. Скорее, как констатация факта. Как удар молота, точный и без суеты. Когда же Сеарис подмигнула, отпуская очередную из своих вольных шуток, Невена прищурилась и склонила голову. Ее рука на мгновение коснулась рукояти кинжала, теперь уже лежавшего на столе. Кинжал был неподвижен, как и сама кузнец. Но в этом спокойствии таилась опасность, будто в неподвижности змеи перед броском.

— Сердце не возвращать? — повторила она, не скрывая собственного интереса. — Смело. Хотя у таких, как ты, оно все равно не на месте. То под языком, то в кармане, то у чужого в постели. Не больно-то его и вернешь — оно вечно в пути.

Она остановилась в полушаге, разглядывая грязную ногу, которую Сеарис с достоинством приподняла, будто это был изысканный башмачок, достойный королевских чертогов. Невена ничего не сказала, но взгляд ее стал тяжелым, почти осязаемым. Так смотрят не на грязь, не на порезы и даже не на кровь — так смотрят на глину, из которой можно вылепить нечто стоящее. Или же раскрошить и развеять по ветру.

Когда эльфийка, подчинившись мнимо небрежно, заняла место у очага, Невена вновь отвернулась. Вернулась к своим делам. Молча. Как если бы в этом жесте было больше принятия, чем в любых словах. Кузница вновь наполнилась гулом, треском огня и мерным звоном работы. И все же в этом звуке теперь слышался и другой ритм — более тонкий, живой, будто в воздух вплелась новая нота.

Девушка слышала, как эльфийка усаживается на пол, как пригубливает молоко, как тепло касается ее замерзшего тела, будто вкрадчивый зверь. Невена не поворачивалась. Она слышала все — дыхание, глотки, как посуда коснулась пола. И когда голос Сеарис, приглушенный, теплый, начал плестись в воздухе, словно мягкий шелк, Невена замерла на мгновение. Только на миг. Потом продолжила шлифовку.

— Бродяга, — повторила она, уже спустя паузу. — Смешное слово. Как будто человеку достаточно уйти с дороги, и он сразу становится чем-то особенным.

Ее голос был спокойным, но внимательным. Как если бы она слушала не историю, а камень, о который стекает вода.

— Оседлый, но не свободный. Странствующий, но без воли. Похоже на тебя, — добавила она, все еще не глядя. — Ты вроде бы вольна, а смотришь на кинжал, как на утраченный кусок сердца. И ищешь место у огня, как будто знаешь — не везде пустят. А уж тем более — не везде оставят.

Невена обернулась. Теперь в ее взгляде было меньше угрозы, но и меньше уступок. Только веское, почти усталое понимание. Она знала таких, как Сеарис. Слишком много яркости в глазах. Слишком много пустоты в груди. Вот только почему?

Невена не сразу отвечает — тишина между ними расползается, как масло по раскаленному хлебу, густая и ароматная. Она молчит, не потому что нечего сказать, а потому что в ней шевелится то, что редко просыпается — смех, настоящий, живой, почти добрый. И немного досада. Та самая, которой заражаешься от слишком яркого человека — вроде бы ничего не сделал, а хочется рявкнуть, только чтобы вернуть себе тишину.

Но она не рявкает.

Девушка вдыхает — запах дерева, раскаленного металла, еле уловимый след молока, в котором кто-то, в порыве неслыханной смелости, макал губы. Присутствие Сеа — как ворвавшийся сквозняк в дом, где только что пекли хлеб: неожиданное, будоражащее, слегка раздражающее, но отчего-то — родное. Она наблюдает, как эльфийка расхаживает, словно петляющая мысль, то приближаясь, то удаляясь, то снова возвращаясь. Шаги ее — то пыль в лучах, то музыка. Легкая, своенравная, с подвохом в каждом звуке.

Сеа подходит ближе — дерзко, почти нагло, но не из жестокости. Она будто не умеет по-другому. Смотрит через плечо, вторгается в пространство не физически, а сущностно — ее присутствие плотное, как пар, пахнет чем-то острым, живым, беспокойным. И когда она произносит про “ветер в ставни, волю в дом”, Невена чуть напрягается. Не физически — внутри. Как металл, что слишком быстро остудили. В ней поднимается не страх — настороженность. Чистая, как острое лезвие.

— Ты — ветер, я — наковальня. Ты приходишь, а я остаюсь. Но что, если ты — не ветер, а буря? Врываешься, опрокидываешь все, а потом исчезаешь, оставляя за собой только качающуюся дверь.

В голосе нет укора. Только констатация. Признание, которому не нужен ответ. Ее глаза смотрят впрямую, в самую суть. Спокойно. Жестко. Добро — но на ее условиях. И все же в Невене нет холода. Она смотрит на эльфийку, и в этом взгляде читается все: неосуждение, неуступчивость, и та самая тихая благодарность, что можно ощутить только к тому, кто пришел не ради дела, не ради победы, а просто — чтобы остаться рядом, хотя бы на миг. Её губы чуть трогаются в улыбке — не весёлой, не язвительной. Настоящей.

— А рассказчику, может быть, стоит слушать не меньше, чем говорить. Потому что, может статься, у кузнеца тоже есть история. Только вместо речей — ожоги. Вместо сказок — шрамы… но, мне очень интересно, чем закончится твоя история. Так что, я замолкаю…

Она подходит ближе. Не чтобы вторгнуться — чтобы быть рядом. Сеа стояла как вызов, как искушение, но теперь Невена была не в ответе, а в выборе. И она выбрала — не бояться.

У меня нет мечей. Только молот. Он делает, а не разрушает. Он придает форму. Ты — как металл до ковки. Горячая, беспокойная. Живая. Мне интересно, что из тебя выйдет, если не мешать тебе гореть.

Она дотрагивается до плеча эльфийки, чуть сжимая, — легко, будто проверяет, не иллюзия ли. Не чудится ли ей вся эта огненная вихревая натура. Невена разворачивается, уходит к верстаку. Ее шаги звучат тише, чем обычно. Она снова берется за работу, но руки движутся медленно — не потому, что устала, а потому, что в голове ее крутится голос Сеа. Наглый, веселый, дерзкий. И страшно теплый.

Она не говорит больше ни слова, но в ее каждом движении теперь — признание. В том, что эту ночь она запомнит. Как воздух. Как огонь. Как встреча с тем, кто может быть не врагом, не другом, но чем-то более тонким — искрой, что раздувает в тебе пламя, даже если ты считал, что остыл навсегда.