ХАЙМЕ «ХАРПЕР» ПАСКАЛЬ
Барон Каргоса

Aaron Taylor-Johnson

«Теперь куда ни плюнь — не в идальго попадешь, так в кабальеро... Нынче даже лакеи подались в благородные»

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ: примерно 1529, 33 года
РАСА: человек-маг
МАГИЯ: менталистика (90%), целительство (5%), вода (5%)
РОД ЗАНЯТИЙ: декан факультета менталистики в Академии имени Святой Анны
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: остров Боргеог, Асианское море

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Энни Паскаль, сестра. Нынче предположительно — и, вероятно, действительно — мертва

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА:
[indent]Драконы — отродья Нечистого. Это истина, известная каждому с пелёнок. А ещё любой клочок неизведанной суши, игриво выглядывающий из водной глади на линии горизонта, эти исполинские ящерицы используют в качестве своих кладок, сокровищниц и ещё Бог весть чего. Словом, добрым людям туда и Церковь плавать не велит, и местные обитатели про законы гостеприимства слышали только вскользь. А где добрым людям места нет, там неизменно ошивается люд дурной.
[indent]Пиратские капитаны нередко заглядывались на драконьи острова. Итог закономерен: команды морских головорезов находили последний приют в Желудочной бухте, а пропитанные смолой и дёгтем остовы кораблей чудесно горели, прежде чем окончательно упокоиться на дне. И всё же каким-то образом отдельным счастливчикам удавалось «договориться» с местными крылатыми владыками, получив надёжное убежище вдали от власти и короны, и святош. На одном из таких богом забытых клочков земли в море жил, рос и творил — в силу своих детских возможностей — с сестрой малыш Хайме.
[indent]Двойняшки были типичными представителями детворы на краю вселенной: вечно чумазые, непонятно чьи и откуда, они носились по импровизированным улочкам наскоро слепленного на старых стоянках поселения и были таковы. Пиратские капитаны, команды и им сочувствующие относились к ребятне спокойно, справедливо рассуждая, что раз ничейные, то значит общие. Мать их то ли бросила, то ли преставилась ещё той весной, а про отца и тогда не вспоминали — в таких местах генеалогических древ не рисуют. А потому малыши Хайме и Энни в довесок получили приписку к семейству Паскаль по имени корабля, капитан которого особо благоволил островным беспризорникам. Уже тогда юный Паскаль прослыл мальчонкой со странностями. Местные сорвиголовы не боялись ни дракона, ни гнева господня, но по какой-то причине самозабвенно болтающий с куском камня ребятёнок оставлял их в настороженных чувствах напополам со смятением.
[indent]Жизнь двойняшек здорово изменилась аккурат к семилетию. Команда «Паскаля» взяла нешуточную добычу, и среди трофеев обнаружилась сфера из тех, которыми на материке все кинулись определять магический потенциал. Разумеется, пираты с хмелем и удалью тут же под шутки и прибаутки кинулись искать среди друг друга волшебников да колдунов. Конечно, все остальные поселенцы тоже приняли участие в веселье. И так естественным образом выяснилось, что детишки-Паскали имеют окрашенные в разные цвета ауры. Веселья это не остановило, но на следующий же день пошли толки: «что нам с этим делать». Необученные чародеи — личности опасные, да и каждый норовил вспомнить, как с двойняшками творилась какая-нибудь загадочная магическая чертовщина. Решение напрашивалось само собой: если коронам так угодно разыскивать магов и их же обучать, то наверняка пара магических детишек — по крайней мере один из которых не подаёт признаков слабоумия — имеет среди городских свою цену. Самих детей спросили больше из интереса, чем действительно учитывая их мнение. Хайме загадочно заявил, что всецело согласен, потому как и самому остров надоел, и камень велит двигаться через море. С Энни вышло ещё проще: та объявила готовность отправиться на материк за карамельную сладость.
[indent]Говоря откровенно, Хайме уже и не помнит, как оказался в академии Святой Анны. На корабле под чужим флагом они прибыли в порт Фрайбурга, где были представлены какому-то городскому вельможе. Какой-то городской вельможа представил их… Словом, так или иначе парочка оказалась в академии, где на долгие годы была вынуждена грызть столько гранита науки, что невольно вставал вопрос, чью крепостную стену на всё это богатство решили разобрать. К слову о граните. Хайме почти сразу же разлучили не только с сестрой, но и со всеми остальными. Однозначный уклон в менталистику требовал контроля и особенного внимания. Но Паскаль не протестовал — у него всё ещё оставался его камень с острова, ставший своеобразным талисманом. Мелкая придурь, которая не больно-то и интересовала остальных. А Хайме, не будучи дураком, лишний раз не распространялся, что камень теперь не только слушает, но и отвечает.
[indent]С годами сила мага Паскаля росла, а диковинка с острова становилась словоохотливее. Хайме пытался найти ответ в книгах самостоятельно. Пусто! Пытался обсудить с товарищами — гипотетически — но лишь инициировал обсуждение, могут ли маги земли общаться с мостовой. Крайне обтекаемо пытался узнать о таких случаях у духовника, а тому и дел мало; сказал лишь, что то Бестии терзают греховных и рукоблудством одержимых. Если оставшуюся часть той лекции отбросить, «Бестия» вполне могла бы сойти за имя. Особенно если речь о нашёптывающем камешке!
[indent]К выпуску Энни была в числе первых курсантов с равной в целительстве и ментальной магии гармонией. Хайме же в первую декаду отличников войти не смог. Несмотря на магическую одарённость и недурное владение оружием, он всё ещё паскудно держался в седле и ещё паскуднее вёл себя в обществе, за что не раз оставался на дополнительных занятиях, где в красках знакомился с этикетом, божественными текстами, а иногда и тем, и другим разом, сидя в одинокой келье и всего с тремя свечами. Так или иначе, учёба была окончена, а парочка получила по мелкому титулу и земельному наделу далеко на западе — забавная форма благодарности или поводок от кайзера детишкам, которые и с Айзеном-то познакомились только в академии.
[indent]В 1548 году Энни исчезла. Исчезла притом довольно уверенно — за несколько дней до этого она писала брату весьма зловещие письма; в её поместье хватало крови и трупов, а сама Паскаль пропала и вскоре была признана отдавшей богу душу в жестокой трагедии. Надел сестры был в нескольких днях от Каргосы, имения Хайме, но тот бывал там в лучшем случае раз в сезон, чтобы собрать деньги. По прибытии маг лично возглавил поиски (правда, участвовать в них пришлось разве что не единолично), но следов сестры нигде не было. Зато были свидетельства, что она не раз встречалась с кадетами со своего курса и не раз в личных записях упоминала Мёртвый лес. Не имея зацепок лучше, через неполный год Паскаль выпал окончательно из общества и отправился к самым северным границам Айзена.
[indent]Девять лет Хайме метался от кондотты до вольной кампании, от вольной кампании до кондотты. На границах всегда была работа для тех, кто хочет сунуться носом чуть глубже в Тотенвальд или угомонить заблудившуюся группу мертвяков. Все эти годы, полные крови, дешёвого кислого вина и других атрибутов наёмничьего быта, Хайме провёл инкогнито под именем Харпера из Гатцефаля. Возмужавший и уверенно держащийся с оружием, маг был надёжным боевым товарищем. И почти без странностей — годы научили Хайме разговаривать с Бестией, заключённой в камне, посредством ментальной связи и без всяких слов. Притом связь укрепилась настолько, что порой он мог видеть её облик. О том, что в камне не принцесса, стоило догадаться ещё с десяток лет назад, когда Паскаль поцеловал булыжник. Незнакомка была эльфом, но рассказывать о себе не торопилась, разве что предпочитала раздавать советы напополам с критикой. Больше всего прочего ей хотелось вернуть себе свободу, а потому она неизменно требовала её от Хайме. А Хайме — что Хайме? — свободы ей дать не мог. Разве что раскурочить камешек кувалдой, но едва ли это могло быть верным решением.
[indent]За наёмничьи годы в качестве Харпера маг понял несколько простых вещей. Первая — если достаточно решительно скандалить с эльфийкой и приправить аргументы грубым словом, она умолкнет на годы. Вторая — если наёмникам и удавалось добыть некроманта, то сказать злодей много не мог. Во-первых, потому что не хотел, как и положено приличному злу. Во-вторых, по причине того, что во время захвата некромант очень талантливо самоубивается о наёмников. Вот только Хайме узнал парочку из них. Картинка складывалась довольно логично: ведь где ещё, как не в академии Святой Анны, можно обучиться магии? Положим, где-то можно. Но эти явно были оттуда. 1557 год выдался на редкость неудачным. Отряд, в котором был Харпер, разбили; поиски сестры можно было окончательно считать неудачными; а карманная эльфийка, которая была с ним с детства, дала магу отставку и была такова. Последние дни на границе Паскаль провёл в компании Фритигерна фон Гелльгора, ещё одного выжившего. Ему же и рассказал свою историю, умолчав о камне. С ним же и распрощался с взаимным пожеланием удачи, чтобы скоро снова встретиться коллегами в академии — Хайме Паскаль лично рекомендовал оставшегося без надела дворянина на ставку профессора истории и знатока народной памяти.
[indent]В ряды преподавателей академии барон Каргоса вошёл легко; опытные менторы были весьма ценны, учитывая специфику обучения нового поколения менталистов. К 1560 году Хайме Паскаль получил ставку декана после того, как предыдущий скончался во время слишком дерзкого эксперимента с собственным сознанием. Но даже новая должность не помогла найти Хайме заговор в академии, который рисовало ему сознание. Или не пока не помогла? В конце концов, новые группы всё ещё собираются в Тотенвальд, драконы признаны друзьями людей, а мертвецы перешли в наступление. Ещё и камень, давно ставший пресс-папье, неожиданно подал виноватый голос. Стоит ли говорить, что харр Паскаль во всех этих событиях видит только очередной знак подумать об очередном визите к северным границам?

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

Пост

[indent]Бывают дни, когда свет Ар-Алгир в хвалебных гимнах нежно и трепетно согревает мир праведным теплом. А случаются и такие, будто всё валтово воинство лезет из Артора, дабы молоко скислить, девок попортить, а уважаемым и достойным людям день запоганить. Годфри же встречал этот день аккурат меж двух этих состояний; после утренних служб и обязательных ритуалов Трибуса божественным сакристант был сыт по горло и другие места, а Вектосовы соблазны казались бледным подобием того искушения, которым Низшего в своих проповедях награждает элианство.

[indent]Иными словами, Годфри в этот светлый субботний день отринул сакральное и выбрал человечность. Проведя ряд обязательных ритуалов, без которых маленький храм мигом бы утратил благословение и милость Императоров, сакристант сидел в кабинете и методично, со знанием дела перебирал письма. В высшей степени значительным нюансом можно было бы счесть то, что этот достойный муж находился не в своём кабинете и на письмах адресатом не числился. Иначе говоря, в непринуждённой и хамской манере Годфри читал корреспонденцию Хранительницы, закинув при том ноги в сапогах прямо на стол. Светлая госпожа изволила с очередными заботами отправиться в предместья, а потому этот достойный служитель Ар-Алгир был предоставлен самому себе, чем и без зазрения совести наслаждался.

[indent]«Мусор, мусор… Так, а тут у нас что», — со скучающим видом Годфри отбрасывал прочь письма, содержание которых было или слишком скучным, или слишком личным, но тут ему на глаза попался вскрытый конверт со сломанной печатью Священного совета. А Священный совет, как известно, будучи клиром первого сорта, не станет переводить бумагу на писульки о том, как где-то на краю земли в граничных провинциях чудно прошёл День Милосердия.

[indent]И тем не менее Годфри пришлось остаться разочарованным. В велеречивых выражениях высшее жречество в очередной раз напоминало о необходимости верно нести слово Трибуса, заботиться о своих подопечных и не допустить распространения еретических помыслов среди учеников Этерлайта. И не было в этом ничего ни удивительного, ни неожиданного; взвалив на себя все императорские тяготы по поддержанию благодетельности духа всего Азгара, Священный совет с настойчивостью желающего поцеловать рогами новые ворота барана снова и снова искал Вектеса под студенческими койками.

[indent]— Среди своих треугололобых лучше бы поискали, — буркнул Годфри, откинув прочь письмо. Священный совет, по крайней мере те, кто знал о существовании скромного уроженца Лавери, его не особо-то и жаловал. Сакристант с высоким уважением отвечал взаимностью. Слишком много лет прошло с того момента, как он впервые осознал, что слишком неистовая вера порой страшнее любой ереси. Что и говорить, самому Элиару понадобилось аж трое Вечных, чтобы нести свет и слово Книги Великого Пути. И если Трибус видел в Ар-Алгир сущность условно неделимую, Годфри нравилось думать, что эти-то божественные под масками не хуже всех прочих и поспорить могут, и в сердцах с грубым словцом отправить прогуляться меж полужо…

[indent]Небольшие светильники по обе стороны от входа в кабинет зашлись синим светом и тут же погасли, а Годфри поспешил снять ноги со стола. Не слишком изящная, но однозначная система сигнализировала, что в храме посетитель. Громко цыкнув, сакристант на скорую руку вывел грифельным карандашом на куске бумаги: «письма просмотрел, заслуживающих внимания нет, Г». Оправив одежду, он нахмурился, бросил листок поверх горы писем и отправился в центральную залу. Кого там принесло? Вопрос открытый! Сегодня новых служб не ожидалось, Хранительница не воротится так скоро, а студенты… А что студенты? Даже самые светлые души, вырвавшись из ежовых материнских рукавиц и бесконечных заучиваний молитв из Книги, способны через некоторое время осознать, что трое Императоров не следят за ними из каждой щели. Главное — меру знать в своих маленьких слабостях; подорожную грамоту в Артор не за пропущенную молитву выписывают.

[indent]— Да не угаснет небесный пламень Элиар, дитя, — завидев студентку, Годфри поспешил сложить пальцы треугольником и подвести их к собственному лбу.

[indent]За годы в Этерлайте у сакристанта сложились чудесные отношения с местными обитателями. Если кого и волновали глубинные вопросы веры и желание очистить дух флагеллантством после помыслов о декольте Ивис, они напрямую обращались к Хранительнице. Годфри же, в свою очередь, пусть и поддерживал некоторое подобие приятельских отношений с парой-тройкой студентов, видел во всём этом пёстром свете Империи явление временное; покуролесят несколько лет, да и вернутся по родовым поместьям. И тем неожиданнее было увидеть здесь в одиночестве дочь "теанских ястребов"! Не то чтобы Годфри сильно разбирался в геральдике и столичной моде делить дворянство на сорта, но постарался во время общих служб хотя бы в общих чертах запомнить детишек первых семей Империи. Словом, Серен Акташ он узнал. И ощутил лёгкий укол сожаления, что эту во всех отношениях благородную и достойную девушку из не менее достойной и благородной семьи сбагрить кому-то ещё не выйдет.

[indent]— Службы на сегодня завершены. Если у вас личное дело к нашей светлой Хранительнице, то сожалею — свет Элиар призвал её, и вернётся она только через несколько дней, — чуть поклонившись, сакристант поспешил к скамье, где стояла бутыль вина из очередного безымянного монастыря и кубок — скромные свидетели слишком откровенных утренних бесед образов Ар-Алгир с их скромным слугой.

[indent]«Так, не пойдёт, давай-ка работать».

[indent]— Однако, пусть я и не был удостоен знака триединства после Инициации, уста мои несут учение Трибуса, а руки без устали отданы заботам прихода, — пустым кубком Годфри указал на скамью, — Прошу, присядьте, на вас нет лица. Чем Трибус в лице скромного сакристанта может вам помочь?

[indent]Он широко улыбнулся, но слишком отчётливо почувствовал, что лезет в болото, где штаны придётся обмочить по самую задницу — Серен Акташ, несмотря на заслуги и личные, и династийные, сейчас была похожа не на дочь члена Совета Верховного, а на нашкодившую школьницу.

[indent]А может, так оно и было?

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Есть ли вам 18 лет? |  да
Если да, то нужен ли вам доступ в раздел NC18+? да