ЭВЕ́ЛИ́С МАРГАРИ́ТА ХИМЕ́НА МЕДИ́НА
Баронесса

Emilia Clarke

Огонь — это жизнь и смерть в одном.

ДАТА РОЖДЕНИЯ, ВОЗРАСТ: 06.06.1539, 23 года
РАСА: человек
МАГИЯ: стихийная, огонь (80/10/10)
РОД ЗАНЯТИЙ: офицер мажеского корпуса Кастилии
МЕСТО РОЖДЕНИЯ: г. Калабра, Кастилия

РОДСТВЕННЫЕ СВЯЗИ:
Маргарита Медина (урожд. Сен-Совер) ― мать, погибла в 1553 году.
Диего Медина, герцог де ла Серда ― отец, 45 лет.

Рикардо де Медина, стихийник (огонь) – родной младший брат, 19 лет.
Монсеррат Медина – родная младшая сестра, 18 лет.
Камилла Медина – родная младшая сестра, 13 лет.

Макдара Медина, полуэльф, целитель – бастардный брат по отцу, 24 года.
Нихасса Медина, полуэльфийка – бастардная сестра по отцу, 16 лет.
Гвенллиан Медина, полуэльфийка – бастардная сестра по отцу, 8 лет.
Мэйлир Медина, полуэльф – бастардный брат по отцу, 8 лет.

Армандо Риарио, маг-менталист – сложновый брат по отцу, 18 лет, о родстве наверняка неизвестно.
Филипп Сандавал – ещё более сложновый брат по отцу, 9 лет, о родстве наверняка неизвестно.

ИСТОРИЯ ПЕРСОНАЖА:
Режут губы её поцелуи,
Онемела в ней печаль.
«Она никого никогда не полюбит, ―
Говорят люди. ― Она живая сталь»

Всё пошло наперекосяк с самого начала. Первая из законных детей, она родилась почти на месяц раньше срока, потому как отец вдруг вернулся из похода с бастардом на руках, что, конечно же, не понравилось матери. Не то чтоб Маргарита осознанно приняла решение внезапно разрешиться от бремени, но припоминала это достаточно часто. Спустя несколько дней писарь допустил ошибку в имени новорождённой девочки и так Эвелин превратилась в Эвелис. Менять ничего не стали: необычное звучание понравилось Маргарите.

Беспощадно крикливая, слабая и болезненная, Эвелис сводила с ума равно и мать, и кормилицу, и нянек, но возраст постепенно брал своё и уже к трём годам она стала пусть всё ещё болезненным, но тихим и послушным ребёнком. Златокудрая, большеглазая, так похожая на Макдару, она не понимала, почему люди порой странно перешёптываются, глядя на неё. Но поняла однажды, когда услышала незнакомое слово и робким шёпотом, когда рядом не было совсем никого, спросила у Маргариты, что значит “бастардка”.

Со временем Эвелис болела всё реже и реже, пока вовсе не перестала. Было ли это влиянием старшего брата, у которого пробудился его дар или же она просто выросла и окрепла? Собственный огненный дар раскрылся незадолго до восьмилетия — обошлось без пожара лишь потому, что Эва в это время была на улице, под руководством учителя пыталась нарисовать пейзаж и ужасно злилась, что не получается легко и красиво. Холст сгорел быстро, а масло — вонюче. С началом сезона плодов её отправили в Академию.

Маргарита вздохнула с облегчением. Определяющая сфера, одна из реликвий рода Медин, ещё в первые дни показала огненную магическую гармонию Эвелис, но всегда оставался шанс того, что дар так никогда и не пробудится, как это случилось с её отцом.

Калабра, смутное воспоминание, полное солнечного жара, сладких цветочных ароматов и свободы, нравилась Эвелис больше дворцовой жизни, где царил строгий по детскому представлению протокол, не было свободного доступа в сады, а взрослые шептались за спиной, но даже Альтамира с её порядками, постоянным оцениванием и требованиями научиться всему и сразу показалась Эве раем в сравнении с Академией, где не было привычных роскоши и комфорта, и что хуже всего — не было слуг. Накануне отъезда она слышала, как Маргарита шёпотом ругалась с Диего, почти требуя найти какого-нибудь одарённого ребёнка прислуги, оплатить ему или ей обучение и отправить вместе с Эвой, чтобы ей не пришлось осквернять подошвы прахом бытия, но Диего категорически отказался.

Эвелис злилась, плакала, ненавидела отца, училась обслуживать себя самостоятельно, снова злилась, снова плакала и снова ненавидела отца, но, вернувшись после первого года домой, почему-то ощутила себя на голову выше изнеженных столичных ровесниц. Орудовать шпагой и дагой ей нравилось больше, чем художественными кистями, а тренироваться с огнём — больше, чем музицировать.

А ещё — ей постоянно приходилось что-то кому-то доказывать. Доказывать другим, что она не бастардка. Доказывать старшему брату, что она сильнее, чем ему кажется, она может продолжать тренировку, даже если уже почти без сил, что она не беззащитна, что её не нужно опекать, что она может сама постоять за себя. Доказывать матери, что она может быть лучшей в учёбе. Доказывать отцу, что она может быть кадеткой Академии и сохранять приверженность традициям своего рода, равно медовым и отравленным. Доказывать всему этому миру, что она может быть равной мужчинам, что, если Господь дал ей возможность рожать, это не значит, что замужество и роды это всё, для чего она годится.

Доказывать, доказывать, доказывать, бесконечно доказывать что-то кому-то, стараться быть лучше, сильнее, умнее, быстрее, выносливее, выбиваться из сил, но продолжать… и не верить в себя даже когда остальной мир уже поверил, и прятать это глубоко в себе за внешней и живостью, и самоуверенностью, и высокомерием, но проявлять гневливостью, азартом и неумением вовремя отступить.

Внезапная гибель матери стала серьёзным испытанием для выдержки Эвелис, а выдержка эта в её четырнадцать лет была и без того невелика. Королевскому замку пришлось пережить несколько пылких девичьих срывов и эмоциональных пожаров, а после наступил сезон плодов и Эва вновь вернулась в Академию. Мрачная, полная скорби и горя, но исполненная решимости взять под контроль внутреннее пламя, научиться держать его в узде крепче прежнего. В тот год куратор чаще обычного писал Диего обо всех его детях, учившихся в Академии, но об Эвелис всякий раз прибавлял, что “усердная практика и гранит знаний интересуют её больше, чем юноши”.

Эвелис притворялась, что она сильнее этой боли; заглушала её тренировками и громким смехом, широкими улыбками и внешней холодностью, сквозь которую нет-нет да прорывался пламенеющий внутренний хаос. Мало кому приходило в голову пользоваться уязвимым состоянием Эвы в тот год, но те, кому хватало на это недальновидности, достаточно быстро обнаруживали уязвимость собственного желудка перед обычной столовой едой… в тот же год она начала стараться переставать доказывать что-то всем вокруг. И попросила Макдару сделать её волосы такими же светлыми, как и у него.

“Пусть то, чего я раньше стыдилась, станет короной, которую я буду носить с гордостью”.

Последний год в Академии — год без Макдары — стал испытанием, но для Эвелис, которая видела цель и не видела препятствий, не было такого испытания, с которым бы она не справилась. Гнев подпитывал её, вёл вперёд, жажда стать лучшей, желание ощутить реальное, а не мнимое превосходство над другими стали топливом, на котором её пламя горело ярче прежнего.

К моменту выпуска она была первой в магии, и в пятёрке лучших по фехтованию.

А дальше — служба на границе, возвращение в Кастилию, стараниями мажеского корпуса которого Эвелис получила титул баронессы; дальше — сопровождение Адриана Альтамирского к злосчастному аббатству; дальше — подавление бунта, безжалостное выжигание предателей и изменников…

Дальше — к пределу возможностей и шажок за его грань ради удовлетворения амбиций личных и государственных.

ПРОБНЫЙ ПОСТ:

пост

Секундное замешательство стало переломным моментом в бою. Скирлауг не то от потрясения, не то от внезапной радости даже почти не сопротивлялся, когда его заботливо укладывали на журнальный столик. Тот, конечно же, затрещал, хрустнул и разбился, и осколки неприятно упирались в спину. Возможно, порезали пиджак, но это неточно.
О цене пиджака дракон сейчас не думал, глядя на Ланселота.

— Я сказал: Лансель, — на губах Скирлауга появилась паскудная ухмылка. Он знал, как рыцарь ненавидит такую вариацию имени. Помнил, как тот, будучи ещё совсем зелёным подростком, гневно орал на уже тогда старого дракона. Мол, я Ланселот, Ланселот! Ну или хотя бы Ланс, если так сложно выговорить полное имя.

Не сложно, Лансель, не сложно. Просто ты очарователен в злобе своей.

Скирлауг благородно не обратил внимания на ножку, которая упиралась ему в горло. Неприятно, дискомфортно, почти больно, и вообще от этого возникает странное желание проблеваться – со всеми особенностями человеческого тела Скир ещё не ознакомился. Технически, конечно, у него на это было пятьсот лет своей прежней жизни, но ошибочно полагать, что он был существом, умевшим превращаться в дракона.

Это в человека он превращаться умел.

И не любил – слишком уж люди слабы и уязвимы. К тому же, они живут совсем без крыльев, не говоря уж о необходимости термически обрабатывать мясо, потому что с сырым их хилые зубки и слабые челюсти не справятся…

— Полегче, рыцарь, — прохрипел Скирлауг. Ланселот, кажется, увлёкся. Стоило отвлечь его ещё сильнее. — Мне нравится твоя новая туша, — дракон опустил ладони на бёдра Ланселя. Скользнул ими выше, по бокам, а потом… — И эти твои женские штуки – их приятно трогать, — он жамкнул рыцарские сиськи.

Скирлауг вскинул колено, и колено это с силой врезалось в подтянутый женский зад. Лансель кубарем перелетел через дракона, и тот незамедлительно вскочил. В это краткое мгновение он успел поправить платочек в нагрудном кармане, одёрнуть полы и рукава пиджака и стряхнуть с него стеклянные осколки.

— То есть ты знал, что это казино принадлежит мне и всё равно полез туда? — взревел Скирлауг.

Мимолётное благодушие от встречи с Ланселотом как рукой сняло: теперь посреди комнаты вновь стоял разъярённый Скирлауг, чьи человеческие черты размазывались, приобретая всё больше опасного сходства с драконом.

— ТЫ – ВЕДЬ – ЗНАЕШЬ! — Скирлауг швырнул в Ланселя ножкой стола, которой его душили полминуты назад. — КАК – Я – ОТНОШУСЬ! — следом полетела вторая ножка и – внезапно – диванная подушка. — К – СВОИМ – СОКРОВИЩАМ!

Нет, Ланселот, бесспорно, благородный рыцарь и всё такое – Скирлауг даже успел убедиться в этом за период их короткого по драконьим меркам знакомства – Ланс умел проявить себя с хорошей стороны. Но хватило ли бы у него наглости намеренно плюнуть дракону в душу, осквернив его казино?

Скирлауг не знал ответа на этот вопрос. Но одна только мысль о том, что Ланселот мог так предать его, доводила дракона до состояния боевого бешенства.

Что-то громко затрещало. Брызнуло осколками стекло – Скирлауг уже был слишком велик для того, чтобы помещаться в комнате, поэтому разбил хвостом окно, высунув его наружу под дикие крики Ланселота: верещал что-то про рептилоидов и психушку…

Скирлауг начал глубоко вдыхать, раздуваясь в размерах, злобные горящие глаза уставились в грудь рыцаря, ещё мгновение и…

…с оглушающим грохотом пол обвалился и оба – Скирлауг и Ланселот – полетели вниз.

Скирлауг чихнул огнём и стёр с уже человеческого лица бетонную пыль и взвесь штукатурки.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
Есть ли вам 18 лет? |  да
Если да, то нужен ли вам доступ в раздел NC18+? |  да